Постепенно все выстраивалось. Новый график жизни, новая ежедневная рутина, самостоятельный быт. Наташа просто шла, шла по этой незнакомой дороге, делала шаг, другой, третий, и как-то все устаканивалось. Стресс отступал, но вместо него подступала депрессия. Слишком сильным было потрясение, чтобы пройти без последствий для эмоциональной сферы.
– Я стала как робот: завтрак, в школу, на работу, с работы, уроки, ужин, спать, завтрак, в школу, на работу… Сперва обратила внимание на то, что все начало невыносимо раздражать. А потом это раздражение куда-то исчезло и пришло безразличие. И такое состояние, будто все, ничего уже не будет. И я ужасная, и жизнь ужасная.
Причем на моем фоне Игорь просто цвел. Он отлично выглядел, из него так и перла энергия, и я ненавидела его за это. Что он, тот, кто заварил эту кашу, вот, сияет, радуется, пока я хочу лечь и умереть.
– Как ты вытащила себя?
– Подружка у меня есть, она тогда давно уже ходила к психологу. У меня возможности не было, но Инга подарила мне несколько сессий. Чтобы хотя бы понять, что со мной, диагностику какую-то получить. Специалист оказался очень хорошим, мне диагностировали депрессию, выписали таблетки и перевели под наблюдение к обычному бесплатному психотерапевту в ПНД. И тут тоже повезло, мне попался прекрасный, внимательный, чуткий доктор.
Медикаменты, правда, через какое-то время пришлось поменять, не подошел первый вариант, это нормально, обычная практика.
Где-то через месяц после врачебного вмешательства мне стало ощутимо лучше. Появились силы, желания. Я начала много читать, интересоваться своим состоянием, искать, как можно себе еще помогать. Делала всякие практики, вводила приятные ритуалы, вернула в жизнь спорт, постепенно возвращалась к общению с людьми.
Когда меня повысили и появились свободные средства, я начала ходить к психологу, помимо наблюдения у психотерапевта, которая курировала медикаментозное лечение. Это очень поддерживает.
Можно простить человека, но не хотеть быть с ним вместе. А можно хотеть быть вместе, но не находить в себе прощения.
У предательства нет пола. Нет возраста. Нет социального статуса. Люди нарушают договоренности не потому, что они – мужчины или женщины, не потому, что они богатые или бедные, не потому, что они имеют или не имеют возможности. Люди предают исключительно из собственных внутренних, личностных побуждений. Упрощая: человек предает, потому что он предатель. А не потому, что он мужик.
Через полтора года после развода Наташа первый раз поехала в путешествие. Это был ее подарок самой себе. Одна, сама с собой, она провела несколько прекрасных дней в весенней Испании. Гуляла, ходила в музеи, лениво бродила по винтажным лавкам, обедала в уличных кафе, вдыхала воздух свободы. Тогда у нее впервые появилось ощущение, что жизнь действительно продолжается, что это не дежурная фраза, а вот, вполне осязаемая реальность.
У нее много планов. И для себя, и для детей. Смотреть мир, изучать интересные ей вещи, открывать новых людей. Правда, пока не в романтическом смысле.
Отношений я боюсь. Осознанно избегаю их. Я отпустила Игоря. Мне неинтересно, как там у него, что там у него, и неинтересно больше, почему так произошло. Какой-то период я бесконечно, просто одержимо пыталась разобраться, почему он так поступил. Это и загнало меня в яму. Так что я перестала анализировать его. И начала анализировать себя, свои чувства, свою жизнь, что его поведение сделало со мной и как я могу это разрулить. Даже если предположить, что в нашей семье был кризис, которого я не замечала, Игорь мог прийти и сказать об этом. Но он не пришел. Более того, он ни разу не упоминал, что в наших отношениях его что-то не устраивало, наоборот, давил на то, какая мы прекрасная пара.
Что ж, значит, понятия о прекрасных парах у нас полярно разные.
Я хочу еще раз полюбить. И быть с кем-то хочу. Но пока боюсь. Думаю, это можно исправить. Раз я уже столько всего смогла пройти.
Просто не хочется начинать отношения, пока у меня еще есть проблемы с доверием. А они есть, я подспудно жду, что меня обманут, что человек окажется вообще не тем, за кого себя выдает.
Но я не сдаюсь (смеется).
– Будь у тебя возможность, ты бы отменила эту ситуацию?
– Конечно. Я любила Игоря. Очень. Я хотела прожить с ним всю жизнь. Было бы здорово, если бы он не делал всего этого. Но история не знает сослагательного наклонения.
Глава 4Дина
В коридоре клиники было холодно. Огромные, почти от пола до потолка, окна выходили в типичный питерский двор. Серо-желтые стены, серое, затянутое грязными облаками небо, свежезакрашенные следы письменного искусства местных романтичных гопников.
У окна стояла эдакая классическая больничная скамейка, обитая искусственной кожей. Дина растерянно присела на нее, уставившись в серость за стеклом. В руке девушка сжимала таблетку. Непривычно большую, круглую, в белой матовой упаковке.
– Слушай, ну я все оплатил, вот чек. Эй, ты чего тут? – раздался голос из-за спины.
