— Да я же не бабка.
Он пожимает плечами.
— Знаю.
Катрин жалеет, что сказала так. Он ведь хотел ей помочь. И ей было бы приятно.
Поэтому Катрин быстро спускается с лестницы. Но на последней ступеньке у нее подворачивается нога, и она хватается за перила. Ногу пронзает сильная боль.
— Всегда и во всем надо знать меру, — говорит Франк, берет ее под руку и больше не выпускает. Он держит сильно и в то же время бережно.
Яркий свет на улице слепит глаза. Свежевыпавший снег сверкает, у тротуаров уже высятся маленькие снежные кучки. Все вокруг еще белым-бело.
Катрин вдыхает морозный воздух и, прикрыв на мгновение глаза, опять широко их открывает. Прекрасный зимний день.
— Сегодня я на машине, — говорит Франк, — вон она, напротив.
— Как так? — удивляется Катрин.
— Отец меня выручает, — объясняет Франк, — ему все равно нужно в город на совещание.
— Нет, это невозможно, — отказывается Катрин, — у нас есть еще время. Доедем на трамвае.
— Пошли, пошли, — зовет Франк, — а то мой старик вечно спешит.
— Слушай, мне бы не хотелось, — просит Катрин.
Но Франк берет ее руку и тянет за собой. Она слегка сопротивляется. На другой стороне улицы стоит с включенным мотором темно-синяя «Лада». Одно боковое стекло опущено, из него на них смотрит владелец машины: продолговатое лицо, густые темные волосы, в которых пробивается седина.
Катрин все это отмечает про себя, улавливает также равнодушный, как ей кажется, взгляд, которым господин Лессов — отец Франка — ее разглядывает. Зачем только Франк приехал с отцом?
Франк открывает заднюю дверцу.
— Залезай, — приглашает он, — и вытяни ногу. Я сяду вперед.
Господин Лессов оборачивается:
— Так это тебя сбил он с ног?
Девочка, с трудом усаживаясь в машину, не отвечает, но господин Лессов, видимо, и не ждет ответа.
Франк садится рядом с отцом, тот гасит сигарету, складывает свои бумаги и сует их в кожаную папку.
— Я не знала, что Франк вас побеспокоил, — говорит Катрин.
Отец Франка смеется:
— Значит, сюрприз удался. Ведь своих детей человек любит. — Он бросает испытующий взгляд на Катрин. — У тебя побелели щеки. Если тебе станет плохо, сразу скажи. И тут же выходи из машины.
— Нет, нет, я хорошо себя чувствую, — уверяет Катрин.
— Ну, с богом, — говорит господин Лессов.
Машина повернула на середину улицы, набирает скорость. Отец Франка уверенно ведет ее по скользкому от снега асфальту. В машине тепло. Катрин сидит, наклонившись вперед, судорожно напрягая ногу.
Франк оглядывается на нее.
— Да ты откинься на спинку. Или с ногой не справишься?
Девочка откидывается на мягкую спинку сиденья. Франк ободряюще улыбается ей. Она тоже пытается улыбнуться, но ей кажется, что она скорчила гримасу. У нее какое-то странное состояние, она сама себя находит смешной. Что с ней стряслось? Неужели она от смущения ведет себя как глупая гусыня? Почему бы отцу Франка и не отвезти ее к врачу?
Катрин рассматривает в зеркале заднего вида господина Лессова, точнее говоря, она видит только глаза его и лоб. Глаза смотрят строго, быстро на все реагируют. Над переносицей две глубокие складки. Похож Франк на отца? Катрин этого определить не может, по крайней мере глядя в зеркало.
На перекрестке господин Лессов ядовито роняет: зеленая волна, мол, замечательное изобретение транспортной техники, но рассчитывать на разум граждан-водителей зачастую не приходится, они едут либо слишком быстро, либо слишком медленно, и то и другое обесценивает зеленую волну.
— Вообще это сложная проблема, — считает господин Лессов, — внедрение современной техники — одна сторона медали, а воспитание технической культуры у людей, как я бы это назвал, другая, и это воспитание, к сожалению, еще весьма неважное. Да, весьма и весьма.
В таком духе ведут разговор отец с сыном. Существуют, оказывается, различные мнения о том, с каким ускорением трогать с места машины определенных марок, а также о расходе бензина.
Во всем этом Катрин, можно сказать, ничего не смыслит, она смотрит в окно на улицу и убеждается в том, что точка зрения водителя резко отличается от точки зрения пешехода.
Когда Катрин стоит на краю тротуара и глядит на проезжающие мимо машины, ей кажется, что машины — это какие-то жестяные клетки, в которые втиснуты люди. Наоборот, сидя в машине, все видишь в другом свете. Это ты проскакиваешь мимо людей, что стоят на краю тротуара, и все расстояния сокращаются. Создастся впечатление, что ты в чем-то превосходишь эти неуклюжие, остающиеся за стеклом существа.
«Лада» останавливается у поликлиники.
Франк выскакивает из машины, открывает заднюю дверцу.
Господин Лессов оборачивается:
— Ну вот у тебя опять появился румянец. Может, тебе просто было холодно. Я включил отопление.
— Большое спасибо, что подвезли меня, — благодарит Катрин.
— Всего хорошего, поскорей выздоравливай.
Господин Лессов легонько пожимает ей руку — может, боится сжать сильнее? И сразу снова берется за руль.
