– Главного редактора, – прошипел Череп.
Проводив ответсека на рабочее место, Олег быстро прошел к Яне. Та сидела с ногами на подоконнике и курила – судя по количеству окурков в пепельнице, уже третью сигарету подряд.
– Хватит дымить, слезай, – Кудряшов потушил Янин «бычок» и протянул руки, чтобы помочь ей спуститься с подоконника. Та сначала отпрянула, но потом все-таки оперлась на его плечо и сползла на пол.
– Я ничего не соображаю, Олег. После этих разборок я словно тупею, – Яна склонилась к плечу Кудряшова.
– Запрись в кабинете и выключи свет. Я сам сдам третью.
– У меня еще и первая…
И оба тут же впились взглядом в часы.
– Без одной пять!!!
В 17.00 по графику надлежало сдавать первую полосу.
– Олег, он сейчас вернется! Не оставляй меня с ним! – на грани истерики Яблонская вцепилась в своего зама.
– Успокойся, – и Олег взял ее за плечи.
В этот момент на пороге кабинета объявился торжествующий Череп:
– Целуемся-милуемся? А можно ли поинтересоваться у голубков, собираются они сегодня сдавать газету или нет?
И тут прорвало даже флегматичного Кудряшова. В два прыжка он подскочил к Черепу и сгреб его за грудки:
– Стучаться надо, понял! Вали отсюда, а то я за себя не ручаюсь, – и он встряхнул надоедливого пенсионера. – Через минуту все будет у тебя на верстке.
– Но-но-но, – пробормотал Череп и бочком протрусил к выходу.
А Кудряшов в те же два прыжка вернулся к Яблонской, заключил ее в объятья, поцеловал в губы и кинулся вслед за Черемшановым.Прошло еще две недели, а ни о каких кадровых перестановках не было слышно. Телега «Девиантных» катилась по проторенной дороге. Яблонская администрировала, Кудряшов разводил и улаживал, Ростунов с Кориковой выискивали и строчили новости, Филатов жал на спуск, Анна Петровна вычищала ошибки и расставляла запятые, а Черемшанов отлеживался на больничном. На следующий день после стычки Черепа с Кудряшовым Яне позвонила мадам Черемшанова и с укоризной в голосе поведала, что у Петра Данилыча скакнуло давление, а кардиограмма показала синусовую аритмию. Все тут же скинулись по тридцатке и собрали незаменимому Петру Данилычу пакет гостинцев, а Анна Петровна даже отпросилась пораньше домой, чтобы испечь для болящего его любимое лакомство – лимонный кекс.
После импульсивной сцены в кабинете и Олег, и Яна вели себя так, словно между ними ничего не произошло. Правда, первые три дня чувствовалась некая напряженность. Олег дважды ходил в столовую с Ростуновым и Кориковой, не приглашая Яну, а она вдруг и вовсе перестала обедать под предлогом того, что нагуляла за выходные кило лишнего веса.
Однако в четверг около полудня Олег заглянул к Яне:
– Идешь обедать?
– Ой, Олег, столько работы…
– Ну, пойдем тогда кофейку с бутербродами перехватим. Не сидеть же голодными.
И они отправились в редакционную кухню. У запасливого Кудряшова в холодильнике всегда лежало не меньше полбатона его любимой «Охотничьей» и банка плавленого сыра, а в хлебнице был припасен батон. За рабочий день он съедал не меньше пяти-шести бутербродов с колбасой и сыром – его он мазал на булку, а «Охотничью» клал сверху. Эти излишества отложились на фигуре Олега в виде небольшого животика. Впрочем, своим внешним видом он был отнюдь не озабочен, и в зеркало смотрелся редко.
Пока Кудряшов с чувством, с толком, с расстановкой – а он все делал только так – лепил бутерброды, Яна исподволь за ним наблюдала.
«А он ничего, – думала она. – Не красавчик, конечно, как Костик, но вполне приятный. Волосы такие густые, и цвет необычный – чуть рыжеватый. И сложен неплохо, крепкий такой. Не Аполлон, но я, в общем-то, никогда не млела от парней из «качалки». А как он Черепа-то на место поставил! Я и не знала, что он на такое способен. Все его тюфяком да тормозом считала…
Интересно, а почему он не женат? Ведь ему, кажется, тридцатник этим летом отметили. Странно. Комплексы, что ли? Или требования завышенные? А что, запросто! Вот не удивлюсь, если узнаю, что у Кудряшова составлен список качеств, которыми должна обладать его избранница, и он по одной методично отбраковывает знакомых девиц… Что же он за человек такой непонятный?»
– Ой, нет, мне колбасы не надо! – очнулась она от размышлений. – И сахар в кофе не клади. Положил уже? Ну ладно… Как хорошо без Черепа-то, а? А то даже на кухне от него покоя не было. Сейчас бы обязательно тут толкался и разогревал бы какую-нибудь щуку с чесноком или жареную картошку с мясом.
– А я бы картошечки сейчас навернул. Только я ее не жарю, а тушу. Беру свининки пожирнее…
– Ты сам готовишь?
– А что? Да, готовлю и неплохо. Хочешь… – и осекся на полуслове.
– А если хочу? – с полушутливым вызовом сказала Яна.
– Я как в следующий раз буду тушить, принесу на работу и угощу тебя.
Тут на кухню зашла Анна Петровна. В обед она пила только кофе со сливками. Причем, не из пакетика «три в одном». Она собственноручно измельчала зерна в кофемолке, варила в турке и заливала натуральными, а не какими-нибудь растительными, сливками.
– Вчера была у Петра Даниловича, – не обращаясь ни к кому, сказала Анна Петровна. – Слава Богу, идет на поправку. Потолковала с Полиной Георгиевной. Жалуется, что таблетки пить не хочет, а ведь скачет давление-то. Ох, не бережет он себя, не щадит. А ведь не мальчик уже.
