Ближе к полуночи раздался хриплый голос одной из девочек:
– Сошлось.
Мы посмотрели друг на друга: красные белки глаз, паучьи разводы туши, спутанные волосы, полустершиеся губы.
Так вот кто мы такие. Завтра нас будут жечь.
Рабочих чатов у нас было столько же, сколько девочек. В каждом из них не хватало ровно одной из нас, чтобы остальные могли обсудить все ее неприглядные поступки или скинуться ей на подарок. Еще был общий чат, где все обменивались стикерами и документами, но мы знали – ловить там нечего. Настоящие повседневные драмы генерируются не здесь.
Наши конфликты редко протекали вслух. Чем серьезнее была проблема, тем интенсивнее мы стучали по клавишам. Сейчас мои чаты молчат, значит, сегодня обсуждают меня.
Обычно всё заканчивалось, когда исключенная догадывалась, что сегодня пошло не так. Забыла помыть чашки, хотя ее очередь. Завалила чужой стол своими бумагами. Взяла степлер и не вернула. Пришла позже всех и собирается уйти раньше всех. Присвоила чужую работу и выдала за свою.
У меня с этим всегда было туго. Пока я вспоминала, чем же сегодня я могла всех разозлить, моя тревога выходила из-под контроля и образовывала подвижную воронку в центре офиса. В воронку могло затянуть что угодно: казенные предметы, личные вещи, чужие идеи.
Девочки встали из-за столов одновременно и отправились на обед. Я заметалась по кабинету. В голову ничего не приходило, так что я решилась на отчаянный шаг: плотно закрыла дверь и пошевелила мышью чужого компьютера, чтобы увидеть чат, в котором меня никогда не было.
Но сколько я ни осматривалась, сколько ни вчитывалась, я не могла найти ничего о себе. Это был чат без меня, в котором девочки обсуждали что-то свое: первые шаги дочерей, утреннюю тошноту, прощальный секс, рецепты на антидепрессанты, смену работы – всё то, что моя воронка могла бы перетянуть на себя, отнять и растворить. Это было исключение, но совсем не такое, к которому я привыкла: оно не высвечивало исключенного ярким надломленным светом, не выделяло его фигуру на фоне других.
Я отошла от компьютера и подошла к маленькому офисному зеркалу, висевшему возле календаря. Имя на моем бейдже отразилось справа налево – и я не смогла прочитать его с первого раза.
В тот день я решила переименоваться во всех наших чатах. Пусть девочки знают, что мне и самой давно уже не по себе.
Сегодня нескольких девочек сократили.
Сократили и наш отдел.
Пишу это на рабочем компьютере прямо в вордовском файле, в котором я должна была составлять свою часть квартального отчета. Позволю себе отчитаться в свободной форме.
Если вы думаете, что девочек может быть много, что их можно вот так вот взять и сократить, как неудавшийся текст, то вы ошибаетесь. Если вы так думаете, вы не стоите ни одной их слезы. Вы просто прикрываете свое нежелание читать дальше. А значит, и не вам решать, как всё закончится.
Я девочка. Я называю себя так с самого первого дня, но не считаю это своим неотъемлемым свойством. Другие девочки показали мне, что можно быть динамичной константой и что погрешность – это самое главное в наших замерах друг друга.
Те, кто не попал под сокращение, будут работать в другом отделе. Многие называют это «слиянием». В слове «слияние» я вижу слово «сияние». Но как сократить сияние, когда оно никому не принадлежит?
Когда начались протесты, мы с девочками были на работе. День складывался для нас не самым удачным образом.
Сначала живот заболел у Светланы.
Потом закружилась голова у Ани.
Ксения почувствовала недомогание и отпросилась домой.
Я и сама уже чувствовала подступающую тошноту.
На моем компьютере было открыто две вкладки: одна с пустой экселевской сеткой, а другая с беззвучной трансляцией происходящего. На трансляции люди шли в одном направлении и открывали рты одновременно. Я пыталась разглядеть знакомые лица.
Сначала я увидела Светлану.
Потом разглядела Ксению.
А прямо сейчас вижу Аню.
Прошла уже целая вечность, а я всё смотрю на своих девочек, на таких родных государственных девочек, и не могу нарадоваться, что им, кажется, стало лучше.
Сегодня мы с девочками получили выговор. Но я не расстроена – я уже думаю о другом. Представьте, что «выговор» – это совсем другое.
Выговор – это когда тебе позволяют выговориться.
День выговора – это день спущенного с поводка напряжения, это день без недосказанностей, день, когда ты говоришь и говоришь, пока голова не потяжелеет от легкости. День выговора стоило бы объявить государственным праздником.
В День государственного флага, как и в любой другой госпраздник, мы с девочками были обязаны вставить бело-сине-красный флаг в трехлапый кронштейн у входа в галерею. Кронштейн был прибит высоко, поэтому сначала мы выносили стремянку, чтобы одна из нас могла осторожно и строго взойти с государственным символом наперевес.
