ал уверенностью всех вокруг, с легкостью обращал даже закоренелых в своем упорстве еретиков и вдохновлял соратников.
Брат Рикарду встретил отца Мануэла в нелегкий момент, когда уныние поселилось в душе и червем точило ее, заставляя колебаться в том, в чем колебания недопустимы. Не один год он провел в миссии на островах, населенных странным, чуждым народом, и нередко приходилось видеть тщетность всех своих усилий. Рикарду не был наивен, не питал напрасных надежд и понимал, что в выбранном им служении легко не будет. Он прибыл с готовностью к сопротивлению, к тому, что донести истину словами получается не всегда, порою искоренять язычество, ересь и невежество приходится огнем и мечом. Но к тому, что, несмотря на видимую готовность принять веру, туземцы так и не станут христианами в душе, пропуская сквозь свои умы любые проповеди бесследно, как воду сквозь песок, Рикарду оказался не готов.
И если его успехи оказались столь сомнительны в местах куда как более цивилизованных, то чего можно ожидать от такой глуши, как Флорес! Здесь не было городов, лишь разрозненные деревни, в каждой из которых царили свой закон и свои предрассудки. Жители по сию пору оставались такими же отсталыми и дикими, как их пещерные предки. Власть раджей с соседних островов ограничивалась сбором дани с тех, до кого удавалось добраться и запугать. Да и с приходом колониальных властей мало что изменилось, ибо на острове не оказалось ни золота, ни пряностей, ни других богатств, нужных Короне. Форт Ларантука был всего лишь перевалочным пунктом на торговых путях и крепостью, созданной для защиты владений от набегов местных варваров и иноземных захватчиков. Однако какими бы дикарями не были туземцы, кому-то надлежало обратить их в веру Христову.
– Что же, брат мой, вот мы и прибыли, – прервал размышления монаха отец Мануэл. – Поспешим же сойти на берег, я вижу, нас уже ждут.
Встречающих тоже оказалось двое. Несмотря на форму солдат, военной выправкой они не отличались. Оба явились в расстегнутых колетах, без шлемов – один в потрепанной шляпе, второй и вовсе с непокрытой головой. Из оружия при них были лишь даги, заткнутые за пояс. Брата Рикарду такая небрежность приободрила: очевидно, в окрестностях Ларантуки все спокойно. Отец Мануэл же недовольно поджал губы. Распущенность он считал неприемлемой в любых обстоятельствах и отметил про себя, что надо бы побеседовать с капитаном крепости по этому поводу.
Поприветствовав миссионеров, солдаты предложили им встретиться с капитаном форта, пока слуги занимаются вещами и наводят уют в доме. Гости не стали возражать, после длительного пути они рады были выпить чего-нибудь освежающего там, где можно укрыться в тени от палящих лучей жаркого тропического солнца, а пол не качается под ногами. К тому же чем раньше они познакомятся с новым местом, тем быстрее смогут приступить к работе.
– Довольны ли вы службой на этом острове? – спросил брат Рикарду у провожатых. Судя по загорелым дочерна лицам и расслабленному поведению, в местном гарнизоне они служили не первые дни. – И каково отношение туземцев к властям? Мы слышали, что здешние жители весьма отсталы и примитивны.
– Дикари, – охотно поддержал беседу солдат в шляпе и подмигнул подошедшей к причалу смуглой женщине. – Но с нами дружелюбны, почтительны. Против власти не ропщут.
На женщине был кусок узорчатой ткани, обернутый вокруг бедер на манер юбки и едва прикрывавший колени. Второй кусок ткани, скрученный валиком, она носила на голове. Больше из одежды на туземке ничего не было. Блеснув зубами в улыбке, она подхватила тяжелый сундук и ловко пристроила на макушке, так, что примитивный головной убор помогал удерживать ношу в равновесии.
– Осторожно, там ценные реликвии! – воскликнул отец Мануэл.
Брат Рикарду, будто очнувшись, отвел от туземки взгляд. За все время, что провел, скитаясь между островами, он так и не привык к некоторым бесстыдным обычаям местных жителей. Монах смотрел на священника, стараясь не замечать голой женской груди, которую ее обладательница словно нарочно выпячивала на всеобщее обозрение, расправив плечи и выпрямив спину под тяжелым грузом – с корабля сундук выносили двое крепких матросов. Лицо отца Мануэла оставалось невозмутимым, разве что слегка обеспокоенным за судьбу своего багажа.
– Не тревожьтесь, отче, – сказал все тот же словоохотливый солдат и добавил что-то на местном диалекте, обращаясь к женщине. – Они тут ловкие, как обезьяны. С вашего добра даже пылинка не упадет.
Обогнав туземку (брат Рикарду выдохнул с облегчением, когда ее голые лопатки и крепкие гладкие икры скрылись с глаз), солдаты повели гостей по улицам Ларантуки вглубь форта, к дому капитана. Хотя улицами пыльные тропинки, пролегавшие между хижинами, можно было назвать с трудом.
Возбужденные прибытием в порт корабля туземцы, казалось, бросили все дела и высыпали поглазеть на необычных гостей. Босоногие дети, перепачканные в пыли, собрались в галдящую, хихикающую стайку и трусили следом, держась при этом на почтительном расстоянии. Женщины, в большинстве своем одетые так же, как и первая встреченная миссионерами, шептались и сверкали улыбками.