– Да вы знаете, Анна Петровна, мне до пенсии еще далеко, а давление тоже скачет в последнее время, – ответила Яна. – Бывает, сердце будто остановится, замрет – так страшно становится! А потом быстро-быстро забьется. И ком к горлу подкатывает.
– Дай пульс проверю, – и Кудряшов взял Яну за запястье. Посмотрел на часы, засек время… – Да, учащенный немного. А я, дурак, предлагаю тебе кофе.
– Да ни при чем тут кофе, Олег…
Едва Яна села за компьютер, как раздался звонок от Полины Георгиевны Черемшановой:
– Что ж вы, Яна Яковлевна, не зайдете к нам, не навестите больного сотрудника? Петр Данилыч и я приглашаем вас. Приходите сегодня, как номер сдадите, я испеку лимонный кекс.
– Ой, простите, закрутилась, у меня действительно много работы. Сегодня обязательно зайду.
– Только Петр Данилыч попросил, чтобы вы, как будете выходить, позвонили ему. Он волнуется, хочет вас получше встретить.
– Да что вы! Не надо беспокоиться.
Примерно полседьмого Яна набрала номер Черемшанова.
– Ждем вас, Яночка Яковлевна! – горячо заверил он. – Адрес вам Поля сказала?
Жил Черемшанов в четырех автобусных остановках от редакции. Яна решила пройтись пешком. Через полчаса она уже звонила в дверь коллеги.
– Так вот вы какая, значит? – разулыбалась Полина Георгиевна. – Петя, Петя, Яна Яковлевна пришла!
Но никто не отозвался.
– Ну ничего, посидим-поокаем вдвоем. Захотелось вдруг ему душ принять и побриться. Уже полчаса, наверно, в ванной торчит.
– Да вы загляните, мало ли чего?
– Нет уж, не буду. Страсть он этого не любит.
Петр Данилыч появился из ванной лишь через двадцать минут – раскрасневшийся, довольный.
– Добрый вечер, Яночка Яковлевна! Ничего, что я в халате? Ну, как вы там живете-можете? Поля, доставай кекс!– Все-таки осталось еще что-то человеческое в Черепе, – на следующее утро делилась Яна с Кудряшовым. – Так тепло меня встретили. Правда, смешно так получилось: я пришла, а он, оказывается, в ванне! Ждем десять минут, ждем пятнадцать – а он все не выходит. И Полина Георгиевна странная такая. Говорю ей: сходите, проведайте его. А она ни в какую. Видать, и ее вышколил. А потом – раз! И появляется в халате! Мне даже как-то не по себе стало…
– В халате?
– Да, представь, в длинном синем махровом халате! Так по-домашнему, без комплексов, свой в доску.
– Да уж.
– А потом мы пили чай с кексом. И Череп рассказал, что когда-то очень давно подавал надежды как оперный певец. Сам Лепешинский хвалил его тенор.
– Лепешинская, ты хочешь сказать? Балерина?
– Балерина?! Что за дурь, Олег?
– Ну, кажется есть такая… Да нет, он, наверно, сказал: Лемешев!
– Да нет, вроде не Лемешев. Какая-то такая длинная фамилия была.
– Бред какой-то. А вообще, с трудом верится, – пробормотал Олег, вспомнив лающий тенорок Черепа.
– Но ты меня не дослушал. И вот, за несколько дней до дебюта Череп подцепил сильнейшую ангину. И все! Голос пропал навсегда! Знаешь, он вчера чуть ли не разрыдался, когда вспоминал, как долго он разучивал партию Ивана Сусанина, как мечтал выйти на сцену и спеть «О дайте, дайте мне свободу!»
– Муть какая-то. Никогда не слышал, чтобы Череп о театре говорил.
– Ничего удивительного. А когда нам об этом говорить? Крутимся как белки в колесе. Каждый день заново наполняем бездонную бочку. А на следующее утро – все сначала. Конвейер!
Тут зазвонил телефон.
– Сан Санычу я опять зачем-то понадобилась, – в глазах Яны мелькнула тревога. – Надеюсь, что долго не задержусь.
… Возвратилась она через 40 минут – вернее, ворвалась в кабинет и первым делом грохнула об пол бокал. Затем ребром ладони сшибла блюдце. После чего – вазу. Но она разбилась не сразу. И Яне пришлось сделать еще две попытки, прежде чем пол усеяли тяжелые зеленоватые осколки.
– Ты офигела что ли? Я сейчас психбригаду вызову! – примчавшийся Кудряшов крепко схватил ее за плечи.
– Вызывай, вызывай, у меня, кажется, реально поехала крыша! Я сейчас тут все на хрен разнесу!
– Да уймись ты! Что опять стряслось?
– Да, все здесь разнесу, а потом пойду и убью эту суку!
– Какую суку?
– Эту тихоню, эту мразь, эту нашу белую кость Анну Петровну! Олег, в номере опять ошибки! Представляешь, вместо «мэр» в газете стоит «мэрин»! А вместо «деловых кругов» – «деловые овалы»! – и Яна истерично захохотала. – Это уже не опечатки! Это кое-что посильнее! Эта сука ржет мне прямо в лицо!
– Не может быть! Я тебе не говорил, но после того случая я лично перечитываю все после корректоров. Только они этого не знают. А сейчас, пока Черемшанов болеет, я сам подписываю полосы в печать. Вчера последнюю подписал в 18.25. Все было чисто. Ни мерина, ни овалов. Марина дежурила на сдаче номера. А Анны Петровны в это время в редакции уже не было. Она ушла около шести.