Но незадолго до этого, в День русского языка, наш флаг кто-то спиздил. Для закупки нового нами была составлена служебная записка, но процессы закупок – процессы долгие, поэтому нас попросили что-нибудь придумать, но флаг установить точно в срок.
Мы ничего уже не успевали придумать, поэтому достали из кладовки флаг СССР и развернули его. Флаг сразу же начал положительно влиять на нашу посещаемость. Людей к нему тянуло. Местный участковый, увидев наш флаг, отдал ему честь. Бабушка из соседнего подъезда, поравнявшись с флагом, перекрестилась. Пенсионер и его внук-подросток замерли у нашего крыльца в бесконечном громком диалоге:
– Да у меня прадеда репрессировали!
– Твой прадед – это мой отец, мне лучше знать, что с ним произошло!
Вот бы пригласить сюда всех людей, чтобы они выговорились. Чтобы рассказали друг другу обо всём, что не рассосалось под языком, обо всём, что болит, радует и беспокоит. Страшное получилось бы, наверно, мероприятие.
Выговор – это не страшно. Увольняют обычно после третьего. Значит, у нас есть еще две попытки прежде, чем этот мир будет для нас окончательно заблокирован.
9 мая в галерее было жарко и пусто.
Когда мимо наших окон прошли дети в военной форме, мы молчали – мы не были детьми в военной форме.
Когда мимо наших окон проехали танки, мы молчали – мы не были танками.
Когда мимо наших окон пролетели боевые снаряды, мы молчали – мы не были боевыми снарядами.
Когда мы с девочками вышли на улицу, мы несколько раз прошли мимо наших собственных окон – но никто нас не увидел, потому что внутри не осталось никого, кто мог бы увидеть нас.
В нашем годовом плане стоит мероприятие про войну и победу. Но мы больше не можем делать мероприятия про войну и победу. Мы устали воевать и побеждать, молчать и смотреть, мы уже давно хотим притвориться мертвыми. У нас теперь нет ничего святого – дайте нам умереть. Или дайте хотя бы название нашему мероприятию:
В бой идут одни старики.
Этот день мы приближали как могли.
Здесь птицы не поют.
Вставай, страна огромная.
А зори здесь тихие.
Всё это уже было. Мы с девочками уже лежали в окровавленных гимнастерках, а Юлия Друнина переплетала наши мертвые косы георгиевскими лентами. Дети уже читали стихи на сцене. Ветераны уже вставали и уходили.
Когда мимо наших окон прошел бессмертный полк, мы молчали – мы не были бессмертным полком. Но не нужно быть частью бессмертного полка, чтобы понять – как много страшных и прекрасных вещей почему-то остаются бессмертными, как много девочек хотят увидеть на своих руках кровь режима, как много мероприятий остаются не названными.
Куда бы мы с девочками ни приходили работать, мы становились хранительницами Книги отзывов, жалоб и предложений. В каждой маленькой и большой институции есть такая книга – пыльная, светящаяся, лежащая на одном месте с незапамятных времен. Эту книгу требуют посетители, когда администратор отлучается в туалет на пять минут, эту книгу требуют после фуршета, чтобы оставить в ней жирный памятный поцелуй, эту книгу требуют, чтобы выразить невыразимое.
Персонал не смотрит в глаза, когда обслуживает. Проведите работу.
21.04.2019
Очень понравилась выставка и особенно девочка-экскурсовод: побольше вам таких красивых сотрудниц! Паша,
18.05.2019
Захотелось расстрелять каждого, кто считает это искусством. Энтузиаст88,
02.07.2019
Так вот на что тратятся деньги из бюджета. Стыдно, друзья.
07.08.2019
Пришли с дочкой на выставку, хотели посмотреть на это ваше современное искусство. Посмотрели, понравилось, спасибо.
13.08.2019
Сердечно благодарим коллектив галереи за проявленное внимание и гостеприимство! Учителя школы № 1582
Здесь был я. ACAB
Девочки у вас работают совсем еще молоденькие. Видно, что не хватает взрослого мужского плеча. Антон Михайлович,
10.09.2019
В кулере кончилась вода. Когда попросила воды, налили воду из-под крана с соответствующими извинениями. Никифорова Т. Н.,
30.09.2019
Эту книгу мы с девочками открывали, когда нам казалось, что мы на свете совершенно одни. Мы листали ее, как древний манускрипт. Сама жизнь свела нас со всеми этими людьми, с их языками, интонациями и интенциями. Мы ничего не помним о них, а они, вероятнее всего, не запомнили наших лиц, но по какой-то причине мы стояли рядом с ними здесь в этом зале и вместе пытались справиться с той реальностью, в которой мы оказались.
Замученные бумажной работой и тревожным ожиданием завтрашнего аванса, мы с улыбкой объясняли, почему нас пока не надо расстреливать. И чаще всего люди опускали оружие.
Менструальной синхронности, вероятно, не существует. Исследования опровергают такую синхронность. Но сегодня мы с девочками пришли на работу не просто в понедельник, а в первый день нашего цикла, календарь которого висит рядом с календарем памятных дат из истории России.