Катрин старается побыстрей выбраться из машины. Не хочет задерживать господина Лессова: времени у него мало и оно высоко ценится. Франк помогает ей, а потом осторожно закрывает дверцу и машет отцу, девочка тоже машет.
Господин Лессов ловко подстраивается к веренице машин, и его «Лада» быстро удаляется. Катрин поправляет шарф, одергивает куртку.
— Ведь удобнее же, чем на мопеде или в трамвае, — говорит Франк.
— Да, видно, машины ваш пунктик, твой и твоего отца.
Франк улыбается:
— О машинах мы можем говорить часами. Если же речь пойдет о чем-то другом, все будет иначе.
Катрин без его помощи поднимается по ступенькам в поликлинику.
— Я подожду на улице, — говорит Франк, достает из кармана пачку сигарет и, устроившись на перилах, болтает ногами.
— Ты тут замерзнешь, — остерегает его Катрин.
— Будешь долго, так зайду внутрь. Не переношу запаха в поликлинике. — Он закуривает сигарету. — Иди лечись.
Катрин входит в здание. А хорошо, что тебя кто-то ждет. Раньше, когда она ходила к врачу, с ней всегда были мать или отец.
Неприветливая регистраторша, та же, что была позавчера, не обращает никакого внимания на Катрин. Сегодня не нужно ни в чем разбираться и ничего записывать. Сидя очень прямо на своей табуретке, она стучит на машинке. А Катрин входит в кабинет врача и точно знает, чем должен кончиться ее визит. Следующую неделю ей необходимо еще поберечься, пусть врач удостоверит, что ей следует избегать всяких ненужных нагрузок. И все-таки к врачу Катрин подходит обычной своей походкой, боли ведь она не испытывает.
— Очень, очень рад. Вы больше не хромаете. Прекрасно. Давайте-ка глянем на рану.
Врач снимает повязку. Довольно неприятная процедура. Катрин едва не застонала и без всякого труда могла бы осуществить свой замысел — не создавать благоприятного впечатления.
Но она стискивает зубы и не стонет. Молодой врач внимательно осматривает рану.
— Порядок, полный порядок, — устанавливает он, — процесс заживления уже начался.
Катрин это и сама видит.
— Мы наложим сегодня легкую повязку. Но перенапрягать ногу вам не следует.
Катрин согласно кивает и благодарит. Последние слова врача она передаст дома, она подчеркнет их. «Ну что ж, возьмем такси, — скажет отец, — сорок марок у нас найдутся». А если она предупредит, что должна на следующей неделе к врачу? «В деревне тоже есть врач, — ответит отец. — Там тебе мигом наложат свежую повязку. Ты же знаешь доктора Мейзеля».
Увы, молодой врач ни слова не сказал о том, что ей нужно показаться еще раз. Может, он просто забыл; сестра доложила ему о больном, которому требуется срочная помощь.
Франк удивлен, что она так быстро вышла.
— Дела как будто идут неплохо, — говорит он.
— Да, неплохо.
— А ты и не рада вовсе, — удивляется Франк.
— Нет, рада, — говорит Катрин и думает об отъезде в домик, о долгой неделе, когда ее не будет в городе.
— Я знаю здесь кафе-мороженое, — говорит Франк, — и приглашаю тебя.
Девочка согласна. Но с трудом подавляет уныние. Что о ней подумает Франк? Сочтет, пожалуй, кривлякой.
Кафе-мороженое находится неподалеку, на Карл-Маркс-аллее. По дороге туда Катрин обретает свою обычную невозмутимость.
— Дорогое заведение, — предостерегает она Франка.
— Может, чуть дороже, чем в других местах.
Он уверенно входит в кафе, оглядывается, замечает — сейчас еще утро — хорошее место, маленький столик у окна.
Впервые сидит Катрин напротив Франка и не может избежать его взгляда. У Франка худое лицо, от ветра чуть покрасневшее. А какого цвета у него глаза?
Катрин злится на себя за то, что сунула руки под стол; Франк, тот держится естественно, он уже взял меню. Внезапно, к собственному удивлению, она спрашивает:
— Какого цвета у тебя глаза?
Франк с изумлением глядит на нее и широко открывает глаза, опушенные невероятно густыми ресницами.
— Какого цвета глаза? Ну, сама погляди. — Он тянется к ней над столом.
— Так я вообще ничего не вижу. Смотри на свет.
— В удостоверении личности записано: цвет глаз серый, — говорит Франк и послушно поворачивает лицо к свету, падающему сквозь огромное окно.
— Верно. И все-таки неверно, — устанавливает Катрин, — какой-то еще цвет подмешан.
— Да, — подтверждает Франк, — желтый.
— Ты прав, какой-то у них золотистый отблеск. Катрин слышит собственный голос, ощущает теплое дыхание Франка и удивляется, что задала ему этот вопрос. Франк смотрит ей в глаза, и Катрин не избегает его взгляда, при этом еще раз обнаруживая своеобразный отблеск его глаз. Но тут же откидывается на спинку стула и быстро говорит:
— Ну что там есть? Дай-ка мне.
Франк протягивает ей меню, их пальцы при этом на мгновение соприкасаются.
— Там много чего есть, — отвечает Франк, — выбери, что хочешь.
— На цену тоже надо смотреть, — возражает девочка, — моя мама в этом случае очень внимательна.