– Не, – шмыгнул носом второй.
– Нам не дают, – подтвердил первый.
Я хотел развязно спросить, мол, «А если найду?», но понял, что не решусь лазить по их карманам. Это чересчур. Одно дело – припугнуть, другое – реально вытрясти из детей деньги.
– Врете, – хмыкнул я, стараясь потянуть время.
Чужие страх и покорность были мне по-странному приятны, и я не хотел так быстро отпускать ребят.
– Воровать нехорошо, – снова шмыгнула носом одна из голов.
– Это не воровство, а взаимовыгодный обмен, – пояснил я. – Вы отдадите мне деньги, а я не буду вас бить. Разве не выгодно?
Они молчали. Я хотел было еще объяснить им, что их родители, кем бы они ни были, тоже воруют деньги и что все взрослые друг у друга воруют, но подумал, что они маленькие еще, не поймут. Поэтому, вздохнув, покладисто сказал:
– Ладно, я сегодня добрый. Откупитесь щелбанами. – И, отвесив по макушкам одному и второму, пропустил их мимо себя.
Малыши, не сговариваясь, побежали вперед, удивленные тому, что так легко отделались.
Вернувшись домой, я застал Гордея – он, неприятно скрипя струнами, бренчал на своей расстроенной гитаре. Увидев меня в своей одежде, брат заметно повеселел:
– Что, Вася победил Лису?
– На что идут деньги с ваших пранков? – вместо ответа спросил я.
– Мы их делим между собой.
– Я тоже хочу бургеры и молочные коктейли.
Гордей понял, о чем я, и широко улыбнулся:
– Без проблем.
Потом, резко посерьезнев, сказал:
– Только не спались перед парнями. И вообще… Не спались, что это ты.
– Тогда называй меня Васей всегда, – потребовал я. – Для полного погружения.
– Кроме школы и родителей, – добавил Гордей.
– По рукам. – И я протянул ему руку, как это принято у парней.
– По рукам, Вася. – Он крепко сжал мою ладонь, совсем по-джентльменски добавив: – С вами приятно иметь дело.
Девочка в одиннадцатой степени
У автоподстав есть несколько правил, которые ни в коем случае нельзя нарушать. Первое: если действуешь на проезжей части, то выбирать следует однополосные дороги, а если на парковке, то нужно быть уверенным, что в этой зоне нет камер. Второе: бросаться под колеса лучше только к женщинам и старикам. Гордей сказал, что именно эти категории водителей, как правило, не в курсе такого вида мошенничества, к тому же отличаются сострадательностью. Третье: не стоит бросаться под машины, в салоне которых есть видеорегистратор. Четвертое: если водитель предлагает вызвать ГИБДД, то нужно смываться.
По нашей схеме я был несмышленым ребенком, внезапно выскакивающим на дорогу, а Гордей – взрослым родственником, грозящим вызвать полицию. Он и так выглядел взросло для своих шестнадцати лет, а в пальто, брюках и с недельной щетиной действительно мог сойти за молодого отца. Я восхищался тем, как другие, настоящие взрослые люди тушуются перед его ровным холодным тоном, просят не вызывать полицию и добровольно отдают деньги.
Конечно, бывали и проколы. Например, однажды нам попался дед, который по факту оказался майором полиции в отставке. Гордей это понял даже быстрее, чем дед об этом сообщил, – по осанке, по речи, по выражениям, – а потому сразу прервал наш спектакль и дал мне команду уматывать. Тогда нам в спину и донеслось, мол, «Я майор полиции, шпана!».
Но это были редкие форс-мажоры, какие бывают во всякой работе. В основном же у нас с Гордеем все шло хорошо, 60 % от выручки брат забирал себе, 30 % отдавал мне («Потому что я автор идеи, а ты вообще мелкий еще для таких денег»), и 10 % уходило в общак, потому что мы с другими парнями были одной командой, прикрывали друг друга и подменяли. Я нисколько не возражал, радуясь и такому положению: четыре тысячи за один бросок под колеса – огромные деньги, когда тебе тринадцать.
Иногда я ловил себя на тревожной мысли: так начинают все преступники. В детстве ты обманываешь людей за четыре тысячи, а вырастая, убиваешь за четыре миллиона. Может, я один из тех, кто во взрослом возрасте попадает в тюрьму? И Гордей… Он тоже из таких?
– Все в порядке, – убеждал меня Гордей всякий раз в минуты сомнений. – Нам отдают деньги добровольно, разве нет? Мы ни у кого ничего не отбираем, мы не воры.
Я редко проводил время на крыше, опасаясь, что в общении меня будет легко разоблачить. Все парни в команде были парнями в десятой степени, плевались, матерились, сидели, широко раскинув ноги, а напоминающий беспризорника Жора вообще вонял. Даже в чате все изъяснялись на странном пацанском языке («чотко нах» и «тычобляепта»). Только Гордей писал складно и без ошибок, да Рома иногда перестраивался. Я помалкивал.
Чтобы попасть в этот чат, мне пришлось создать страницу от имени Васи, и я испытал особое удовольствие при регистрации. Долго выбирал, как лучше: Вася Миловидов или Василий Миловидов, а может, лучше не фамилию, а кликуху какую-нибудь… Но кликуху мне не придумали, поэтому оставил Миловидова. Пол – мужской. Вместо своей фотографии я поставил картинку с Джокером из фильма с Хитом Леджером, потому что так часто делали мои одноклассники.
