— Где… — не договорила, в палату врач вошёл:
— Наконец-то, — буркнул на удивление строго, словно я жутко провинилась.
Пока меня проверяли, попутно рассказывая, что едва меня не потеряли, я глазами шарила по светлой палате, выискивая Адакова или следы его пребывания, но ничего такого не находила, кроме, пожалуй, цветов. И то — спорно, ведь их могла и Кристина принести.
— Так что вы пока будете под наблюдением. Малыш тоже.
— А где он? — к своему стыду осознала, что волновала не о том мужчине.
— Не волнуйтесь. Он в поряде, но пока полежит под надзором врачей в перинатальном центре.
— Что-то не так? — мое сердце дико забилось.
— Я же говорю, ничего страшного, но профилактики ради. При первом осмотре акушерке не понравилось его тихое дыхание, померещились хрипы, поэтому ребёнку несколько дней дают кислород. Он даже не на аппарате искусственного — маска с кислородом рядом. Вам отдых, и ему полезно.
— Точно? — разволновалась я не на шутку, даже какие-то нелепые попытки встать сделала, но тягучая боль в животе, заставила застонать, согнувшись пополам.
— Ну что же вы делает, мамочка? — мягко укорил врач, возвращая меня на место. Успокойтесь, а не то швы разойдутся, — пожурил по-отцовски.
— Но я сына… — сглотнула сухим горлом, — хочу увидеть. Убедиться. — вяло попыталась возразить.
— Скоро увидите! Акушерка принесёт, а потом мы вам его отдадим насовсем, а пока поправляйтесь, сил набирайтесь.
Глава 45
Адаков/Ад
Думал сдохну в ту же секунду как медицинский аппарат предупредительно завопил.
Да какое там «думал» — сдох!!!
Сердце ухнуло в пустоту, земля покачнулась.
Бах!!!!
Я чуть сына не выронил. Его акушерка успела выдернуть у меня из ослабевших рук.
— Вам нужно покинуть зал! Немедленно! — принялась меня выталкивать, но я взревел точно раненый вепрь:
— Что с ней??? — меня пошатнуло.
— Выйдете! — скомандовала самая строгая из медперсонала, и как понимал, главный врач. Вокруг Бориски несколько человек суетились, готовя аппарат для реанимации.
— Спасите!!! — а это не то с угрозой рявкнул, не то с мольбой.
— Вон!!! — в ответ рыкнула женщина, но я отказался уйти, чуть погодя, осознав, что больше мешался, позволил меня задвинуть в первую комнатку с разделительным стеклом.
Митич вернули к жизни с первым же ударом дефибратора.
И моё, до сего момента казалась небьющееся сердце, тоже пробило ритм жизни. Я аж башкой об стекло лупанулся от облегчения.
Как же я был глуп, желая девочке смерти!
Нет. Нет! НЕТ!!! Ей нельзя умирать, без неё и меня не будет!
Эта простая очевидность — как гром среди ясного неба.
Ослепила, оглушила!
На ненависть только жажда отомстить толкала.
Так глупо, наивно полагал, но на деле робкая, обиженная, отвергнутая любовь обернувшаяся нездоровой одержимостью, которую по привычке путал с ненавистью и так умело обострял любой причиной лишь бы не умирать от неразделённой любви! Чтобы не ощущать себя слабаком и нытиком.
Да, так было легче, проще.
Всегда проще ненавидеть, чем любить.
В ненависти не зазорно хотеть, мстить и делать низкие вещи.
А любовь она постыдна одним своим существованием, ибо любовь — это слабость, а я не могу быть слабым.
Я не привык быть слабым!
А тут какая-то пигалица, сравнивает меня с дьяволом! Отвергает меня, как возможного для нее мужчину! Отвергает саму мысль, что может быть со мной! И вдруг ОНА!!! оказалась в эпицентре моей мести!!!
И теперь, как никогда чётко понял, вернее ощутил каждой частичкой своего нутра, что не любовь — слабость, а её уродование и отторжение по причине отказа! Её избегание, в страхе получить отказ!
Слабость — уничтожение невиновных!
Слабость — причинение боли другим!
Не то чтобы я резко стал готовым к серьёзным отношениям, любви и прощению, но был ответственен за свои поступки, поэтому всё свободное время караулил возле Митич, лишь изредка уезжая по рабочим делам. Срочным! Не терпящим отлагательств!
А их, к удивлению, было мало — Бориска отменно наладила рабочий процесс, максимально грамотно расставила по местам помощников. Поэтому махина пахала без заторов.
Меня на работе встретили обрадованно-шокировано.
Я сел в кресло с лёгким чувством, что отвык, но пару звонков, передвинул несколько предметов на столе предмета, как моему взгляду было привычней, и я тоже вернулся в строй.
Кристина меня приятно удивляла.
И если вначале был скептически настроен, то когда она с готовностью к любому моему решению, пришла в кабинет, дал понять — мы поработаем, раз Бориска ей дала шанс. Если Митич нашла силы простить, то я не вправе отменять её решения!
А еще Крис выручала в больнице.
Заменяла меня на посту возле койки Митич, словно была ее близкая и преданная подруга, и тогда я мог проведать сына.
Крошечное существо, наличие которого никак не укладывалось в голове. С существованием которого я никак не мог свыкнуться.
