Всё, что требовалось от Свистуна, так это по-тихому перерезать горло купцу, прибывшему из Аланя, и забрать у него небольшой деревянный пенал. Купец должен был получить его от местного жреца богини Уранами.
Свистун выследил торгаша, но того возле храма поджидали телохранители. Они проходили с ним до самого вечера, пока двое из них не отправились посетить местную баню, а остальных купец отправил приглядывать за «живым» товаром, оставив при себе только одного охранника. Тогда-то он оставил ей в условленном месте знак, что всё решится сегодня ночью.
В деревянном пенале, за которым охотилась Тармулан, должно было находиться послание одного из жрецов Братства Богини, которому удалось разыскать последнее местонахождение обоза восставших наёмников и следы Дайсана. Будучи в Хован-мяо, она случайно узнала об этом.
Один из караванщиков в пьяном угаре, проболтался, что сопровождал жреца из Цемеза, у которого было важное донесение. По его словам, жрец был тяжело болен, и всю дорогу бормотал о каких-то сокровищах, лежащих в какой-то обители и всё время, проклинал какого-то лунчира из вспомогательной конницы. То ли Шуцзы, то ли Шокси…
Слушая пьяный бред караванщика, Тармулан вспомнила свою юность и то, зачем она явилась сюда.
Когда имя Дайсана сына Роара прогремело на весь Тайгетар, она была очень горда тем, что является родственницей такого знаменитого человека. При встрече даже незнакомые люди смотрели с уважением и кланялись ей, а в замке её двоюродного деда сразу же появилось несколько знатных женихов желающих получить руку и сердце Тармулан. Среди них ходили слухи о несметных богатствах, которые захватил Дайсан.
Но вскоре всё изменилось. Редкие беглецы и израненные калеки, возвратившиеся в родные горы с равнин, рассказали о том, что война проиграна, а восстание подавлено. Дайсан с немногими уцелевшими спутниками скрылся от мести ченжеров где-то в полуночных степях. Слухи о сокровищах остались только слухами, и замок деда стал потихоньку пустеть. Старый Роар успел выдать Тармулан замуж за сына одного из мелких князьков из Лонгвара, после чего умер, оставив после себя многочисленные долги.
Покинув родовое гнездо, Тармулан переехала к мужу. В его доме она провела два самых постылых года своей жизни. Родня мужа считала, что единственным приданным Тармулан является её знатное происхождение, а больше у неё ничего нет, и ей не стоит задирать нос перед ними.
Свекровь же обвиняла её, что она недостаточно любит её сына, и потому у них до сих пор нет детей. Сам муж уделял ей мало внимания, по большей части занимаясь выяснением отношений с соседями, разговорами о вере и пирушками с друзьями.
Ей на память пришёл случай, когда она как-то раз зашла в подвал за вином и застала там своего непутёвого муженька со служанкой. Оскорблённая в своих чувствах, Тармулан швырнула в него кувшин с вином и заперлась в своей опочивальне, многозначительно пообещав супругу, что если он попытается дотронуться до неё, то она навсегда лишит его удовольствия близости с женщинами.
На следующий день в её покои пришла свекровь. Та попыталась оправдать поступок своего великовозрастного чада тем, что он мол, таким образом, избавлялся от напряжения после поединка с сыном главы враждебного их семье рода.
– Ну, тогда, пусть живёт с кобылами на конюшне или с козами! – отрезала Тармулан.– Ведь когда он уходит в горы, чтобы отразить набег или в поход, то ему приходится там испытывать куда большие лишения, нежели в стенах родного дома…
После такого оскорбления свекровь несколько месяцев не разговаривала с непокорной невесткой.
Вскоре до Тармулан дошло известие о том, что их родовой замок, в котором она родилась, где она провела свои детство и юность, за долги её деда передан в управление первосвященника Цэнпорга. Это пришлось не по нраву гордой и честолюбивой наследнице знатного рода. Она считала, что замок, в будущем, как только у неё появятся дети, должен будет принадлежать им.
Тармулан обратилась к мужу, но, ни он, ни его родичи, даже не помышляли о выкупе замка и земель, некогда принадлежащих её роду. Тогда, после долгих раздумий и терзавших её сомнений она, как ей казалось, нашла выход. Тармулан решила попробовать отыскать следы своего знаменитого дяди и его сокровища. Поэтому она бросила своего никчёмного муженька и бежала из дому.
Одинокой молодой женщине пришлось перенести немало невзгод и лишений на своём пути. Опасности подстерегали её на каждом шагу. И вот, после столь долгих поисков она, наконец, напала на след.
Тармулан пустилась вдогонку за жрецом Братства Богини, но опоздала. Послание находилось в местном храме богини Уранами, а доставивший его – на кладбище. Нанятый ею Свистун проник в храм и из подслушанного разговора жрецов узнал, что донесение будет передано купцу, который должен будет доставить его в Алань.
Молодая женщина гибко потянулась, словно кошка. Ладно, не удалось, так не удалось. Пора покидать эту дыру. Она решила, что сегодня, ближе к вечеру она заседлает своего верблюда и отправится на полдень.