Поначалу я только читал переругивания между парнями или листал паблики с приколами, но однажды мне написала девчонка. Да, прям настоящая девчонка. Она написала: «Привет», а я ответил: «Привет, детка», потому что мне казалось, что именно так отвечают на сообщения крутые тринадцатилетние парни.
Девчонку звали Марина, и она объяснила, что учится в той же школе, что и я. При регистрации у меня настойчиво требовали указать школу, чтобы помочь найти моих одноклассников (боже упаси, я был бы рад их потерять), и мне пришлось указать совершенно случайную школу. Я объяснил Марине, что учился там раньше, а теперь не учусь, но разговор уже завязался, поэтому мы продолжили беседовать.
Я узнал, что Марина занимается фигурным катанием и конным спортом, а на фото выглядит как девочка в одиннадцатой степени. Сначала я подумал: «Фу», потому что не люблю таких принцесс, но вообще-то общаться с ней оказалось интересно, и я даже начинал проваливаться в сущность Лисы: делиться с Мариной своими настоящими переживаниями, а не просто выпендриваться в образе Васи.
Когда Марина спросила, кем работают мои родители, я не решился ей сказать, что мой отец – священник, а мама – матушка в церкви. Город не очень большой, я опасался, что эти откровения могут разоблачить меня. Потому не придумал ничего лучше, чем сказать, что мои родители умерли, а живу я с бабушкой, а бабушка очень старая и никогда не выходит из дома, вообще никогда. Марина тут же отправила мне десять плачущих смайликов: «Бедняжка…»
В конце концов настал момент, которого я опасался с самого начала нашего общения. Она позвала меня гулять. Сначала я хотел отказаться, сославшись на занятость и на бабушку, за которой нужно постоянно ухаживать, но потом рассудил: когда я в одежде Гордея, никто не считает, что я девчонка. Значит, и Марина этого не поймет.
Мы договорились встретиться в парке. Я пришел заранее, потому что так сильно боялся опоздать, что вышел слишком рано. Думал, парни не опаздывают – это прерогатива девушек.
Пока ждал Марину, весь извелся: а вдруг она догадается? Вдруг придет и скажет: «Ты че, смеешься надо мной?»
Я увидел ее издалека. Она была такой же красивой, как на фото. А у меня на странице, конечно, не было фото, и я подумал: я, наверное, не из красивых. Об этом я забыл понервничать: может, я вообще не в ее вкусе.
Я пошел к ней навстречу, чтобы дать понять, что вот он я – тот самый Вася. Она заулыбалась. Видимо, ничего не заподозрила.
– Привет, – сказала она, когда мы подошли друг к другу.
– Привет, – ответил я, стараясь делать голос ниже, как учил Гордей. И добавил: – Хочешь, понесу твой рюкзак?
Я вообще-то не хотел нести его, но будь я сейчас Лисой, а не Васей, мне было бы приятно, если бы кто-нибудь захотел понести мою сумку.
Марина скинула с плеч розовый рюкзак с какими-то феями, передала мне, и я тут же пожалел, что вообще об этом заикнулся. Не переставая дружелюбно улыбаться, я закинул эту тяжесть себе на плечо.
Мы пошли гулять по парку, и я тратил на Марину все деньги, которые заработал с наших мошеннических махинаций. То покупал ей сладкую вату, то мороженое, то пытался выиграть мягкую игрушку в автомате. Она об этом не просила, просто мне нравилось чувствовать себя настоящим джентльменом, таскать на себе ее кирпичи и за все платить.
– У меня дофига денег, я богатый, могу купить тебе что угодно. Что ты хочешь?
Она смущенно морщила нос, улыбалась и говорила, что ей ничего не нужно. А я знал, что она так говорит из скромности, потому и предлагал.
Когда я проводил ее до дома, она сказала, что я очень милый. Сначала я испугался: вдруг это значит, милый как девчонка? Но она чмокнула меня в щеку, и я расслабился: наверное, это значит, что я ей понравился.
Я сказал ей:
– Ты самая красивая девочка на свете.
Потому что Лисе хотелось бы это услышать, но не потому, что я действительно так думал.
И она еще раз чмокнула меня в щеку.
Потом я шел домой один, вокруг сгущались сумерки, и мне было не по себе. Я думал: если бы я был настоящим мальчиком и на меня напали бандиты, я бы все равно ничего не смог сделать, потому что мне всего лишь тринадцать лет. Так почему принято провожать девчонок? Несправедливо. Вообще-то страшно всем.
Но на меня никто не напал.
Кроме мамы. Дома она разоралась, что я слишком поздно вернулся, что на улице в такое время опасно и что я шляюсь в «неподобающем для девочки виде». Мысленно я сказал себе, что это не моя мама. Это мама Лисы. А я больше не Лиса, я Вася, и у Васи никого нет.
Воспитание
В том году я удовлетворительно закончил седьмой класс; в июне близилось мое тринадцатилетние. На протяжении последних двух месяцев я успешно жил жизнью мальчика Васи, у которого много друзей постарше, влюбленная подружка и навык врать и не краснеть. Учился я в то время с тройки на четверку, школа постепенно теряла значимость в моих глазах, к концу учебного года я едва ли помнил, что являюсь прилежной ученицей православной гимназии. Теперь все, что касалось жизни под именем Василиса, не имело для меня никакого значения, я и не воспринимал это как настоящую жизнь. Мне казалось, чт