Ее следовало убить немедленно, потому что она уже видела слишком много, и еще больше, кажется, знала. Но не мог же я — на глазах у Элис. А в проклятом городишке невозможно дышать свободно, и я даже лонмхи не могу сюда отправить с простеньким поручением. Значит, все потом. Когда-нибудь…
— Пойдем, — я взял Элис за руку, — надевай плащ и пойдем, позвонишь домой, отец расскажет тебе, как все случилось.
— Вы не причините ей вреда? — спросила паучиха.
Я чуть не рассмеялся. Но, проклятье, она говорила искренне, она знала, кто я, и беспокоилась за Элис… по-настоящему. Так беспокоятся о тех, кто не чужой. О тех, кого любят. И я ответил. Я сказал:
— Никогда, товарищ полковник.
По-русски сказал.
Элис искала плащ и все равно не слышала, все равно не поняла. Рылась в сумочке, потом вытряхнула из нее все на кухонный стол. Обычный набор из помады и бумажных салфеток вперемешку с духами, россыпью кредиток и маникюрной пилкой. Плаща только не было. Плаща-невидимки, маленького свертка, меньше моего кулака. Да и черт с ним!
Я велел бубаху принести другой.
И мы ушли.
Телефон выглядел очень странно, казалось, он попал в руки Невилла прямиком из какого-нибудь фильма о Джеймсе Бонде — дюйма три длиной, с крохотными кнопочками для набора номера и маленьким экраном, на котором высвечивались нажатые цифры.
Таких телефонов, конечно, не бывает. Разве что он — какая-нибудь русская секретная разработка. Но Элис было совершенно все равно. Она услышала голос отца, и все окружающее, включая Невилла, перестало существовать.
— Где ты? — первым делом спросил папа.
— В Германии.
Вообще-то, Элис не была в этом уверена, потому что за окнами светило солнце, а значит либо настал другой день, либо Невилл увел ее в другой часовой пояс.
— Если не хочешь, — произнес отец, — можешь не приезжать. За тобой уже охотятся все папарацци, а на похоронах, боюсь, чтоб тебя прикрыть, придется оцеплять кладбище. Дочка, ты хочешь знать подробности?
— Нет, — Элис помотала головой, — но лучше от тебя, чем из газет.
— Майкл был с девушкой. Их так и нашли, — отец помолчал, видимо предоставляя Элис самой додумать, что скрывается за этим “так”. — Девушка — ваша однокашница. Какая-то Кейши. Ты, может быть, ее знаешь. Она сейчас в лечебнице, с навязчивой идеей, что Майкла… что это сделал вампир. Элис, даже не знаю, будет ли это для тебя новостью, но Майкл принимал наркотики. И эта Кейши — тоже. Что они там увидели в бреду… она была вся в крови.
Отец снова замолчал. Ему неприятно было рассказывать. “Ему, — поняла Элис, — неприятно сейчас даже просто вспоминать Майкла”.
И ей — тоже.
— Так случается, девочка моя, — снова послышалось в трубке, — мы люди и мы ошибаемся в других людях. Это надо просто пережить. Переждать. Если не хочешь возвращаться, скажи точно, где ты, я пришлю людей.
— Не надо, пап, — Элис вновь взглянула на солнце за окном, — здесь я в безопасности. Даже от журналистов.
— Ты не одна?
— Мистер Ластхоп, — очень мягко и совершенно естественно вступил в разговор Невилл, ему-то, разумеется, никакой телефон был не нужен, — это Невилл Сарфф…
— Ваше высочество?! — странным, и каким-то не очень своим голосом воскликнул папа.
“Оборотная сторона демократии”, — тут же вспомнила Элис.
— Вы, возможно, не помните, но мы уговаривались обходиться без титулования.
— Да-да, конечно, я помню…
— По счастливому стечению обстоятельств, мисс Ластхоп встретила меня в Германии, и если вы сочтете это возможным, я сам позабочусь о том, чтобы вашей дочери никто не причинял беспокойства.
— Так Элис у вас в гостях?
— Помилуйте, мистер Ластхоп, это было бы, мне кажется, несколько вызывающе даже для нынешнего общества. Мисс Ластхоп остановилась в отеле “Adlon Kempinski”. В том же номере, который всегда снимаете вы.
— Да, — повторил отец, — там спокойно. Но, если вас не затруднит…
— Меня не затруднит, — мягко прервал его Невилл.
— Вы понимаете… Впрочем, о чем я? Вы еще слишком молоды, чтобы понять, — отец издал негромкий смешок. — Дети — это прекрасно, но взрослые дочери — источник непрерывного беспокойства. Спасибо вам.
— Не благодарите.
Невилл кивнул Элис:
— Беседуйте. Я скоро вернусь.
И исчез.
— Мама спрашивает, не хочешь ли ты, чтобы она прилетела в Берлин? — услышала Элис в трубке.
— Нет, пап. Спасибо, скажи маме, что я очень ее люблю, но нет, я не хочу.
— Элис, девочка моя, если хочешь я прилечу к тебе сам.
— Нет, — Элис мотнула головой, — не надо. Пусть лучше вокруг будут чужие.
— В таком случае, можешь доверять Сарффу, он — надежный парень. Поначалу кажется странным, но он просто слишком воспитан для своего возраста. Несколько старомодно, зато в настоящем европейском духе. Я попросил его присмотреть за тем, чтобы тебя не беспокоили.
