У телефона мама оставила бумажку с номером, по которому до них можно дозвониться, если что-то случится. Юха мог бы позвонить и сказать, что что-нибудь случилось, что он заболел.
Впрочем, нет, конечно, не он — что Марианна заболела.
Но он знает, как мама с папой радовались, что пойдут на праздник, и всю эту неделю они обращались с Юхой почти как со взрослым, потому что он должен был остаться дома один и присмотреть за сестрой. Нельзя же теперь звонить и мешать им.
Юха лежит и думает, сколько у них в доме дверей. Неприятно, когда их так много. Представить только, что в какую-нибудь из них постучат! И сломать нужно всего-то одну дверь. Он, кстати, не забыл запереть ее?
«Я просто сам себя пугаю», — думает Юха и тут же — про все окна, в которые можно заглянуть.
Стоять там — тихо, холодно и злобно — и молча смотреть.
Но там никого нет. Никто не стоит и не смотрит в окно. Никого с мерцающими желтыми глазами, никого с тесаком в руке, никакого мертвеца там нет.
Это всего лишь ветка стучит в окно.
Просто дом трещит, а не кто-то там ходит по нему. Звук, который слышит Юха, — это просто часы на кухне, а может, и обогреватель. Хоть это и похоже на стук вилкой по тарелке, это не так.
Как в страшилке: что-то стучит по крыше автомобиля. Тук, тук, тук: «Выходите из машины по нашему знаку и, что бы мы ни делали, не оборачивайтесь!»
Не оборачивайтесь! А она оборачивается… «И на машине сидел карлик и стучал истерзанной головой ее мужа по крыше. Тук, тук, тук».
Вот видишь. Всему есть естественное объяснение.
Только карлик-убийца может сидеть в чужом доме и стучать вилкой по тарелке.
Юха встает из кровати и выскальзывает из комнаты. Он кричит:
— Я здесь! Я здесь! Я здесь!
Родители возвращаются около двух ночи и видят, что все лампы в доме включены, а Юха в пижаме спит на лестнице. Рядом на ступеньке карманный фонарик.
Папа осторожно поднимает юного героя и несет его в постель так, чтобы тот не проснулся.
Я новое небо и земля, я бесконечная Вселенная. Я — всё!
Во время выступления я приглашаю публику полетать со мной. Стоит им только захотеть, и я захвачу их на Луну и на Марс, я могу взять их куда угодно. У меня есть крылья — как у Икара.
Конечно, конечно, крылья мне можно обрезать. Нет, это совсем даже не сложно — раз-раз! Чик-чик! «Проткнуть — и глазом не моргнуть!» (Помнишь этот фильм?) Но тогда мы ничего не достигнем. Тогда я буду стоять курицей и хлопать крыльями, и, быть может, это даже кого-то развеселит. Я ненавижу все, что может отнять у меня крылья, что может заставить меня стать таким, как все.
Мой продюсер уже заказывает следующее лето. Как тебе это, а? Вот бы они посмотрели на меня, эти черти из Сэвбюхольма!
Когда я думаю о нашем детстве, мне кажется, что мне удалось увернуться в последний момент, точно мышеловка захлопнулась за моей спиной. Почти как Пиноккио, который чуть не превратился в осла. Меня передергивает, и я думаю о том, что я выжил, что я живу, и я бесконечно рад, что я взрослый и уже на пути оттуда.
Да, есть чувство, что я все еще на пути оттуда, словно движение, которое началось тем июньским днем, когда я сел на поезд в Сэвбюхольме, еще не закончилось.
«Там — это там, где тебя нет. Здесь — это там, где ты есть». Так пели Магнус, Брассе и Эва[12].
«Дом» остается позади или, скорее, теряется где-то по дороге.
Как бы то ни было, быть взрослым — чудесно; чудесно, когда можешь заставить людей смеяться. Юмор — это заклинание против печали. Когда я шучу о детстве, мы смеемся с облегчением, потому что мы все-таки выжили.
Пока мы смеемся, мы непобедимы.
Юха и Йенни — лучшие друзья. Просто так оно есть. И так будет всегда.
У обоих рюкзаки с надписью «Адидас». Они живут в одинаковых домах совсем рядом друг с другом. Юха может заглянуть к Йенни, Йенни может заглянуть к Юхе. Иногда они стоят у окон и смотрят — просто смотрят друг на друга.
Только с ней он чувствует себя уверенно. Она — единственная, кого ему никогда не надо подкупать.
У Йенни ямочки на щеках, когда она смеется, ее глаза блестят, когда она улыбается. Она может засмеяться от одной лишь Юхиной гримасы.
Йенни — поздний ребенок. Ее сестры и братья уже взрослые, а родители — почти пенсионеры. Дома у Йенни пахнет пылью от старых книг и чучел животных. Ее мать часто болеет и почти всегда лежит в постели. Волосы у нее белые, как у бабушки.
Отец Йенни всегда одет в пуловер, у него напомажены волосы, и он курит трубку. Он похож на героя черно-белого фильма. Его все боятся. Это потому что он такой мрачный.
Поскольку мама Йенни часто болеет, в гостях у Йенни надо вести себя тихо. Чаще всего они с Йенни валяются на ее кровати и читают комиксы.
Или валяются на кровати в комнате ее брата и читают комиксы.
