– Буду, как мальчик. Как самый настоящий мальчик! Говорю и целую его пальцы.
– Не важно! Не важно! Ты мне лучше всякого мальчика!
Он самый лучший, самый красивый на свете! Такой большой и сильный! А как поёт и смеётся. Понимает всё, о чем ему рассказываю! Как его все любят!
Хочу стать таким, как он. Но не знаю, как добиться этого.
– Расскажи мне про тюрьму, ссылку, про всю твою жизнь, – прошу я и трусь щекой о его мягкую густую бороду. – Только всё рассказывай.
– Вырастешь немного, расскажу. Сейчас ты ещё очень маленькая.
Сижу молча, надув губы. Долго обижаться на него не могу.
– Договорились? – спрашивает он.
Глава 7
…Всё думаю об «упокойнике с жабой»…
Сидя на верхушке дерева, не рассмотрела, что у человека в «нутре». Значит, нужно самой сделать вскрытие. Но кого же резать? И какой буду я доктор, если не сделаю это сама?
Брожу около дома, потом иду к кладбищенскому пруду. Около высокой травы на воде плавает сдохшая лягушка. Вот удача!
Вхожу в воду. Лягушка холодная, скользкая. С трудом вытаскиваю её и завертываю в носовой платок.
От лягушки плохо пахнет. Плохо пахнет и от платка. Что с ним буду делать? Постирать, что ли? Очень надо! Выброшу.
Незаметно вхожу в дом, беру тонкий ножик, кладу лягушку на газету. Теперь-то я узнаю, отчего она сдохла и что у неё внутри.
Из разрезанной ранки выливается вонючий гной. Мне противно, стараюсь не дышать носом, продолжаю резать. Надо же узнать, где её сердце. А вот и сердце!
В соседней комнате слышны шаги няньки, не успеваю спрягать лягушку под кровать.
– Совсем спятила, – кричит нянька, схватывает с пола газету с лягушкой. – Вот матери пожалуюсь. Смотри, как завоняла воздух. Сейчас тебя бог накажет – по всему телу пойдут ципки. Пошла мыться и уходи со двора!
Маме нянька не может пожаловаться. Мама с Соней и Наташей купаются в Алгетке. А после нянька забудет о лягушке.
Осматриваю руки, но никаких цыпок на них нет. Значит, нянька врёт. Шмыгая носом, неохотно моюсь и иду во двор.
Лялька сидит у забора около кучки песка и лепит из него котлеты.
Что мне делать? Если ничего не знаю, как же мне быть доктором? Как лечить людей? А может быть, попробовать лекарства? Но лекарств у меня нет. Значит, надо сделать самой. Сейчас буду лечить Ляльку.
Поспешно на цыпочках прохожу в комнату. Нянька на кухне разговаривает с кем-то. Теперь она не будет мешать.
Осторожно открываю дверцу шкафа, вытаскиваю стакан, наливаю в него воду и долго думаю, как мне приготовить лекарство. Надо положить ложку горчицы, горсточку соли, сахара и сверху посыпать перцем. Затем всё перемешать. Жидкость получается мутная и некрасивая. Надо подбавить в нее постное масло. Маленькие желтые шарики прыгают в воде. Вот, должно быть, получилась настоящая микстура.
Потихоньку подхожу к Ляльке. Она с увлечением хлопает ладошками по мокрому песку.
– Давай играть! – предлагаю я. – Ты будешь больная, а я тебя стану лечить. Это очень интересно.
– Не хочу быть больной! Не хочу лечиться. Опять касторка? – сердито говорит Лялька.
– Нет, касторку не дам. Это очень вкусное лекарство. Ты только попробуй немного. А потом расскажу сказку про маленьких козлят и серого волка.
Лялька сразу оставляет котлеты и подсаживается ко мне.
Выстукиваю её, как настоящий доктор, ощупываю живот. Ляльке щекотно, она визжит, вырывается из моих рук.
– Больная! – строго прикрикиваю я. – У вас аппендицит. Надо срочно пить лекарство, иначе вы можете помереть.
– Нет! Лекарство пить не буду, – решительно говорит Лялька.
– Но ведь я работаю для науки, – сержусь я.
Еще недавно Наташа объясняла Соне, что какой-то человек всю жизнь работал «для науки», теперь я вспомнила эти слова.
– А я не хочу для науки, – снова решительно говорит Лялька и вскакивает с земли.
Когда Лялька упирается, с ней трудно совладать, как говорит нянька.
– Лялечка! – сразу ласково начинаю я. – Ведь если ты не выпьешь лекарство, я могу заболеть и умереть. А доктора не будут знать, какое дать лекарство. Разве ты хочешь, чтобы я умерла?
У Ляльки морщится лицо.
– Ну, давай, – сразу соглашается она. – Давай! Только не умирай.
Я быстро перемешиваю в стакане приготовленное лекарство и вливаю ложку смеси в широко открытый Лялькин рот. Лялька с трудом глотает, лицо ее сморщивается и краснеет. Она задыхается, кашляет, по лицу текут слезы, и она громко кричит.
– Заедай котлетами! Заедай скорей! – кричу я и сую ей в рот песочные котлеты.
Но Лялька вырывается из моих рук и кричит ещё сильнее.
– Ах, ты! – раздается за спиной нянькин голос. – Ну, подожди же!..
Она отталкивает меня, несколько раз шлепает и быстро бежит с Лялькой к бочке с водой.
У меня замирает сердце. Теперь, конечно, мне достанется, как никогда.
И вдруг с балкона доносится голос мамы, затем Наташи. Они почему-то встревоженно зовут Соню.
– И куда она могла деваться? – слышится голос мамы.
