Бородатый распоряжался Яшкой будто был он его личный холоп – не иначе. Но у парня внутри было спокойно, не чувствовал он больше опасности от здоровяка.
Бородатый толкнул неприметную дверцу, из-за которой тут же пахнуло какими-то травами, коих Яшка никогда не нюхивал. В полной темноте, ориентируясь только на голос хозяина дома, они уложили Наталью Николаевну на лежанку. Может, и не лежанка то была вовсе, но скрипнула вроде, и тут уж Яшка совсем успокоился. Размяк. Так бы и рухнул на пол, если бы сильные руки не подхватили уже его самого. От бородатого пахло табаком и кострищем, а силищи в нем оказалось, как у медведя. И чего просил подсобить, когда сам мог вместе с бричкой и им самим хозяйку в дом допереть.
– Ей полежать надо, – кивнул бородатый, подтолкнув Яшку к выходу и притворяя дверь. – Скоро уж от бремени разрешится. А мы с тобой успеем погуторить. – И, заметив голодный Яшкин взгляд, добавил: – В печи каша, сам себе положи, мне силы еще понадобятся.
Дождавшись, когда Яшка доест кашу, оближет ложку и с тоской глянет на полупустой чугунок, бородатый начал допрос:
– Ну рассказывай: куда ты с бабой беременной через лес потащился? Если бы я вас не перехватил, аккурат в трясину бы угодили.
– Так в Медвежьи Озера, усадебка там у Натальи Николаевны имеется, – пропустив мимо ушей упоминание трясины, бесхитростно делился Яшка. Он этот лес как свои пять пальцев знает – нет здесь трясины и не было никогда. – Я просил ее в городе остаться, она упрямая, ни в какую. Хочу, говорит, дома рожать и все тут.
– Медвежьи Озера говоришь. – Бородатый задумался. – Занесло тебя друже. Медвежьи Озера, почитай, в двадцати верстах отсюда, да по прямой дороге. Ты как заблудиться-то смог?
– Вы, верно, пошутить надо мной решили, дяденька? – Яшка раздулся индюком. – Какие двадцать верст? Мой батя в этом лесу зайцев стрелял, я все детство с ним прошатался. С закрытыми глазами отовсюду выйти смогу.
– Ты вот что, – примирительно поднял руки бородатый, – не петушись мне тут, а лучше подумай, если бы лес был тот самый, как бы ты в нем заплутал? Вспомни, может, свернул где не туда?
– Не мог я не туда свернуть, – продолжал упрямиться Яшка, а сам уже про себя смекнул: могло быть такое! Они же как выехали, Наталья Николаевна все смеялась, вспоминая, как в театру ходила. Будто какой-то граф до того перебрал в буфете коньяку, что сам на сцену полез да начал актерам советы раздавать. Вроде как не по правде они все говорят, не верит он им, хоть тресни. Ну и отвлекся Яшка от дороги. Но признаваться в этом никак не хотелось. – Не мог, и все тут!
Неизвестно куда бы ушел их разговор, но скрипнула дверь, и из-за нее вышла Наталья Николаевна: бледная, что молодой месяц, руки дрожат, а по подолу пятно кровавое расползается.
Яшка бросился было к хозяйке, когда дорогу ему перегородил бородатый. От испуга Яшке почудилось, будто стал тот выше ростом и в плечах шире. Вместо лица и вовсе морда медвежья проступила. Привидится же такое!
– Сиди тут, – прорычал он, – я ей помогу.
– Да как же! Лекарь нужен ведь!
– Где я тебе лекаря посреди леса возьму? – Бородатый точно повторил недавние мысли самого Яшки. Он уже успел отвести роженицу обратно в каморку и вернуться. Подхватил с печи бадейку с теплой водой – когда только успел согреть? – и исчез за дверью, плотно прикрыв ее за собой.
Яшка весь извелся в ожиданиях. Из каморки сперва не доносилось ни звука, он даже приложил ухо к двери, но так ничего и не расслышал. Снова за стол уселся, голову руками обхватил, волосы взъерошил. И только когда Наталья Николаевна заголосила, не стерпел, рванул на помощь, вот только дверь с другой стороны заперта оказалась.
Яшка колотил в дверь кулаками, затем и ногами, а его будто и не слышали. Крик хозяйки оборвался, и уже через мгновение раздался детский плач. Яшка так и сполз по двери в облегчении. Уселся на полу и разрыдался. Кто увидит – стыда не оберешься, взрослый парень, почти девятнадцать годков, воет белугой, только губы сами в улыбке растягиваются. И как не радоваться, когда обошлось все? Теперь уж они домой втроем поедут. Хозяин рад будет, давно он наследника ждал, вот господь и смилостивился.
Короткий женский крик заставил Яшку вздрогнуть. Он вскочил на ноги, снова припал ухом к двери.
Ничего не разобрать. Лишь детское кряхтение да спор шепотом. Хозяйка о чем-то говорила с бородатым.
Дом в лесу они покинули уже через два дня. Наталья Николаевна старалась держаться, хотя ноги ее едва несли. Яшка грешным делом подумал – к упырю они забрели, вон всю кровь из хозяйки выпил, не бывает живой человек таким бледным. Едва усевшись в бричку, велела она гнать побыстрее. На бородатого даже не взглянула на прощанье. Он и сам глаза прятал, да бороду все поглаживал.