Внутри форта порядка было больше, но лишь по сравнению с жалкими лачугами местных. На их фоне дома белых выглядели добротно и солидно, пусть и не богато. Даже резиденция капитана оказалась весьма скромной, разительно отличавшейся от виденных монахом особняков правителей других, более доходных островов архипелага. В здешних краях наместники быстро наживали внушительные состояния и стремились окружить себя всей доступной роскошью, пользуясь удаленностью от властей, коим были подконтрольны. Да и восточная любовь к яркости и блеску с легкостью находила отклик в сердцах колонистов.
Но дом капитана Ларантуки не мог похвастаться красотой внешнего убранства, хотя размерами превосходил остальные и был построен из камня, а не из дерева. Скучный фасад оживляли только кадки с цветущими растениями, расставленные на веранде, да флаг над крышей, лениво колебавшийся на несильном ветру, словно раздумывая, повиснуть совсем или все же выполнить свою работу и развернуться, гордо рея над фортом.
Капитан принял посетителей в гостиной. Глядя на него, брат Рикарду видел причину небрежности, царившей во владениях этого человека. Внешний вид его вовсе не был неопрятным или запущенным, напротив, платье было тщательно вычищено, короткая борода и волосы аккуратно подстрижены. Но во всем – вальяжных, неторопливых движениях, спокойном и приветливом выражении полного румяного лица, воротнике, чуть больше дозволенного выглядывавшем из-под камзола, не застегнутого на верхние пуговицы, в этих незначительных, казалось бы, деталях сквозила расслабленность и даже праздность.
– Добро пожаловать в Ларантуку, святые отцы! – изрек он добродушным раскатистым басом. Брат Рикарду, смущенный неподобающим обращением, покосился на отца Мануэля. Тот лишь едва заметно поджал губы и тут же изогнул их в сдержанной улыбке. – Капитан форта Ларантука Луиш Гильерме ди Эшкобар Канела к вашим услугам. Я ждал вас с огр-р-ромнейшим нетерпением: пусть хоть слово божье вразумит всех этих бездельников, моим словам они не слишком-то усердно внимают. А наш капеллан… – он махнул рукой. – Но что же вы, располагайтесь, прошу! Должно быть, утомились в дороге. Надеюсь, ваше путешествие не омрачили никакие невзгоды?
Не прекращая разговор ни на минуту, капитан провел гостей вглубь просторной комнаты, туда, где возле стола, уставленного закусками, их ждали удобные кресла, а из открытых настежь окон тянуло сквозняком. Внутри дом оказался гораздо уютнее, чем выглядел снаружи. Выбеленные стены украшали панно из темного дерева и гобелены, в гостиной стояла резная мебель с расшитыми экзотическими узорами подушками. Свежесрезанные цветы в вазах распространяли легкий приятный аромат. Привычный колониальный стиль, сложившийся в стремлении придать жилищу достойный вид всеми средствами, возможными в этих диких краях.
– Благодарю, мы добрались без происшествий, – ответил священник, садясь за стол. – И готовы завтра же приступить к своим обязанностям. Я весьма рассчитываю на ваше содействие, ведь о ваших владениях нам мало что известно.
– Ох, отец…
– Мануэл, – отозвался священник, – а это брат Рикарду.
– Мне самому известно о них немногим больше, чем вам, отец Мануэл. Западное побережье исследовано плохо, а внутренние земли и того хуже. Причем не только нами, но и нашими туземцами. Здешние племена разобщены, и в каждой деревне куча собственных примет и суеверий. Шага не сделают дальше якобы дозволенных пределов.
Шлепая босыми пятками, вошла пухленькая молодая женщина и подала кофе. Из местных, но одежда на ней, к счастью, была европейского образца. Брат Рикарду не представлял, как бы он повел себя, прислуживай за столом туземка, одетая подобно девице, относившей их вещи с причала.
– Вы сказали, с вашими туземцами? – переспросил он, чтобы отвлечься от непрошенного воспоминания. – Не значит ли это, что здесь есть и другие, враждебные нам?
– Враждебные? Что вы, мой друг! – широко улыбнулся капитан. Монах подумал, что слово «широко» лучше всего подошло бы для описания нового знакомого. Его телосложения, жестов и всей его натуры. – Они рады нашей защите. Про торговлю и говорить нечего!
Как бы подтверждая свои слова, он кивнул девушке, прибиравшей на столе, и она ответила ему искренней и даже немного кокетливой улыбкой. Отец Мануэл пригубил кофе, пристально глядя на собеседника поверх чашки тончайшего фарфора.
– Защита слабых похвальна, – сказал он. – Если жители острова и в самом деле так доброжелательны, это значит, что люди вашего гарнизона не позволяют себе… эм… злоупотреблений властью, не так ли?
– Обижаете, – протянул сеньор Канела. – В Ларантуке я таких дел не допускаю. Да и к чему злоупотреблять, если эти славные простодушные дикари сами так и рвутся услужить? За обычные вещи они платят настоящими сокровищами. Здесь жемчуг ценится гораздо меньше ярких безделушек или мелких хозяйственных вещиц! А за нитку стеклянных бус местные красотки… – тут он вспомнил, с кем говорит, и осекся. – Впрочем, к чему подробности, вы и сами во всем убедитесь, проведя у нас несколько дней.