Да что же может случиться с Соней? Она уже взрослая, и ей даже перестали стричь волосы. Летом ей уже исполнилось тринадцать лет.
Сразу вспомнила Сонино день рождение. Ах, как было тогда интересно.
Утром Соня получила много подарков – настоящие краски, книги с картинками и длинное платье в оборках. Когда я вырасту большой, мне сделают такое же длинное платье с оборками. А может быть, лучше брюки? Тогда никто не узнает, что я девчонка.
А что было вечером? Нянька сказала:
– В полночь под Ивана Купала в папоротнике распускаются красные цветки, как огонь горят. Кто найдет их – будет красивым, всю жизнь проживет счастливо, как на крылушках жар-птицы пронесётся. Ты не зевай! Поищи!
На крыльях жар-птицы – боже ты мой – да ведь я облетаю весь свет.
Ночью наши пошли в лес. Как там много народа. Деревенские девушки пели песни и с венками на головах перепрыгивали через высокий костер.
Я присела у костра. Какой большой огонь. Он, как змея, извиваясь, бежит к небу и вдруг пропадает. А какие искры – они гаснут на лету.
Долго смотрю на них. Теперь их так много – они всюду: и на небе, и на ёлках, и на девушках в белых платьях, А может быть, это уже прилетела жар-птица? Голова у меня качается из стороны в сторону, глаза слипаются. Я прижимаюсь щекой к теплой земле. От нее так хорошо пахнет дымом.
И только, когда тухнет костер и все собираются домой, просыпаюсь. Соня и Наташа берут меня за руки и с трудом тащат домой. Проспала всё. Долго плачу, когда нянька укладывает меня спать.
– Не горюй! – утешает она меня. – Вырастешь большой, обязательно найдешь свою жар-птицу.
Но сейчас забываю о рождении и жар-птице. Голос мамы всё тревожнее. Забываю как лечила Ляльку. Бегу на балкон.
Лялька умытая, с заплаканными глазами, сидит около мамы и грызет печенье.
Увидав меня, нянька хмурит брови.
– А вот что я сейчас расскажу, – начинает она.
Я съеживаюсь, опускаю голову. Теперь уже меня, конечно, отошлют в город.
И вдруг на балкон вбегает Соня. Лицо у нее испуганное, мокрые волосы рассыпались по плечам.
– Не хочу в аул жениться. Не хочу, – сквозь слезы говорит она.
– Да что случилось? Где ты была? – спрашивает мама.
Соня подбегает к маме и прячет лицо в ее коленях.
– Ну, что ты? Что с тобой? – утешает ее мама. – Куда ты пропала?
Мы все стоим около Сони и ждём. Как интересно! Затаив дыхание, я боюсь проронить хоть одно слово.
– Я от вас отстала и решила пойти по другой дороге. Смотрю – тропинка, иду и всё хорошо и спокойно, и вдруг сзади кто-то подъезжает на лошади. Такой высокий, молодой, красивый. Спрашивает:
– Куда идешь, девушка?
– Домой на дачу.
– Одна? Не боишься?
– Я ничего не боюсь.
– Ишь ты какая! – сказала Наташа.
– Ну, пошла дальше, а он поехал рядом и стал рассказывать, что он из дальнего аула и ему очень хочется жениться и нужна жена со светлыми волосами. А потом и говорит: «Пойдем со мной в аул. Будешь моей женой. Свадьбу устрою – весь аул плясать будет. Наряжу тебя, как куклу», А я рассердилась: «Что я, сумасшедшая? Я еще девочка. Такие не женятся». А он опять: «У нас такие женятся. Молодые – самые хорошие». Схватил меня за плечо, тянет к лошади. «Садись сзади на седло. Все равно увезу».
– Господи! – сказала нянька. – Вот страсти-то.
– А я испугалась. Вырвалась из его рук, побежала, стала кричать. А он за мной. Вдруг из-за кустов охотники с ружьями. Как они увидели, начали его ругать. А он мне кричит: «Не пойдешь за меня – умру». Повернул коня и ускакал. Даже жалко его стало.
– Ну, что ж! Если жалко, тогда женись, – сказала мама, и все засмеялись.
Соня перестала плакать и посмотрела на маму.
– А я боюсь. Вот в соседнем доме пастушка Марьям. У нее трое детей, а ей только шестнадцать лет. Муж ее бросил, говорит, что она уже для него старая. Вот так и меня с детьми бросят, когда мне станет шестнадцать лет.
– Нет, тогда не женись! Не стоит! – снова смеется мама и вдруг строго говорит: – Вот что, девочки! Одни далеко больше гулять не будете.
Это очень неприятно. Но Соня снова с нами, она никуда не уедет и решила не жениться. Нянька уже не рассказывает о том, что я делала «для науки», и мы снова с Лялькой бежим играть во двор.
Поздно вечером, уже лежа в постели, долго думаю. А ведь хорошо проехаться верхом на седле. Я бы не отказалась, если бы мне предложили. Ветер бьет в лицо, из-под копыт вылетают искры. А как интересно посмотреть новый аул.
А вот мы уже и в ауле. Кругом все люди радуются. Меня одевают, как куклу. Откуда же у меня такие длинные косы? А на шее красивые бусы. Платье блестит, как искры костра. Пьют, радуются, хлопают в ладоши, танцуют лезгинку. Мне дают халву, гозинаки, тонкие чурчхелы с орехами, и я кушаю их сколько хочу. Высокий мужчина хватает меня за руку и тащит к себе. Я не хочу. И это не высокий мужчина, а большой мохнатый медведь. Раскрывает пасть и рычит. У него белые зубы, огромный язык, длинные когти.