Когда выехали на прямую дорогу, Наталья Николаевна наконец заговорила:
– Не была я беременной, Яшка. Болезнь у меня случилась, которую в городе вылечили. Для того я туда и ездила. Только попробуй кому сбрехнуть, что в лесу два дня провели, с живого шкуру спущу. Понял меня?
Яшка кивнул. Да и как не понять, когда они домой вдвоем возвращаются, а за домом бородатого маленький холмик с крестом появился.
200… годВлад
Участковый заявился на следующий же день после выходки Влада. Усадил парня на стул и кружил вокруг него подобно голодной акуле.
– Так как ты говоришь, – участковый раскрыл папку, быстро пробежался глазами по написанному, – тот мужик сам себе руку сломал? С подоконника спрыгнул и аккурат на нее приземлился?
– Со стремянки.
– С какой стремянки?
– Якут со стремянки упал. Я вообще этого не видел, мне потом рассказали. – Влад уже знал, работяга его не сдал. Почему не сдал – не понял, но даже зауважал в тот момент.
Горгулья накануне вечером вызвала парня в кабинет, где его ждал хмурый рабочий с забинтованной рукой. Увидев Влада, гастарбайтер стал вовсе чернее тучи, взгляд отводил, молчал.
– Вот, полюбуйся, – шипела директриса, указывая ладонью на притихшего мужчину, – видишь? Сколько раз я тебе говорила не ходить на стройку? А если бы не он, а ты руку сломал? Как бы я оправдываться стала? Ну чего ты молчишь, Кузнецов? Нечего сказать?
– Отпустите малого, – хрипло заговорил Якут, не поворачивая головы в их сторону. – Мы уже от начальства нагоняй получили. Завтра доска придет, пол перекроем и на этом распрощаемся. Дальше крутитесь, как хотите.
– Доска у него придет! – взбеленилась Горгулья. – Да мне ваш ремонт даром не нужен. Все равно в том крыле размещать некого. Стояло оно закрытым сто лет, и еще столько бы простояло. Теперь у меня дети туда как на экскурсию ходят. Медом, что ли, им намазано!
– Малого отпустите, – уже более настойчиво. – Я со стремянки упал, он тут ни при чем. Если спросит кто, всей бригадой подтвердим – не было его с нами.
– Поздно. – Директриса в бессилии опустилась на стул, промокнула вспотевший лоб носовым платком. – Весь интернат гудит о провалившемся паркете. Каждому рот не заткнешь. Дети молчать не станут.
– Не было его с нами, – как заевшая пластинка твердил Якут. – Если и был, значит, воды приносил. В той части здания водопровода нет.
И теперь Влад с точностью повторил вчерашнюю версию для участкового.
– Да ты не бойся, малой, – рука участкового сжала его плечо, – говори, как было. Работал ты наравне с остальными, денег тебе не платили, скажи еще спасибо руки не ломали, как альбиносу вашему.
– Я вам не малой. – Влад дернул плечом, отчего то отдалось резкой болью, все же вчера и ему досталось. – Как было сказал, больше мне добавить нечего.
– Ну-ну. – Страж порядка настаивать не стал. – Если все же вспомнишь чего, звони, не стесняйся.
Влад молча поднялся и вышел из кабинета директрисы. Сама Горгулья сидела в коридоре, теребя ворот сарафана. Из открытого настежь окна тянуло вязким зноем. Всего десять утра, а жара уже стояла невыносимая. Если такое пекло в начале июня, что же будет дальше?
Увидев своего воспитанника, женщина засуетилась. Подошла, ощупала его, точно проверяя на целостность.
– О чем говорили?
– А это, гражданочка, не ваша печаль. – Наглый голос участкового заставил ее вздрогнуть. – Если понадобится, мы и с вами побеседуем.
– Мне скрывать нечего, – тут же огрызнулась директриса.
– Может, и так. Но проверить я все же обязан.
Влад так и не понял, чего от него пытался добиться участковый и зачем вообще приходил. Даже если бы Якут заявил в милицию, что с него взять? В тюрьму не посадят, потому как несовершеннолетний, штраф платить не с чего. Потрепали бы нервы для приличия и отстали. А вот Горгулья явно напряглась. Хотя и до нее Владу не было никакого дела. Его заботили другие, куда более важные проблемы.
Крыло теперь закроют, может, даже охрану выставят, как уже делали однажды. Наверняка того же Михайловича. С ним договориться будет просто, да лишние глаза и уши все равно не нужны.
– Можно, конечно, переждать, – рассуждал сам с собой Влад, понимая – не вытерпит. Горло сдавливало, голова гудела от мыслей. Он обязательно придумает выход. Сокровища его дождутся, теперь он уверен еще больше.
В закрытом крыле он оказался на третью ночь. Никакой охраны не было и в помине. Навесной замок, надежный только на первый взгляд, оказался вовсе не заперт. Точнее, аккуратно спилен с одной стороны, чего в темноте сразу было не рассмотреть.
В какой-то момент Влада охватил ледяной страх, без всякой причины. Он развернулся, стараясь не шуметь, и уже хотел уйти, когда ему на лицо легла чья-то рука, зажимая рот. Рука пахла растворителем для краски, цеплялась за отросшую щетину на щеках застарелыми мозолями. Влад попробовал вырваться, но оказался в хитроумном захвате. Вроде и не больно, а пошевелиться не может. Не получилось даже повернуться, дабы рассмотреть нападавшего.