Это хорошо, что она не остановилась внутри крепости. В случае чего бежать было бы гораздо труднее. А вот караванщики наверняка задержатся в городе, и потому у неё будет больше времени. Она достигнет переправы через Линьхэ раньше их. А там останется только узнать, куда они направятся дальше.
Возможно, что удобный случай появится, когда аланьский купец окажется на другом берегу Линьхэ. Обычно, оказавшись во внутренних землях империи, купцы и караванщики рассчитывали большую часть своих охранников. Грабежи и разбои караванов в Ченжере были редкостью. Эта привилегия целиком и полностью принадлежала судьям и чиновникам, ведающим сбором податей и пошлин.
Молодая женщина тяжело вздохнула при мысли о том, что ей, чей род один из старейших во всём Верхнем Тайгетаре, приходится вести такое существование, словно она воровка или наёмная убийца. Впрочем, она улыбнулась сама себе, всё же она кое-чему научилась. Например, усмирять свою гордыню. Теперь она не такая наивная, как два с половиной года назад.
Тармулан с детства внушали, что она стоит выше остальных. Любой человек, происходящий из благородного княжеского рода, должен смотреть смерти прямо в глаза и побеждать её силой своего духа.
Эти утверждения вполне устраивали честолюбивую наследницу Дайсана из рода Роара. Тогда ей казалось, что всё вокруг должно было трепетать и склоняться перед ней. А слова презренной блудницы, приютившей её в первом городе Ченжера, который она посетила: «Жрать захочешь – так ещё и не под такого ляжешь!» – звучали кощунством.
Н-да, много воды утекло с тех пор. Теперь, когда на её долю выпало столько испытаний, она многое переосмыслила и все её представления, всё её воспитание слетели с неё словно шелуха.
Весёлый смех и визг хозяйских ребятишек, резвившихся во дворе, отвлёк Тармулан от воспоминаний. Она встала, подошла к двери и выглянула на двор. Дневная жара уже спала. Тень от конюшни стала значительно длиннее, почти достигнув того места, где стоял её верблюд. Кажется ей пора, и молодая женщина стала собираться в дорогу.
Глава 14
Голубиная почта с застав принесла в Кутюм весть о появлении на границе дикарей из полуночных степей. Правда, гонец, отправленный командиром гарнизона Хован-мяо с дополнительными вестями, ещё не прибыл в Кутюм, и потому было неясно, что же произошло на самом деле. Обычный ли это набег степняков или серьёзное нападение? Но на всякий случай движение по дорогам Пограничья временно запретили, а прилегающую местность стали охранять усиленные разъезды, задерживающие всех, кто вызывал хоть малейшее подозрение.
Князь Ялунэ и тайчи Хэчи Шен в сопровождении трёхсот всадников в тот же день выступили из Кутюма по дороге, ведущей в сторону Хован-мяо. Долг наместника призывал Ялунэ находиться на своём посту, ну а молодой военачальник искал повода отличиться в бою с дикарями. Следом за ними под прикрытием сотни Железных Ястребов город покинул сиятельный князь Лянсяо, в свите которого уезжал и Химчен.
Купцы и торговцы, прибывшие в Кутюм, досадовали на задержку, но дабы не нести дополнительных убытков, решили продлить торг ещё на один день. Но торговля шла довольно вяло. Особенно недовольны были владельцы рабов, в числе которых находился Юешэ. Каждый день простоя приносил им убыток, ибо живой товар требовалось кормить.
По окончании торга купцы, караванщики и торговцы обыкновенно закатывали пир, дабы отметить удачно заключённые сделки. Наиболее богатые и почтенные представители торгового мира собирались в доме, принадлежавшем начальнику местного Приказа – Аскихету, который ведал сбором пошлин и податей.
Дом чиновника был обнесён высокой стеной, за которой располагался великолепный сад, где был выкопан пруд, в котором плавали рыбы. Само здание было расположено посреди сада. От ворот к нему вела усыпанная гравием дорожка, обсаженная по краям кустами белых и красных роз.
Обычно, каждый уважающий себя купец приходил на празднество не один, а в сопровождении своих ближайших помощников и телохранителей. Собираясь на пир, Юешэ взял с собой своего старшего приказчика, Кендага и Джучибера. Молодой коттер уже довольно сносно понимал язык ченжеров, хотя говорил на нем, безбожно коверкая слова.
Выбор Юешэ пал на них, потому что редко кто из купцов мог похвастаться тайгетом-телохранителем, ну а необычная внешность Джучибера говорила сама за себя. Но главное, после ночного происшествия в караван-сарае, он ни за что не хотел отпускать от себя этих двоих. С ними Юешэ чувствовал себя гораздо уверенней.
Купец оставил Фархада в караван-сарае за старшего. Ему было приказано строго следить за порядком и за рабами.
Кендаг ошибся, полагая, что маверганец обидится на то, что его не пригласили на пир. Наоборот, когда Фархад узнал, что вместо него пойдут тайгет со своим другом, он только обрадовался, ибо как ни крути, а караван-баши чувствовал себя не очень-то уютно в ченжерском «высшем» свете.