Господи! Да мало ли что можно увидеть!
Несколько дней казалось: мы в сказке. Потом стало скучно.
Но однажды, когда вышли утром за калитку палисадника, около соседней дачи показался мальчик.
Он презрительно посмотрел на нас, опустив концы губ, и небрежно уселся на скамейку.
Прямые, белесые волосы дыбом стояли надо лбом. У него тонкое лицо, усыпанное веснушками, носик «звездочет», как говорила Соня.
На нём трусики, курточка, и сквозь распахнутый ворот видны красные полосы, наведённые краской. Сбоку с пояса свисает в кожаных ножнах деревянный нож.
Мальчик сидит строго, подтянуто, опустив уголки губ, делая вид, что не замечает нас. Мы для него не существуем. Но когда он вынул из кармана самодельную деревянную трубку – мы обомлели.
Посидев немного, мальчик ушёл в дом.
– Вот это настоящий мальчик, – сказала Лялька.
На другой день мы познакомились. Его звали Андрейка. Он приехал на месяц из Москвы к тётке, которая сняла дачу рядом с нами. Он был старше меня на целый год и уже читал Майн-Рида, Жюль Верна и ещё многих. Слушали его, раскрыв рот.
– Давайте вместе играть? – неожиданно предложила Лялька. Перекладывая трубку из одного уголка губ в другой, Андрейка презрительно посмотрел на Ляльку и, растягивая слова, сказал:
– Трудно играть с женским полом.
– Почему с полом? – обиделась Лялька.
– Мы не женский пол, – вставила я, вспомнив о любимой книге «Маугли», которую читала нам мама. – Мы человеческие детёныши.
– Ну, тогда другое дело, – сразу согласился Андрейка, но играть с нами не стал.
Посидев немного на скамейке, вздохнул и сказал басом:
– Человек очень одинок на свете. Каждый сам создает свою судьбу.
Затем, не глядя на нас, ушел.
Какой умный, – сказала Лялька, вздохнув.
А я ничего не поняла из слов Андрейки.
Через несколько дней начали играть вместе. Андрейка сделал стрелы и два лука, затем из картона вырезал щит. Я стащила у Сони краски, и мы раскрасили его.
Рано утром кто-то осторожно постучался к нам в окно. Это был Андрейка. Захватив лук и стрелы, побежали в лес.
Из длинного лапчатого папоротника Андрейка сделал всем головные уборы. Папоротник щекотал шею, лез на глаза, но мы терпеливо сносили.
Затем Андрейка измазал нам лица разноцветными красками, гордо вытянулся и, немного помолчав, поднял кверху руку.
– О, бледнолицые братья мои! Клянемся своей жизнью, каждой каплей крови, что будем биться с врагами и дикими зверями, до последнего вздоха. Бросим родных, оставим дом, посвятим себя борьбе с врагами.
– А как же мама одна останется? – со слезами в голосе спросила Лялька.
Я растерянно подняла руку. Мне тоже было непонятно, зачем надо было оставлять дом и своих близких.
– Ты ещё молода, – строго сказал Андрейка, – тебе не понять. Но так нужно. А если…
Лялька нерешительно подняла руку.
Андрейка попрыгал несколько раз на одном месте, быстро закружившись крикнул:
– Каррамбо!
Лялька засмеялась, я сердито посмотрела на неё.
– Теперь мы индейцы, – торжественно сказал Андрейка. – Я вождь. Ты – военачальник, – показал он пальцем на меня. – Сейчас начнётся охота на диких зверей. Затем нападем на соседнее племя, убьем всех мужчин, снимем с них скальпы, женщин заберем в плен.
– А я кто буду? – сердитым голосом спросила Лялька.
– Ты? – задумался Андрейка. – Ты?.. Ты будешь слоном.
– Не хочу слоном. У него длинный нос.
– Ну, тогда собакой, – неожиданно предложил Андрейка.
– Собакой не хочу, – со слезами в голосе сказала Лялька.
– Не хочешь? – изумился Андрейка. – Да ведь собака – самое главное. Ты будешь бежать впереди и лаять, когда увидишь зверя. Начнем стрелять из лука. Собака приносит стрелы обратно.
– Ну, хорошо, – согласилась Лялька.
Лая тоненьким голосом, побежала по траве. Мы выпустили стрелы и с громким криком бросились вслед за ней.
Она выбилась из сил. Лицо стало красным, по щекам, смешиваясь с краской, текли струйки пота.
– Больше не хочу быть собакой, – заплакала она.
– Ну, не хочешь – не надо, – успокаивала я её и стала вытирать платком Лялькино лицо. Платок сразу измазался в краске. Нагорит мне от няньки!
– Ну, хорошо, – согласился Андрейка. – Будем играть в другую игру. Теперь я капитан, ты будешь юнгой Гарри, а Лялька обезьянкой.
– Очень нужно быть обезьянкой, – обиделась Лялька.
– Глупая! Да ведь каждый человек вышел из обезьяны, – старался уговорить ее Андрейка. – Ты будешь первородной женщиной.
– Не хочу быть первородной, – громко заплакала Лялька.
Я обняла её.
– Не плачь, не будешь ни собакой, ни первородной. Никем не будешь, – утешала я.
Усталые, измученные, присели на ствол поваленного дерева. Солнце уже спускалось за верхушки леса. Стало прохладнее.
– Как хорошо, – сказала я, – даже домой не хочется.