Смотрел на него через обзорное окно, разделяющее зал с младенцами и комнатку для посетителей. Смотрел и не верил, что это мой ребёнок! До последнего отказываясь его держать, когда предлагали, ведь он не был на аппарате искусственного, и вполне дозволялось его навещать и даже брать на руки. И не знаю, когда бы решился, но однажды столкнулся с мужчиной… Он был бледен как смерть, потухший взгляд.
Мы вместе какое-то время смотрели на младенцев через окно:
— Не уверен, что смогу ее полюбить.
Мне показалось, что это не было сказано, а так ветер прошелестел, разнося по комнате мои мысли.
— Она какая-то чужая.
Нет, всё же не мысли!
Я покосился на мужика.
— Из-за неё умерла жена, — он кинул на меня полный невыразимой скорби и боли взгляд. — Настя была для меня всем, — добавил с короткой паузой.
Я не знал, что ему ответить. Сам находился в раздрае, в тихом ужасе и на распутье.
— А Вы? — обратился мужик ко мне.
— Моя… — я тоже сделал паузу, потому что мысли путались, — чуть было не умерла, — кивнул, чувствуя, как во мне начинало рождаться нечто. — Не знаю, что было бы, если бы… — опять замялся, вспоминая ужас в тот момент, когда пикнул прибор сердцебиения Митич и мир рухнул аккурат с непрерывной прямой линией, прорезающей экран.
— И теперь видя сына, радуюсь, что она жива и всё чаще начинаю думать, что судьба мне дала второй шанс.
— А мне значит нет? — убито прошептал мужик, продолжая бесстрастно смотреть на малышей.
— Не знаю, — честно признался я. — Но свой не хочу упустить! И вы подумайте, раз у вас жив ребенок, может это сигнал?
— К чему? — безлико уточнил мужик.
— Что пора жить для другого, — озвучил неясную мысль я. — Раньше для себя жили, жены, и вам хватило друг друга, а теперь пора… — я так и не закончил мысль, просто неопределенно пожал плечами. Мужик странно на меня покосился — с болью, что ли и отвращением к самой мысли, что это может оказаться правдой.
Он ушёл, так и не войдя к ребенку, а я впервые за эти дни сделал этот решающий шаг.
Что испытал, взяв на руки?
Да я чуть не обосрался от страха.
Он такой маленький, худенький.
Меня нешуточно трясло. Я дышать забывал. Дико боялся его раздавить, сломать, уронить.
Когда мне его сунули в родзале я вообще был не в себе, а теперь… в здравии и по собственному желанию. Чёрт его знает, что это за сила такая, но меня словно щекотливыми разрядами прошивало, с ног до головы. Наполняло силой и уверенностью, что всё будет отлично!
Бориска
Когда в следующий раз открыла глаза, тотчас наткнулась на Адакова.
Было непривычно видеть его темный затылок под таким углом — сверху-вниз. Ад лицом уткнулся в мою руку и дремал, это ощущала по теплому, размеренному дыханию на моей коже. И вот тогда меня накрыло безграничной нежностью к этому невыносимому тирану. К этому мстительному чудовищу! Черствому деспоту! И давний спор гордости со здравомыслием, разбив все доводы об остроту моих чувств к этому человеку, закончился однозначно и четко — я буду любить за двоих! Да, не достоин — и это неоспоримо! Нет ему прощения — и это однозначно! Но я его люблю — и это неизлечимо!
Проваливаясь в ледяные объятия смерти, я как никогда чётко поняла, что нужно говорить! Нужно отпускать! Нужно любить! Нужно прощать!
Прощение — ключ. Спасение и выход!
Если в отношениях хотя бы один не найдет в себе сил для такого на первый взгляд простого подвига — паре не быть!
Чувствам не быть!
Семье не быть.
Потому что жизнь долгая, ошибаются все! И если не прощать, не давать шанса на исправление — и самому не обрести покоя и счастья!
Не знаю насколько много у меня сил и желания, вернее насколько меня хватит, но я…
Мысль упорхнула — запоздало поняла, что потянулась Адакова погладить. Только рука дрогнула, и я неаккуратно стукнула его, словно пыталась разбудить и прогнать неугодного посетителя.
Ад тотчас зашевелился.
Поднял голову, смаргивая сон, но наткнувшись взглядом на меня, вздрогнул. Отшатнулся, будто получил пощечину. И в том же молчании встал, собираясь уйти.
— Опять бежишь? — бросила в спину.
Ад замер, держась за ручку двери.
— Не хочу докучать.
— Кому? Я всё время сплю. — продолжила, как же в чём не бывало.
— Я же понимаю, что тебе меня видеть… — Адаков не поворачивался — так и говорил с дверью, — ну что ты не рада.
— Опять за меня решаешь? — устало пробурчала я, удобнее ложась на койке. — Не надоело? — не наезжала, но мягко требовала остановиться. — Сам подумал! Сам решил! Сам сделал! Очень самостоятельно, по-взрослому и эгоистично!
Андрей покосился через плечо здоровой частью лица.
Глянул на меня мрачно, чуть озадаченно.
— Ты никогда не думал, что одинок как раз потому, что никому не позволяешь быть рядом? — совершенно не собиралась играть в психолога, но достучаться до разума Адакова — очень хотела. Или хотя бы дать почву для размышления на досуге.