Детские впечатления — страница 2 из 4

чонки устроили темную дурочке, которая любила ябедничать на подруг. При мне подобных случаев не было. 

Причина драки доводилась до всеобщего сведения. Бой происходил в спальне, один на один, в присутствии всего отряда, как правило, в мертвый час. В случае явного преимущества кого-нибудь драка останавливалась наблюдателями. После драки инцидент считался исчерпанным. Лично я в такой драке участвовал только раз. Причина — оскорбление на национальной почве. Надо сказать, что в нашем отряде, кроме меня, было еще человек 5-6 евреев. Все они были нормальные ребята и пользовались уважением. До этого открытых проявлений антисемитизма не наблюдалось. Мой противник был сыном ответственного работника среднего звена. Я не помню его имени, но фамилию помню. Кстати, его фамилия имела явно татарские корни, хотя он утверждал, что он - "чисто русский". Он меня явно недооценил, так как я никогда не отличался агрессивностью. Сначала бой шел на равных, но потом я пришел в бешенство и попер на него так, что меня еле оттащили. Больше у нас конфликтов не возникало, мы просто игнорировали друг друга.


Через пару дней, в воскресенье, моя мама пришла в ужас, увидев синяк под глазом и рассеченную губу. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы предотвратить ее визит к начальнику лагеря и большой скандал, который она собиралась учинить. Отец, кстати, помог мне ее утихомирить. 

Родители приезжали по воскресеньям. Нам разрешалось выходить с ними за пределы территории лагеря и не приходить на обед. Обедали мы в семейном кругу в лесу на полянке. Отец расстилал плащ-накидку, сохранившуюся еще с военных времен, и  на нее выкладывались лакомства, точнее, нормальная еда — вареная молодая картошка, свежие огурчики, зеленый лук, редиска. Из молочного бидончика в эмалированные миски наливался холодник со сметаной —  простая еда, но ничего этого в лагерной столовой не было. Еще был домашний пирог, самые вкусные в мире яблоки —  полосатый штрифель, иногда клубника. Часть приношений я относил в лагерь —  для тех, к кому родители не приезжали. 

Каждый день в мертвый час и после вечернего отбоя мы интеллектуально развлекали друг друга.  На самом деле активных рассказчиков и певцов было всего пять-шесть. Один парень специализировался на вагонных песнях. Он знал их десятка полтора и пел очень здорово высоким сильным дискантом. Я подозреваю, что он с каким-нибудь инвалидом ходил по вагонам пригородных поездов. Как я сейчас думаю, авторами вагонных песен были профессионалы. Эти песни не содержали мата, часто были очень сентиментальными. Они должны были вызывать сострадание, чтобы люди легче расставались со своими копейками. От него я впервые услыхал песню про Мишу-машиниста: 


Ты лети, лети моя машина. 

Ой, сколько много вертится колес. 

Ой, какая чудная картина, 

Когда по рельсам мчится паровоз.


 Была еще у него песня про неверную жену, которая, чтобы развязать себе руки и уехать с любовником, убила свою дочь:


- Это папочка, деточка, папа, 

Только папочка, детка, нв твой! 

И вонзила в малюточку ножик, 

Только девочка вскрикнула: "Ой!"


 Потом вернулся из длительной командировки муж, отыскал жену и любовника и пристрелил их из нагана. Песня заканчивается словами:


Забирайте меня, я - убиец, 

За малюточку я отомстил!


Были и знаменитые "Кирпичики":


 Началась война, революция,

 Вдруг поднялся рабочий народ, 

 И по винтику, по кирпичику 

 Растащили кирпичный завод.


    Другой парень знал множество песен из пиратско-ковбойской серии. Мне до сих пор нравится "Танго цветов": 


Притон был полон вина, 

Там пьют бокалы до дна. 

Лишь, нарушая печаль, 

Бренчит разбитый рояль.


     На песне "В кейптаунском порту" я хочу остановиться подробнее. Она сейчас, можно сказать, получила вторую жизнь. В ее основе бессмертная музыка Шалома Секунды  "Ба мир бис ду шейн"(1932) и написанная на эту музыку в 1940 году длиннейшая баллада. Автором стихов был ленинградский школьник, 9-классник Павел Гандельман. Потом эта песня стала народной. Существуют десятки вариантов текста. Я слыхал ее под названием "В неапольском порту". Притом французы там дрались не с англичанами, а с русскими. Много лет спустя я подружился с одним моряком. Он ходил механиком на рыболовецких траулерах и плавучих рыбзаводах. Они много месяцев находились в океане без захода в порты, и там тоже очень ценились рассказчики и певцы. В его репертуаре были всё те же знакомые мне по пионерскому лагерю песни. Конечно, кроме них были еще и специфические морские типа


Я пью за кнехты, клюзы,

 За дамские рейтузы...