На поляне, заросшей травой, паслись две коровы. Около одной из них стоял рыжий худой телёнок. Коровы жевали, мотали головами, отмахивались хвостами от шмелей.
– Что будем делать? – с грустью сказала Лялька. – Скучно. И кушать хочется. Нам достанется, что опоздали к обеду.
– Подожди! – вдруг приподнялся Андрейка. – Эврика! – крикнул он. – Всё на своем месте! Теперь мы в прерии! Будем скакать на мустангах, как «человек без головы»! За мной!
Он отломил от куста ветку и, крича, бросился к корове. Она повернула голову, удивленно посмотрела на него и снова замахала хвостом. Со всего размаха Андрейка вскочил на спину корове, одной рукой схватился за длинный извилистый рог и начал хлестать её прутиком.
Корова подпрыгнула и побежала рысцой.
С завистью смотрела на Андрейку.
Вторая корова, маленькая и невидная, стояла около большого камня. Я с трудом взобралась на камень, влезла на спину и тоже махнула прутом…
Корова топталась на одном месте, пытаясь сбросить меня.
– Цоб-цобе! Цоб-цобе! – без конца повторяла я.
Так обычно кричали погонщики на быков, запряженных в арбу, когда проезжали по дороге на Алгетку.
Впереди уже вскачь носился Андрейка.
– Не идёт! – с отчаянием кричала я. – Не идёт, Андрейка, помоги.
– А ты её колоском в ухе. Колоском, – прокричал он.
Лялька стояла около теленка и, хватая его за уши, подпрыгивала, стараясь взобраться на его спину.
– Колосок! Сорви мне колосок! – умоляла я её.
Она нагнулась, сорвала несколько колосков и протянула мне.
Я торопливо сунула их в ухо коровы. Та резко дернулась, бросилась в одну сторону, потом в другую и, взбрыкнув ногами, помчалась по поляне. Я уцепилась руками за рога и, прильнув телом к коровьей спине, крепко закрыла глаза, чувствуя, что пришел конец.
Сзади донёсся отчаянный крик Ляльки.
– А я? А как же я? А меня?
Но остановить корову было уже нельзя. Она мчалась за Андрейкиной и, мотая головой, громко мычала…
Я уже не хотела ни прерий, ни мустангов. И только, пролетая мимо Ляльки, видела, как она со тянула теленка за уши и, плача, что-то сердито кричала.
Я мечтала только о том, чтобы корова остановилась. Но она не хотела.
– Ах вы, охальники! – донесся из леса сердитый голос. – Машка! Зорька!
Это была хозяйка нашей дачи. Коровы были её.
Машка резко остановились. Я перелетела через её голову и коленкой больно ударилась о землю.
– Ах вы, безобразники! Ах вы, ироды, – бежала к нам хозяйка, размахивая руками. – Вот ужо я матери все доложу. И кто это вас выучил над животными издеваться?
Я вскочила с земли, схватила Ляльку за руку и бросилась к Андрейке, который уже спрыгнул со своей коровы.
– Ну, теперь аллюр три креста – так говорят с разведчиками, когда дают срочное задание, – задыхаясь, крикнул Андрей-ка и схватил Ляльку за другую руку. – Теперь бежим!
С трепетом приближались к дому. Что теперь будет?
Мама стояла на балконе.
– Что это? – с изумлением спросила она. – Где вы так вымазались?
Наташа бросилась к нам и долго старательно отмывала краску.
…Пришла хозяйка дачи и стала сердито жаловаться маме.
– Не дали сегодня коровы молока. И где это видано, чтобы девочки позволяли себе такое. Не девочки, а башибузуки.
Мама заплатила ей за молоко и, когда хозяйка ушла, долго молча, укоризненно смотрела на нас.
– Вы сегодня заставили меня краснеть. Как вы смели так измываться над беззащитными животными? Какая жестокость! Стыдно, что у меня такие дочери.
Молчали, опустив головы.
Мама наказала нас – не позволила два дня отходить далеко от дома и играть с Андрейкой.
Глава 6
…Через несколько дней, сговорившись с Андрейкой, пошли купаться в Алгетке.
– А если мама узнает? – нерешительно сказала Лялька.
– Подумаешь, раз окунемся и только. А ты об этом не болтай, – строго сказала я Ляльке.
По дороге набрали диких зеленых яблок. С удовольствием ели, пока на зубах не появилась оскомина.
В Алгетке уже купались ребятишки. Слева, у большого валуна – мальчишки. У водопада, образующего небольшой затон, – девчонки.
– Купайтесь у самого берега, а то дальше глубоко, – крикнул нам вдогонку Андрейка. – Смотрите, затянет.
В Алгетке деревенские девочки брызгались и громко визжали. Недалеко звенели топорами: рубили лес.
Я опустила в воду ноги. Какая холодная!
В середине затона вода была тихая, спокойная – по ней разбегались чуть заметные круги.
Глупости! Совсем не страшно – вода как вода!
Больше всех визжала и брызгалась худенькая Дашка, с белокурой косичкой. Это её тонкий голосок всегда слышался в хоре.
– А вот пойду дальше. Мне все нипочём, – смеясь, кричала она.
– Дашка! Не смей! Утопнешь!
Дашка медленно шла к середине затона. Вот вода уже ей до живота, вот до груди. Дашка все время оборачивалась к девчонкам.
– Дашка! Дашка! – испуганно закричали ей с берега.
Она сделала еще один шаг и вдруг исчезла под водой. На поверхности затона побежали маленькие пузырьки.