Море приняло Хиджу в свои объятья, сомкнулось над ним, скользнув по коже теплым шелком. Всплеск потревоженной воды, шум пузырьков воздуха, щекотно пробежавших по телу, а потом гулкая, вязкая тишина, и те звуки, которые нарушали ее, таинственные и странные, казалось, ощущались не только слухом, но всей кожей.
Кахайя плыл чуть впереди и сбоку, медленно, будто отдыхая. В море он преобразился, словно вместо медлительного старика Хиджу вдруг увидел перед собой водяного духа, попавшего в родную стихию. Он передвигался в толще воды без видимых усилий, подобно рыбам. Казалось, ему не нужно даже выныривать и дышать. Но Хиджу было нужно, и, как бы он не старался продержаться наравне с Кахайей, пришлось всплыть и сделать вдох. Джуру селам сделал это еще нескоро, восхитив Хиджу. Мальчик дал себе зарок: он сможет так же, а то и лучше.
Следя за Кахайей, Хиджу слушал море. Он слышал шум подводных струй и течений. Шорох убегающего воздуха, прихваченного на поверхности и сорвавшегося с волос. Мягкое, еле уловимое движение – это совсем близко прошла крупная рыба. Больше ничего, только обычное звучание глубин, ровное, спокойное, едва отличимое от тишины. Хиджу посмотрел на Кахайю. Тот дрейфовал в толще воды, влекомый одному ему понятными ориентирами. Горло сжалось от невыносимой жажды, в висках застучало. Еще один вдох, мгновения отдыха и вниз, туда, где джуру селам уже выбрал четкое направление и быстро продвигался вперед.
Хиджу провел ладонями по волосам, стряхивая воздух, и поспешил следом, напряженно вслушиваясь. Но косяк роа-роа он увидел прежде, чем уловил его звучание. Серебристое облако подрагивало впереди, и было оно немалым. По знаку джуру селама Хиджу начал огибать стаю по дуге, стараясь при этом не подходить слишком близко, чтобы не спугнуть. Уже хотелось вдохнуть, но он терпел и не вынырнул прежде, чем наметил ее край. Тогда Хиджу поднялся на поверхность и подал знак лодкам. Ловля началась.
До самого заката Хиджу трудился, не отвлекаясь даже на еду: помогал Кахайе забрасывать гиоб и вытаскивать его, наполненный уловом. Выслеживал роа-роа. И снова тянул тяжелый гиоб и перекладывал рыбу в корзины… На закате мускулы болели от усталости, кожа горела, обожженная солнцем – времени посыпать себя порошком бурака у Хиджу не было, да и не отвлекались рыбаки на такие мелочи. Беречь себя от солнца пристало женщинам и нежным детям. Стараясь скрыть зевоту, усталый и голодный, он разбирал снасти рядом с Кахайей. Завтра снова будет ловля роа-роа.
– Из тебя может выйти хороший джуру селам, – проскрипел старик своим просоленным голосом.
– Я так ничего и не услышал, – ответил Хиджу и нахмурился. Он был разочарован и недоволен собой.
– Удача любит тебя, – старик забрал сеть из рук мальчика. – Иди и отдыхай. Завтра я снова тебя возьму.
– Я не устал, – Хиджу едва сдержал досаду. Почему он не мог скрыть свою слабость? Ведь все друзья и сестры исподтишка сейчас за ним наблюдают, оценивают, осилил ли дело не по годам. Да что там, казалось, вся секахи слышит их разговор. Видит, что Хиджу слаб. Что слишком мал для мужской работы.
– Не перечь, Хиджу. Тебе нужно много сил на завтра. Женщины уже приготовили еду, ступай, сядь с остальными.
Хиджу мгновенно успокоился. Ему предложили есть вместе с мужчинами секахи, как взрослому. Впервые в жизни. От волнения он чуть не забыл, что не должен садиться за трапезу прежде наставника, вернулся было, но Кахайя отпустил его. Старик не хотел шумных разговоров, в последнее время они утомляли. Женщины принесут ему пищу прямо сюда.
Робея, Хиджу подошел к расстеленным циновкам с едой, вокруг которых уже расселись мужчины. Смех, громкий разговор, довольные лица – сегодня море было к ним щедрым. Хиджу заметили, подвинулись, давая место, хлопали по плечу, приветствовали, как равного. Отец, сидевший недалеко от старейшин, бросил лишь один короткий взгляд в его сторону, но Хиджу понял, что не разочаровал его.
Насытившись, мальчик не стал докучать старшим и удалился. Он хотел пойти спать, но Гунтур, его друг, перехватил Хиджу. Гунтуру не терпелось узнать, каково это – быть учеником. Справился ли Хиджу. Как вообще Кахайя ищет рыбу под водой.
– Ты теперь будешь джуру селамом? – спросил Гунтур, когда друг закончил свой рассказ. В голосе его слышалась зависть.
– Не знаю, – честно ответил Хиджу, потому что хотел вовсе не этого. Он мечтал нырять за жемчугом и кораллами, охотиться за акулами в темной глубине, куда не каждому смельчаку удается проникнуть. Но сказать вслух о подобных мечтах значило похваляться тем, чего и близко не достиг. – Я пока не понял, каково это.
– Кахайя хвалил тебя. Я слышал, как он говорил с твоим отцом.
– Он сказал, что сегодня на моей стороне была удача, вот и все.
– Эй, Хиджу! – раздался тихий нежный голос. Друзья обернулись, заранее зная, кого увидят. Мелати, их неугомонная подружка, подкралась, по обыкновенной своей привычке, бесшумно как кошка.