Они читают много комиксов.
Брата Йенни зовут Конрад, и он живет дома, хотя ему уже двадцать семь лет. Конрад похож на своего отца, он носит такие же пуловеры, очки, но трубку не курит.
Конрад работает в Музее естествознания, он мастерит чучела, то есть целыми днями набивает шкуры животных, варит скелеты в больших кастрюлях и все такое прочее.
Когда Юха был маленьким, он думал, что шведский король живет в Музее естествознания.
Язык голубого кита весит три тонны, рассказывал Конрад. На такой попадешь — не обрадуешься.
Сердце голубого кита весит шестьсот тридцать килограммов. Юхино сердце величиной с кулак.
В прошлом году Конрад устроил всему классу, в котором учатся Юха и Йенни, экскурсию в Музей естествознания. И всем можно было потрогать бедренную кость динозавра, которой сто пятьдесят миллионов лет. В тот день в школе Йенни была в центре внимания.
Не то чтобы остальное время ее не любят, вовсе нет. Но просто ее родители такие старые и странные, а сама она такая незаметная. Она мало говорит, разве что наедине с Юхой, и все время краснеет.
Кроме того, одеваться так, как одевается Йенни, просто нельзя. Юхе кажется, что и в этом тоже виноваты ее родители. В некрасивых спутанных волосах — уродливая заколка. Брюки розовые и безнадежно немодные — дудочки, хотя полагаются клеши.
Юха стесняется ее, он стыдится того, что Йенни такое посмешище. Ему стыдно, что он стесняется, но он все равно стесняется. Он ничего не может с этим поделать.
Йенни знает, что он стесняется, но она не винит его за это. Только с Йенни он чувствует себя уверенно. Лишь ее ему никогда не приходится подкупать.
Скромная и тихая, она все понимает. Юхе никогда не надо просить у нее прощения за то, что он бросает ее и убегает к «крутым» одноклассникам.
Ибо он это делает.
Каждое утро они вместе идут в школу, но оба знают, что, как только им встретятся Леннарт, Стефан, Симон или кто-нибудь еще, Юха тут же бросит ее и присоединится к ним.
И Йенни послушно плетется в десяти метрах позади, чтобы Юхе не было стыдно.
Просто так оно есть. И так оно будет всегда.
Их молчаливое соглашение. С одной стороны, она не может предъявлять никаких требований, с другой — он всегда возвращается к ней.
Иногда у Юхи болит сердце от одной только мысли о Йенни. Ей так легко причинить боль. Возьми и ударь. Юхе хочется защитить ее от всех, кто может ее обидеть, от всех, кто бьет.
Сердце Юхи не больше кулака.
Просто так оно есть. И так оно будет всегда.
Дверь открывает Йенни. Когда она видит, что это Юха, лицо ее озаряется радостью.
— Юха, привет, проходи. А я одна. Папа у мамы в больнице.
Юха проходит в сумрачную прихожую и снимает башмаки. Красно-синяя стеклянная люстра отбрасывает красные и лиловые блики на стены. С крюка под самым потолком на них беспомощно смотрит звериная голова. Это серна, которую отец Йенни подстрелил в Альпах задолго до рождения Йенни.
Кроме серны в доме есть выдры, зайцы, две совы, канюк и огромная лосиная башка, которая немного треснула, и поэтому кажется, что лось улыбается.
И с чего бы ему улыбаться, бедному лосю?
И вообще, довольно жутко смотреть на этих мертвых зверей, которые глядят со всех сторон, пойманные, выставленные на всеобщее обозрение, будто вспоротые. Да, не хотелось бы Юхе одному оказаться ночью дома у Йенни.
— Что будем делать? — спрашивает Йенни, пока Юха раздевается.
Юха раздумывает.
— Может, почитаем комиксы в комнате у твоего брата? — предлагает он.
И они идут в комнату старшего брата, хоть и знают, что это запрещено.
Комната Конрада такая же старомодная, как и весь дом: письменный стол, люстра, кресло — все темное и древнее. Но на полу лежит куча комиксов, на книжной полке — «Агент Икс-9», собранный по порядку, на стенах висят плакаты с «Queen» и «10сс» и бархатное панно, изображающее заход солнца над огромным водопадом и узкими крутыми скалами.
На вершине самой высокой скалы голые мужчина и женщина подняли руки, приветствуя солнце.
Вообще-то эта парочка непропорционально велика по сравнению со скалами и водопадом, но ничего страшного, это бархатное панно — черные силуэты на ослепительно лилово-розово-желтом фоне — самое прекрасное из всего, что видел Юха.
К каждому дню рождения бархатное панно занимает первую строчку в Юхином списке самых желанных подарков, наряду с «Юным химиком: 40 увлекательных экспериментов, которые ты мог бы провести сам».
Но ничего из этого ему не дарят.
А самое прекрасное панно — то, что висит в комнате у старшего брата Йенни.
Юха подходит к нему.
— Какое красивое!
Йенни встает рядом и внимательно рассматривает панно. Кивает:
— Да, красивое. «Первый восход солнца».
— Закат.
— Восход. Тут написано.
— Только непонятно, как они умудрились забраться на эту верхотуру.
— А ты подумал о том, как они будут слезать, когда им надоест стоять там и махать?
— Ай, какая разница. Все равно я ничего красивее в жизни не видел.