Дина вынырнула из вязкого транса и обернулась к Вите. Тот протягивал какие-то бумажки.
– Да ничего, нормально все. Спасибо. Поехали домой?
– А все уже? Тебе больше к врачу возвращаться не надо?
– Нет. Я приняла первую таблетку. Она дала вторую. Ее нужно выпить завтра утром. Поехали, пожалуйста, я хочу домой.
– Ладно.
Они вышли из клиники, сели в машину. Всю дорогу до дома Дина молчала. Витя пытался говорить на какие-то отвлеченные темы, спрашивал что-то, но она отвечала невпопад, односложно, и молодой человек отстал. По радио играла песня «Я тебя не отдам», за окном мелькали фонари набережной. Ничего не хотелось. Вообще ничего. Просто уснуть, а проснуться, когда все уже кончится.
Дома Дина переоделась в сшитую когда-то бабушкой пижаму с медвежатами. Девушка всегда надевала ее, когда болела. Забралась под одеяло, включила сериал и стала ждать. Ничего не происходило. Ни вечером, ни ночью. Все, казалось, шло спокойно, ровно, если, конечно, не принимать во внимание раздиравшие душу сомнения в правильности своих действий.
Утром, согласно рекомендации врача, Дина приняла ту большую, круглую таблетку. Прошло буквально полчаса, и тело скрутило в жутком спазме. Это была даже не боль, а что-то необъяснимое, неописуемое. Дыхание перехватывало, все темнело перед глазами, и единственная поза, в которой Дина хоть как-то могла находиться – свернувшись калачиком, с коленями, подтянутыми к подбородку.
Витя, увидев состояние жены, судорожно звонил в клинику. Сначала его долго не соединяли с врачом, потом наконец-то дали мобильный номер. Доктор была не очень довольна тем, что ее беспокоят в выходной день. Попросила дать трубку Дине, та сбивчиво описала происходящее с ней, на что врач резко бросила: «Ну а что вы хотели? У вас же сейчас идет выкидыш. Искусственно вызванный, по вашей же, между прочим, просьбе. Пару часов придется потерпеть. Все симптомы нормальны для данной ситуации. Но если начнется рвота, температура, падение давления или сильное кровотечение – сразу приезжайте в клинику, меня вызовут. Всего доброго».
Всего доброго…
По тону врача было слышно, что решение Дины она осуждает. Вчера, при их очной встрече, доктор как-то сдерживалась и, хоть поджимая губы, но аккуратно обсуждала возможные последствия, варианты развития событий, осторожно намекая на то, что имеет смысл еще подумать. Но после того как Дина при ней приняла первую таблетку, настроение врача заметно поменялось, и прощались они предельно холодно. В телефонном же разговоре гинеколог уже и не пыталась скрыть, что Дина для нее перешла в разряд глупых, заблудших и крайне неприятных женщин.
Что, конечно, странно. Если уж у тебя такие моральные принципы и ты считаешь, что аборт – это страшное дело, то почему работаешь в клинике, основным профилем которой является в том числе прерывание беременности? Зачем тебе каждый день по доброй воле общаться с пациентами, принимающими решения, кажущиеся тебе отвратительными? Чтобы прокачивать терпимость и человеколюбие? Чтобы без зазрения совести сливать свое раздражение, оправдываясь, мол, «детоубийцы» только такого отношения и заслуживают? Как-то… как-то негуманно это.
Дина лежала на кровати и еле слышно выла. От боли. От жалости к себе. Иллюзии и планы разлетались на куски, и, казалось, каждый из осколков впивался в низ живота, раздирая тело в клочья. Мыслей почти не было. Словно тело и разум кинули все силы на то, чтобы пережить эти несколько часов, постараться поскорее довести начатое до конца.
Бывает так, что шрамы мы наносим себе сами. Но болят они от этого не меньше.
Действительно, уже к обеду стало легче. Боль отступала, схватки прекратились, желание каждую минуту бежать в туалет тоже. Удалось распрямиться и даже сходить в душ, смыть с себя все только что пережитое. Внутри было пусто. Никак. Ни слез, ни радости, ни облегчения.
Витя привез их любимую курицу из китайской забегаловки и салат из древесных грибов. Остаток того дня они провели за какими-то фильмами, кажется, одним из них был «Богиня, как я полюбила», но Дина точно не помнит.
На следующий день от боли не осталось и следа. Лишь легкое недомогание. А еще через день прошло и оно.
Жизнь входила в обычное русло: много работы, переезд в новую квартиру, рутина, рутина, рутина. С Витей они не поднимали тему произошедшего. Вообще. Ни слова, ни намека. Делали вид, будто ничего и не случилось. Ни ребенка, ни долгих сомнений, ни того жуткого дня.
Наверное, ему, Вите, тоже было как-то обидно, по-человечески, что именно такое решение Дина приняла, что не захотела связываться с ним еще и родительскими узами. Хотя причины у нее на то были, и довольно серьезные.
К моменту беременности Дины они с Витей жили вместе чуть больше года. Разговоры о детях у них случались. В первые месяц отношений Витя все время говорил, что она лучшая б