 Неудивительно, что известный моряк и писатель Виктор Конецкий в книге "Третий лишний" подробно написал об истории создания песни "В кейптаунском порту" и своей встрече с П.Гандельманом. Впрочем, не только у меня эти песни застряли в голове. Андрей Макаревич в 1996 году выпустил диск "Пионерские блатные песни". А песню "В кейптаунском порту" в 2008 году спели Лариса Долина и Ирина Апексимова. Им удалось очень убедительно сыграть распутных женщин.  

 Вообще-то в лагере велась борьба против повседневного мата, но мы убедили нашего вожатого Олега Антоновича, что из песни и анекдота слова не выкинешь —  теряется весь эффект. Правда, он поначалу предлагал заменять матерные выражения на что-то другое, например "раз, два, три, четыре, пять", но после блатной версии басни "Заяц во хмелю", где вконец обнаглевший пьяный заяц перечисляет по фене свои заслуги


Однажды был в лесу ужасный шмон,

 Был заяц приглашен к ежу на выпивон

 И до того там накирялся,

 Что хулиганить стал. Он сдухаря на стол забрался


И стал кричать: 

- Я старый вор, я урка, что по рыло, 

Я фармазонщик, я - шнипарь. 

Я в рот раз - два - три - четыре - пять всю эту тварь.


 Олег Антонович махнул рукой и остановил дальнейшее изложение басни. Однако после этого он уже не предлагал никаких замен. 

Интересно, что мало кому известен сегодня прототип этой басни, принадлежащий золотому перу Сергея Владимировича Михалкова, но почти все знают какой-нибудь ее матерный вариант ("В лесу справляли именины, на них был заяц приглашен"). Я этому не удивляюсь. Мои девчонки-погодки, отлично окончившие в СССР 7 классов, прекрасно знали сказку "Пластилиновая ворона" и понятия не имели о басне Крылова. 

    Я включился в число рассказчиков. На первых порах я специализировался на пересказах книг, радиоспектаклей, включая оперетты с исполнением отдельных арий, и эстрадных реприз. Народ был неизбалованным и воспринимал все это с большим интересом. Особенно почему-то нравилась оперетта "Корневильские колокола", которую мне пришлось "пересказывать" многократно. А диалог графа и графини Воляпюк из "Сильвы" (он был именно таким в радиоспектакле, где графа играл Григорий Ярон) вообще стал использоваться в повседневной речи:

—  Лео, побереги свою пэчень! 

—  Пэчень, к черту пэчень! Сейчас я тебе скажу пару слов, от которых у тебя заболит не только пэчень, но и селезень! Орфеум, Соловей!


Любопытно, что "Сказка о царе Салтане" тоже пользовалась успехом и часто прерывалась комментариями. После места


Делать нечего: бояре, 

Потужив о государе

И царице молодой, 

В спальню к ней пришли толпой. 

Объявили царску волю —  

Ей и сыну злую долю. 

Зачитали вслух указ, 

И царицу в тот же час 

В бочку с сыном посадили, 

Засмолили, покатили 

И пустили в Окиян – 

Так велел-де царь Салтан.


кто-нибудь обязательно говорил:

 —  Во суки!


    Еще я воспроизводил песенный монолог Ильи Набатова про Ноя и его ковчег. Для простоты поясню, что персонаж фильма "Покровские ворота" артист Мосэстрады Аркадий Варламович Велюров (Леонид Броневой) - это Набатов один к одному. Он нашел себе беспроигрышный жанр - политическую сатиру, другими словами, он писал и пел со сцены гневные куплеты против империалистов. А я, дурак, их повторял. Что было - то было.


    Если у меня спросят, хорошо мне было в лагере или плохо, я отвечу - хорошо! Потому что там были лес и река. И хотя вокруг было немало придурков, как маленьких, так и больших, нормальное большинство поддерживало такую атмосферу, которая не позволяла придуркам творить то, что им хочется.


Дом на Советской


 Дом был построен еще до революции и уцелел в войну. Он находился возле Дома правительства примерно напротив костела на противоположной стороне Советской улицы. Улица тогда была узкой, мощеной старой брусчаткой. Это был трёхэтажный жилой дом из необлицованного темно-красного кирпича. В первом этаже был магазинчик, где продавали духи и одеколоны. Наискосок напротив, примерно там, где сейчас гостиница "Минск" был кинотеатр "Первый". Мне потом кто-то рассказал, что этот кинотеатр построен немцами во время оккупации из сборных деревянных конструкций —  довольно большой зал, но без фойе. 

В конце 50-х этот дом и много других старых домов снесли и на их месте образовалась просторная площадь Ленина. Улица Советская прекратила свое существование. 

В этом доме жила двоюродная сестра отца тетя Рая. Муж ее погиб на войне. Она жила там с очень старыми родителями и дочкой Таней, которая была старше меня —  когда я пошел в школу, она была старшеклассницей. Они занимали две комнаты в огромной 7-комнатной коммунальной квартире. Квартира изначально была роскошной и остатки этой роскоши создавали странный диссонанс с убогим имуществом ее обитателей. Квартира была на втором этаже, куда мы поднимались по лестнице с красивыми литыми чугунными решетками. На лестничных площадках были ниши. Отец сказал, что в этих