— Да, да… Но то, что вы просите, невозможно. Я на государственной службе. Охотно бы вам помог, но это связано теперь с большими трудностями. Может, вам нужны деньги? Я готов одолжить.
— Большое спасибо, — ответила мать, — деньги мне не нужны.
Она сбежала по ступенькам, чтобы инженер не увидел ее глаз, наполнившихся слезами.
— Мама, мама, где теперь будет наш дом?!
— Вернемся в свою квартиру, доченька.
И тут госпожа Вайс обнаружила, что в спешке она забыла захватить с собой деньги и в ее кошельке осталось лишь несколько литов.
Обратно, на улицу Мапу, возвращались пешком. Медленно поднялись по лестнице. Ноги Шули болят, голова как чугунная. Мать достает из сумочки ключ, но дверь оказывается открытой. Из гостиной слышится смех и беспорядочные звуки пианино. Кто-то барабанит по клавишам.
— Не ломай пианино, — раздается голос Уршулы, — лучше продадим его.
— Дура, кто у тебя сейчас купит пианино? — слышен грубый голос. Кому нужно, придет к жиду и заберет.
— Скорей, дочка, скорей, — потащила мать за собой Шулю, застывшую на месте от страха. Добежали до ворот и едва не столкнулись с мужчиной в рабочей одежде, который шел им навстречу и загородил проход.
— Прошу прощения, — обратился мужчина к матери Шули, — не вы будете супруга доктора Вайса?
— Нет, нет, — испуганно ответила госпожа Вайс, стараясь проскользнуть мимо.
— Пропали, — мелькнуло у Шули в голове, — наверно, Уршула поставила его в воротах, чтобы поймать нас. Шуля расплакалась.
— Чего ты плачешь, девочка? — с жалостью говорит мужчина. — Я к доктору Вайсу. Он ведь спас мою дочку, как раз твоего возраста. Если бы не доктор, кто знает, осталась ли бы она в живых. Я думал, сейчас, в такое время… может, смогу чем помочь.
Мать Шули смотрит на него: да ведь это плотник, который живет на окраине. Верно, Макс долго лечил его дочь.
— Вы Паулаускас? — чуть приободрившись, спрашивает госпожа Вайс.
— Да, — радостно отвечает мужчина, — только теперь признали меня. А я вас сразу узнал. Не забыли мы, что доктор Вайс сделал для нашей дочки.
— Доктора Вайса нет, его забрали, — тихо плача, говорит мать Шули.
— Забрали доктора?! — повторяет вслед за ней столяр и в отчаянии качает головой. — Значит, опоздал я… А вы? Куда вы идете?
— Не знаю. Куда глаза глядят.
— Вот что, идемте ко мне. Я, правда, человек небогатый, но что едим я с семьей, то и вы будете есть.
Паулаускас взял оба узла и зашагал вперед, а мать с Шулей — за ним. Шли долго-долго, пока добрались до узкой улочки на окраине города и вошли в деревянный домик, окруженный садом. Паулаускас стукнул в дверь.
— Маре, привел тебе гостей!
В дверях стояла крупная женщина в пестром цветастом платье и белой косынке. Она внимательно осмотрела их своими серыми глазами.
— Входите, пожалуйста. Вы ж, конечно, устали. Садитесь к столу. Отдохните, покушайте. Вероника, — позвала хозяйка, заглянув в соседнюю комнату, — спустись-ка в погреб да достань молока.
Не прошло и нескольких минут, как в комнату вошла девочка лет двенадцати, высокая и худенькая, со светлыми волосами, заплетенными в две жиденькие косички, перевязанные красной ленточкой.
Девочка поставила на стол кринку и стала в стороне, с любопытством глядя на гостей.
— Это моя дочь Вероника, — показала хозяйка на девочку. — Если бы не ваш муж, осталась бы она на всю жизнь калекой. Присаживайтесь к столу. Мы не богаты, чтобы угостить вас так, как вы привыкли, но поделимся с вами, чем Бог послал. Не плачьте, — добавила она, видя слезы в глазах госпожи Вайс, — Господь всемилостивый вернет вам мужа. Мой мужик бегает целый день по городу, авось принесет добрую весточку. Кушайте и ложитесь отдыхать.
Никогда еще никакая еда не казалась Шуле такой вкусной, как картошка и стакан молока, которые подала на стол жена Паулаускаса.
Когда, наевшись, Шуля лежала в постели рядом с матерью под пестрым одеялом, она прижалась к ее спине и сказала:
— Мамочка, правда ведь, есть еще на свете и хорошие люди?
Но госпожа Вайс не ответила: она уже спала.
Вне закона
Войдя в комнату, Сролик увидел, что мать режет на полосы желтую материю. Он узнал желтую скатерку, которая лежала под радиоприемником.
— Ой, мама, зачем ты порезала скатерку?
— Теперь сынок, нет у евреев приемников, и скатерки не нужны. Самая нужная вещь для нас теперь — это желтая звезда, — с горькой усмешкой отвечает госпожа Левина.
Сролик внимательно смотрит на печальное лицо матери и не говорит ни слова. Только вчера они вернулись в свою квартиру на улице Мапу. Пытались перебраться через границу в Советский Союз, но не удалось. Вернулись усталые и разбитые — большую часть дороги шли пешком. Квартиру нашли взломанной и ограбленной. Лучшая одежда и посуда исчезли. Мать всегда была жизнерадостной, но сегодня она грустная, под покрасневшими глазами — синие круги.
