— «Т. У. Скрам, дипломированный специалист, — прочла тетя Дот. — Летний курс математики для начинающих». Со вторника, так-так… И цены вполне разумные… Но, дорогой, тут сказано, что жилье и питание оплачиваются отдельно!
— И наверняка еще уйма денег уйдет на учебники! — проблеял дядя Бернард, сделавшийся особенно разбитым от одной мысли о деньгах, проглядывая газету, которую держал в руках. — Так, а этот круиз только в будущем месяце…
— А вот еще лагерь, который может подойти, — вмешалась Астрид. — Ах нет! Тут сказано «до десяти лет». Дэвиду же больше десяти, да?
— Ну конечно! — сказал Дэвид.
Его как будто и не услышали.
— Нет, я думаю, что Скрам нам подходит больше всего! — бодренько подытожил кузен Рональд, и тетя Дот с ним согласилась.
Дэвид слушал, как они планируют — будто его тут вовсе и нет! — упечь его зубрить математику у мистера Скрама до конца августа, и его все сильнее охватывали гнев и ужас. Кузен Рональд подошел к делу весьма основательно. Он убедил всех, что мистер Скрам — самый удобный и дешевый способ избавиться от Дэвида. Дэвид изменил свое мнение о кузене Рональде. Что касается остальных, его мнение о них в худшую сторону измениться уже не могло. Он терпел молча, пока дядя Бернард не сказал:
— Да, я тоже так думаю. Дэвид очень слаб в математике.
— Ничего подобного! — негодующе воскликнул Дэвид. Потом сообразил, что не стоит злить их еще сильнее, и сказал как можно вежливее: — Дядя Бернард, у меня с математикой все хорошо. Я в этом году закончил третьим в своем классе.
— Вот-вот, а почему же не первым? — подхватил кузен Рональд. — Ну так что, остановимся на Скраме, да?
— Скрам так Скрам, — решительно сказала тетя Дот.
Дэвид понял, что судьба его решена, и пошел ва-банк.
— Не надо! — произнес он во всеуслышание.
Все сердито уставились на него. Дэвид изо всех сил старался говорить вежливо и рассудительно, но это требовало столько сил, что его голос звучал громко и отчетливо, как у диктора по радио.
— На самом деле все просто, — сказал Дэвид. — Почему бы вам всем не поехать в Скарборо, а меня не оставить тут?
— Да ну? — язвительно спросил дядя Бернард. — И что же ты намерен делать в наше отсутствие?
— Завалить весь дом компостом и джемом, я полагаю, — вставила Астрид.
— Нет, — помотал головой Дэвид. — Это вышло нечаянно. Я буду хорошо себя вести, и вообще меня целыми днями не будет дома: я буду ходить играть в крикет.
Тут ему в голову пришла идея. Идея показалась ему блестящей.
— Знаете что: вы можете купить мне велосипед!
— Ну да, а потом ты еще и персональный автомобиль себе потребуешь! — фыркнула Астрид. — Тебе непременно «роллс-ройс» или все-таки обойдешься «мини»?
— Это даже не обсуждается, — заявила тетя Дот.
— Нет, ну почему же?! — с жаром воскликнул Дэвид. — Велосипед же обойдется куда дешевле, чем отправить меня к мистеру Скраму! Я думал, вы ухватитесь за эту идею. Видите ли, до стадиона целых три мили…
— Пойми простую вещь, Дэвид, — сказал кузен Рональд. — Ты поедешь к мистеру Скраму для твоего же блага, а не на какой-то там стадион на каком бы то ни было виде транспорта.
— Я не хочу к мистеру Скраму! — в отчаянии возопил Дэвид.
— Ну почему же? — со смехом передразнила его Астрид. — А вдруг он окажется очень приятным человеком?
— Вы-то откуда знаете? — спросил Дэвид. — Вот вам бы самой понравилось, если бы вас отправили к мистеру Скраму?
Астрид только рот разинула. И прежде чем она или кто-то еще успел что-нибудь ответить, Дэвид снова ринулся в бой, так отчаянно стараясь быть вежливым, что его голос снова сделался похож на голос диктора.
— Ну вот, смотрите сами. Я терпеть не могу жить с вами, а вам не хочется брать меня с собой, так что самое разумное — это оставить меня здесь. И вам тогда не придется тратить кучу денег на мистера Скрама, чтобы от меня избавиться. Со мной и тут все будет нормально.
Повисла долгая, жуткая пауза. Одна из блестящих зеленых мух успела трижды пролететь туда-сюда вдоль стола с докучливым жужжанием, прежде чем кто-нибудь хотя бы шелохнулся. Наконец кузен Рональд, побагровевший до самой лысины на макушке, отодвинул стул со скрипом, от которого Дэвид вздрогнул, и встал.
— Убирайся, — сказал он зловеще-ровным тоном. — Выйди из комнаты, ты, щенок неблагодарный, оставь свой обед и не смей возвращаться обратно, пока не научишься разговаривать вежливо. Ступай. Убирайся отсюда.
Дэвид встал. Он подошел к двери, которая каким-то образом оказалась на несколько миль дальше, чем обычно. Дойдя наконец до двери, он обернулся и посмотрел на них на всех. Трое из них сидели, словно обратясь в статуи. Кузен Рональд по-прежнему стоял, грозно взирая на него. Дэвид увидел, что они с кузеном Рональдом и в самом деле одного роста, и из-за этого его страх перед кузеном заметно убавился, зато он почувствовал себя куда более несчастным.