Эта тоненькая смуглая девчонка всюду хвостиком ходила за Хиджу и Гунтуром, предпочитая шумные мальчишеские забавы спокойным играм с другими девочками. Когда началась их дружба, Хиджу и не помнил – казалось, с тех пор как он научился ходить, Мелати ковыляла рядом. Всюду они были вместе, все делили на троих, и мало в чем подруга им уступала, а иногда даже брала верх из-за обезьяньей ловкости и хитрости. Добрая, смешливая Мелати! Сегодня друзья в первый раз на целый день оставили ее одну.
– Вот, возьми, – протянула она Хиджу едва теплый сверток, усаживаясь между мальчиками. – Это сладкая лепешка. Я сама ее испекла для тебя.
– Спасибо, Мелати, – ответил Хиджу, смутившись. Ему было неловко от такого внимания с ее стороны, от того, что не смог взять ее с собой в море, и от того, что до сего момента ни разу даже и не вспомнил о ней.
«Я достану со дна самую большую жемчужину и подарю ее Мелати», – решил он. От этой мысли сразу полегчало. Представив, как она обрадуется и станет хвастаться перед подружками, он довольно улыбнулся.
– А для меня? – Гунтур ткнул подругу локтем в бок. – Моя лепешка где?
– Это подарок, – отрезала Мелати. – Когда тебя возьмут в море наравне с мужчинами, я и тебе что-нибудь подарю.
– Я тоже работал со всеми, – пробурчал Гунтур обиженно.
– А я-то? Думаешь, сложа руки сидела?
– Мелати! – раздался женский голос, будто в подтверждение ее слов. Девочка вскочила и поспешила на зов. Для женщин работа была еще не закончена: нужно разобрать улов, пересыпать рыбу солью, разложить по корзинам и приготовить для засушки, чтобы не пропала. Прибрать посуду после того, как все поедят. Да и к завтрашнему дню все переделать.
Хиджу разломил надвое еще теплую внутри ароматную лепешку и протянул половину другу. Они принялись жевать, глядя на отражение огней в смолянисто-черной воде. Разговаривать не хотелось – Хиджу слишком устал, а Гунтуру было обидно и в то же время стыдно за то, что дуется, как несмышленыш. Пора вырасти из детских обид. Хиджу ведь вправду плавает быстрее и ныряет лучше, а его, Гунтура, тоже скоро возьмут в море на равных со всеми. Но почему-то хотелось, чтобы для него Мелати пекла лепешки, а не для Хиджу, которому все равно. Гунтур покосился на друга, с задумчивой улыбкой смотревшего на черную воду за бортом. В чем-то он так и не взрослеет, глупый. Ничего не замечает, кроме своих рыб.
– Я пойду, завтра снова вставать до рассвета, – сказал Гунтур, поднимаясь.
Распрощавшись, они разошлись и скоро заснули спокойным сном людей, не отягощенных заботами и бедами. Гунтур, как всегда, спал крепко, без сновидений – даже небесный гром, который дал ему имя, не разбудит. А Хиджу во сне видел море, прозрачную голубую толщу воды, стайки ярких рыб, снующих в коралловых рифах. В своих грезах он мог дышать под водой, не нужно было подниматься, мучаясь от нехватки воздуха, и он плыл, свободный, долго и далеко, туда, где живут неведомые чудовища и духи, еще немного – и покажется сказочный дворец хозяйки моря, Бору Санианг…
Три дня шла роа-роа в этих водах, и добрым было море к их секахи, одарив богатым уловом. До поздней ночи женщины варили пинданг, на каждой лепа-лепа все свободное место было занято под гере – вялящуюся на солнце рыбу. Теперь, когда пищи хватит надолго, и даже останутся излишки на обмен, старейшины решили отправиться к берегам острова Нуса Нипа, ловить жемчуг и заодно пополнить запасы того, что можно достать лишь на суше. Дукун посчитал лунные дни, проследил за знаками, которые видел в полете птиц и внутренностях рыбы, и одобрил затею. Время было подходящим.
Для Хиджу такая новость значила радость и одновременно беспокойство. То, что старик Кахайя брал его в помощники, вселяло надежду. Быть может, его признают взрослым, пусть даже раньше, чем других. Но пока море не примет его, никто не позволит нырять за жемчугом, а за самовольные попытки он вновь будет наказан. Представив, как его отправят играть с детьми вместо того, чтобы заниматься делом, подобающим мужчине, Хиджу почувствовал, как на глазах выступают слезы от злой обиды. Раньше он любил веселые игры в рифах Нуса Нипа, но не теперь.
Конечно, худшие опасения подтвердились. Хиджу запретили не только нырять за жемчугом, но вообще надолго отдаляться от старших. Как малое дитя, отправили под присмотр женщин и стариков! Казалось, даже солнце смеялось над ним в тот момент. Гунтур и Мелати пытались утешить друга, как могли, но ни плаванье наперегонки в прекрасных коралловых рифах среди разноцветных рыб, ни охота на черепаху, замеченную Гунтуром возле скал, ни добыча перламутра для нового ожерелья Мелати не соблазняли его. Все старания друзей его развлечь лишь еще больше злили и огорчали Хиджу, потому что он видел в них жалость. А Хиджу не хотел, чтобы его жалели.
Утром он поднялся, когда солнце едва-едва выглянуло из-за моря, окрасив его нежно-розовым и золотым. Легкий ветер дышал свежестью, заставляя кожу покрываться мурашками. Все вокруг еще спали. Тихо, чтобы не потревожить их сон, Хиджу отвязал маленькую лодку и, стараясь не плеснуть веслом, отплыл в сторону рифов подальше, к манящей глубине, где ловцы ныряли за жемчугом.