— Все кончено, все кончено, — слышит Сролик из коридора безнадежный голос отца. Все утро не было Левина дома. Только теперь он вернулся из «дальнего плаванья», как он обычно называл свои хождения к соседям за новостями.
Хотел было Сролик спросить у отца, «что слышно», но увидел его мрачное лицо и промолчал.
— Ну, Рохл, — обращается отец к матери, — я вижу, ты шьешь нам царские одеяния… Да, царские одеяния…
Отец шагает по комнате взад-вперед, опустив голову.
— Что говорят люди, — спрашивает мать, — что думают с нами сделать?
— Важно не что люди говорят, а что подсказывает логика. Будет очень плохо. Не зря метят всех евреев.
— Мойше, — молит мать, — может, ты сумеешь достать телегу, и уедем отсюда.
— Куда поедешь? Нет дороги. Немцы всюду.
— Мойше, есть евреи, которые бежали в соседние деревни. Поговаривают, будто нас запрут в гетто.
— Если так, — говорит отец сдавленным голосом, — то и из деревень всех евреев привезут.
— Не знаю, что будет, но пока лучше уехать.
— Папа, мама, — врывается в комнату Янкеле, — знаете, кто пришел? Этеле, и Шмулик, и их папа…
Сролик быстро выскакивает за дверь. Уже несколько недель семьи портного нет в доме. Сролик знает, что они убежали в деревню. Почему же вернулись?
Очень хорошо, что Шмулик вернулся, — радуется Сролик. Его всегда тянуло к Шмулику.
Дверь в квартиру портного Когана открыта, изнутри слышны голоса. Только Сролик вошел и хотел тут же выскочить, но кто-то толкнул его к стене и загородил проход.
Отец Шмулика стоит прижавшись к столу, бледный, как мел, с узлом в руках. Рядом с ним Шмулик держит за руку Этеле. Против них, у входа, стоят дворничиха и ее дочь Бируте.
— Если не уберетесь отсюда сейчас же, позову шауляев! — орет дворничиха, размахивая кулаком перед лицом Когана.
— Верните мне хотя бы швейную машину, — умоляет Коган, — ведь машина мой хлеб.
— Ничего не вернем, — кричит дворничиха.
— Теперь я портниха, — вторит ей Бируте, — сошью желтые звезды всем жидам, — глумясь, хохочет она.
— Убирайтесь отсюда, жиды проклятые!
Сролику становится страшно: вдруг она и вправду позовет шауляев. Нужно сказать папе с мамой, пусть придут и заберут Коганов.
— Папа, мама, идите сюда! У Коганов больше нет квартиры, их не пускают.
— Пойди, Рохл, посмотри, что там, — поворачивается Левин к жене.
Левина находит портного сидящим на ступеньках с узелком на коленях. Рядом стоят Шмулик и Этеле, она вся трясется от громкого плача.
— Я не скажу вам «добро пожаловать», господин Коган, — говорит Левина, — не к добру сейчас возвращаются евреи домой. Но и то счастье, что вы живы и здоровы. А где ваша жена и маленькая Ханеле?
— Оставил их пока что в деревне. Хорошо, что они остались. Нет у нас больше крова.
— Не волнуйтесь, господин Коган, идемте к нам. Хватит места для двух семей. Дай бог, чтоб только оставили нас в покое.
И обе семьи стали жить вместе.
Желтая заплата
Бывало, каждое утро по дороге в школу Сролик встречал в конце улицы черного щенка с длинной мордочкой и маленькими заостренными ушами. Щенок был тощий и грязный, хвост его болтался между ног.
«Собачка голодная», — подумал как-то Сролик и отломил ему кусок хлеба от завтрака, который мать сунула ему в сумку. Но щенок испугался поднятой руки и убежал. Назавтра Сролик встретил его у ворот двора и снова бросил ему кусок хлеба. Щенок подозрительно посмотрел на него, но не убежал. Как только Сролик отошел от ворот, щенок торопливо схватил хлеб и проглотил его. В следующие дни он уже не боялся Сролика, а вилял ему хвостом, как старому знакомому.
Спустя неделю щенок уже провожал Сролика в школу и заходил вместе с ним во двор. Каждый день Сролик выносил ему остатки еды: хлеб, кости, немного каши или супа. Щенок уже не был грустным, хвост его полукругом задирался кверху, а при виде Сролика он радостно бросался ему навстречу.
— Слышишь, Янкеле? Песик со мной здоровается.
Пес остался постоянным жильцом в их дворе. Даже дворник не сумел его выгнать.
— Как его зовут? — спросили Сролика ребята во дворе. Они тоже стали подкармливать щенка.
— Назовем его Найденыш, — решил Сролик, — ведь я его нашел на улице.
Сролик ухаживал за Найденышем, мыл его и в конце концов привел в дом. Пес стал своим в семье Левиных. Он вырос, растолстел и превратился в чудесного пса с черной бархатной шерстью. Все жильцы дома любили Найденыша, но он привязался только к Сролику и провожал его всюду, куда бы тот ни шел. Маленький Янкеле говорил, что Найденыш целует Сролика. Он пытался заставить собаку «поцеловать» и его тоже.
Но все это происходило в те дни, когда немцев еще не было в Ковно и еврейские дети не боялись выходить на улицу…
Семьи Левиных неделю не было дома. Вернувшись, они нашли Найденыша тощим, грязным и прихрамывающим на заднюю лапу.
— Что с тобой случилось, миленький мой? — ласково погладил Сролик черную голову собаки. В ответ Найденыш дважды тявкнул и лизнул ему руку.