— А я на прошлой неделе взял пять калиток в матче с Рэдли! — сообщил он кузену Рональду. — А вы так не можете!
— Убирайся, — повторил кузен Рональд.
— И еще я разбил калитку нашему учителю физкультуры. Средний столбик выбил! — не сдавался Дэвид.
— Убирайся! — сказал кузен Рональд.
— С первого удара! — заключил Дэвид. А потом вышел и очень тихо и аккуратно затворил за собой дверь, несмотря на то что ему ужасно хотелось ею хлопнуть. По коридору из кухни шла миссис Терск — возможно, она несла пудинг, хотя, скорее всего, услышала, что происходит что-то интересненькое.
— Пресный серый пудинг! — провозгласил Дэвид. Но встретиться с миссис Терск лицом к лицу он сейчас не мог, потому что в глазах у него стояли слезы. Вместо этого он выскользнул на улицу через черный ход и огромными скачками понесся через сад, пока не прибежал в укромное место между стеной и компостной кучей.
Тут было жарко, как в печи. Воздух над компостом дрожал. Дэвид содрал с себя балетный свитер — заодно и слезы утер — и опустился на корточки посреди каменистого куска земли. Он, кажется, еще никогда в жизни не чувствовал себя таким злым и таким несчастным. Поначалу он был так зол и несчастен, что даже думать не мог.
Его первой связной мыслью было: как же он раньше-то не видел, что все его родственники только и хотят избавиться от него при первой же возможности! Наверно, потому-то они и требовали от него признательности: они же присматривали за ним, хотя на самом деле он им был совсем не нужен. Дэвид удивился, как он не понимал этого раньше.
Второй мыслью было, что хорошо бы сбежать и поселиться на необитаемом острове. Но Дэвид знал, что это невозможно, и от этого почувствовал себя таким несчастным, что ему пришлось встать и начать ходить взад-вперед, утирая глаза тыльной стороной кисти. Потом он подумал, что хорошо бы подать на родственников в суд. Но они ведь не сделали ничего такого, за что на них можно было бы подать в суд. Судья скажет, что с ним хорошо обращались и ему следует быть признательным.
— Ненавижу быть признательным! — воскликнул Дэвид. И ему отчаянно захотелось, чтобы его родственники были не обычными людьми, а какими-нибудь злодеями, чтобы можно было сделать с ними что-нибудь ужасное.
А потом он вспомнил, как они решили отправить его к мистеру Скраму, и ему все равно захотелось сделать с ними что-нибудь ужасное. Что-нибудь такое, чтобы они чувствовали себя несчастными каждый миг, что они проведут в этом своем Скарборо. А что, если наложить на них проклятие? Да, хорошая идея. Он в последнем триместре читал довольно бестолковую книжку про мальчика, который наложил на кого-то проклятие и оно подействовало. Вот и он может сделать то же самое с дядей Бернардом, тетей Дот, кузеном Рональдом — особенно кузеном Рональдом! — и Астрид.
Дэвид рыскал взад-вперед по раскаленному пятачку, придумывая подходящее проклятие. А потом ему в голову пришла другая идея. Он не станет проклинать их по-английски — это слишком обыденно, настолько обыденно, что может и не сработать. Но он читал где-то еще, что, если посадить кучу обезьян, дать каждой из них пишущую машинку и заставить их печатать лет двадцать или около того… стоп, а им не надоест минут через пять? Дэвид остановился и задумался об этом. Ну, в общем, они будут печатать, печатать и в конце концов случайно напечатают полное собрание сочинений Шекспира. И точно так же, если произносить любые звуки, которые придут тебе в голову, наверняка ты рано или поздно прочитаешь вслух какое-нибудь подлинное, качественное проклятие, от которого в Скарборо всю неделю будет идти снег, и еще кузен Рональд покроется зелеными пятнами в придачу. А если так получится, то это выйдет как бы случайно, а стало быть, Дэвид тут вроде и ни при чем.
Похоже, попробовать стоило. Следующие минут двадцать или около того Дэвид расхаживал взад-вперед по раскаленному гравию, от компостной кучи к стене и обратно, бормоча себе под нос разные непонятные слова и проговаривая то, что было похоже на иностранные проклятия. Найдя наконец сочетание звуков, которое казалось ему подходящим, он останавливался и провозглашал его вслух. Каждый раз он в глубине души чувствовал себя довольно глупо, потому что великолепно понимал, что его родственникам от таких действий ни холодно ни жарко. Однако хождение и бормотание все-таки очень утешали, и потому он продолжал.
И наконец Дэвид нашел самую удачную комбинацию из всех. Он и сам почти поверил, что это подлинные слова — жестокие, ужасные слова. Они сами просились на язык. Причем произносить их требовалось громко, звучно, с выражением, желательно откуда-нибудь с высоты. Дэвид взобрался на компостную кучу, топча завязи кабачков, и, опершись на черенок лопаты, вытянул свободную руку к небесам и принялся произносить эти слова. Потом он так и не сумел вспомнить, как же это звучало. Он чувствовал, что они великолепны, но забыл их сразу же, как только произнес. Договорив, Дэвид для пущего эффекта схватил горсть компоста и шваркнул его о стену.
И как только он это сделал, стена начала рушиться.