— Да, — механически повторила Элис, — да, он надежный. И он не кажется странным. Спасибо папа. Я знаю. Он и так присматривает за мной.
— Ты по-прежнему собираешься в Москву?
— Нет. Наверное, нет, я не знаю сейчас.
— У вас там уже ночь. Я позвоню тебе еще раз, завтра. Если хочешь, Элис, могу звонить каждый день.
— Пап, у тебя столько дел…
— Ты из них — самое важное. Спокойной ночи, девочка.
— Доброго утра, папа.
Так же, как исчез, из солнечной пустоты появился Невилл. Взял у нее из рук телефон. Легонько поцеловал в висок.
— Вы что, знакомы с отцом? — спросила Элис.
— Нет.
И она наконец-то расплакалась. При чужих нельзя, но принц, он не чужой, он настолько свой, что даже отцу никогда этого не понять.
“Мангуст — Факиру
Срочно.
Секретно.
Объект знает гораздо больше, чем мы предполагали. В частности, ему известны мое звание и цель моего пребывания здесь. Его отношение ко мне откровенно отрицательное. Предполагаемый контакт сорван”.
Расшифровано 546350
…Очнулся Курт, когда бесстрастный Вернер появился в дверях библиотеки и сообщил, что принес господину Гюнхельду завтрак. Получасом позже явился бодрый и довольный Вильгельм, без малейшего намека на ехидство поинтересовался, как спалось. Скучным взглядом оглядел разложенные по столу тетради:
— Вам, я вижу, понравилось?
— М-м, — невнятно ответил Курт, сам толком не зная, что имеет в виду, — это довольно интересно. Но я не думал, что получу столько информации.
— А там есть информация? — искренне не поверил Вильгельм. — И много ли от нее практической пользы?
— Пока — ноль.
— Я так и думал. Дело вот в чем, Курт, мы посовещались и решили, что если вам удобно, бога ради, замок к вашим услугам. Позвоните домой, предупредите, что задерживаетесь в гостях, скажем… — он вновь поглядел на тетради, — скажем, на полгода, и штудируйте эту каббалистику в свое удовольствие. Если же ваша матушка и фройляйн Элис будут недовольны таким положением дел, Эфроим даст вам записи с собой. Почитаете и вернете. Не мне, так Георгу.
— А господин Лихтенштейн знает об этом решении?
— Он уже согласился. Курт, есть разница между любопытством и необходимостью, и Эфроим ее прекрасно осознает. На вашей земле живет нечто непонятное, и вам предстоит либо уничтожить это, либо научиться использовать, значит, и прав на записи Лихтенштейна у вас больше, чем у его сына.
— Интересная логика. Ни вы, ни Ефрем ничем мне не обязаны.
— А должны быть? — в бесцветных глазах проглянуло непонимание. — Нормальная логика, человеческая. Вы отвечаете за свой город и за людей, это работа сама по себе нелегкая, а там у вас еще и черт знает что в довесок. Хорош бы я был, сказав: это ваши проблемы. В общем, решайте, как вам удобнее. Через четверть часа мне подадут машину, и если надумаете, поедем вместе.
“Факир — Мангусту
Срочно.
Секретно.
Немедленно прекращайте любые активные действия. В случае непосредственной угрозы эвакуируйтесь по схеме номер три”.
Эйтлиайн
А их плохо учат в университете, ничего-то там не знают ни профессора, ни, разумеется, студенты. Некоторое количество суеверий, очень много никчемных книжек, и еще больше бесстыдной лжи — вот и вся наука. Но мне это только на руку. Элис все еще не верит в правду обо мне, но зато она и не ошибается, как та несчастная румынка, принявшая меня за стригоя. Выглядеть в глазах любимой упырем — что может быть хуже? Разве что, быть упырем на самом деле.
Хотя, мой батюшка как-то решил эту проблему.
Но мне до батюшки далеко, мне далеко даже до последнего комэйрк, безмозглого духа-покровителя Невысыхающей лужи или Комариного луга. Кранн анамха Тварного мира поняли то, чего не понял я — принц Полуночи. Элис, серебряная фея, звезда, заточенная в смертном облике и не похожая на других смертных, моя Элис — та сила, которую народы Сумерек пожелали видеть своей госпожой.
Не могу поверить. Даже думать о таком неуютно, но ничем другим не объяснить ее загадок. Я не знаю, откуда пришла Элис, и никто не знает, ни один из народов не признает ее своей, потому что она — извне. В ней есть нечто, неуловимое, неясное, как будто бы сила, но определить ее природу не может даже Гиал. И дорэхэйт считают, что эта сила нужна им. Значит?..
Не верю…
Нет.
Но выбирать не приходится. Благодать Закона, сказочный Кристалл воплотился в человеческом теле, стал прекрасной и наивной феей.
Стал моей любовью?
Вот и смейся после этого над собой. А ведь знал же я, всегда знал, что глупые шутки до добра не доводят. Да и умные тоже. И то, что я стечением обстоятельств оказался на службе у самого большого шутника в мире, еще не повод ценить хороший юмор.
Итак, это любовь. Русские сказали бы: накаркал. Вся история нашей семьи — анекдоты о любви, и ладно бы я не стал исключением, так ведь нет же, мне славы предков недостаточно. Прадед умудрился полюбить Сияющую-в-Небесах, дед — Светлую Ярость, отец, тот вообще женился на смертной, но влюбиться в Кристалл — это слишком даже для нас!