Она сказала:
— Невыносимая духота! У вас не найдется ничего прохладительного? После трех выходов за вечер так хочется утолить жажду!
— Входите. — Я сделал широкий жест рукой.
Галантно шагнув из двери наружу, чтобы пропустить вперед даму, я быстро взглянул по сторонам. Посторонних машин вблизи видно не было. Я провел Джулию Дюпрэ по темному коридору и запер дверь на ключ.
— Сюда, — сказал я, зажигая свет.
Она вошла в гостиную, покачивая бедрами.
— Уютно и со вкусом, — сказала она, изучив интерьер. — Довольно неожиданно.
Сев на диван, она подобрала под себя ноги и вызывающе улыбнулась. Наверное, ей не терпелось познакомиться с коллекцией гравюр в моем доме.
После выступления в «Орхидее» Джулия переоделась. Сейчас на её плечах была легкая накидка, а платье из натурального шелка заканчивалось внизу широкой плиссированной юбкой.
— Пожалуйста, чего-нибудь выпить и немного музыки.
Я поставил диск с мексиканским джазом. Под сладкие звуки гитары-маримбы она несколько раз удовлетворенно вздохнула и сказала:
— Как хорошо!
— Да, — согласился я, — действительно хорошо.
Пройдя в кухню, я достал из холодильника лед, приготовил напитки и сел рядом с ней. Вопреки томным вздохам её глаза светились холодным блеском. Она знала, что ей нужно, и, каким образом ей удастся получить требуемое, её не тревожило. Крутая стерва, подумал я, даст сто очков вперед самому Нику Кафке.
Она деликатно отхлебнула виски из бокала.
— М-м-м, — мечтательно прошептала она, бросив на меня взгляд невинной девушки.
Я тоже мечтательно улыбнулся, скромно потупив взор. Я чувствовал себя полным идиотом, но она хотела вести игру именно так. Я пробормотал:
— Как мило, что вы зашли. Это визит вежливости?
— В какой-то мере. — Прищурившись, она лениво протянула руку и как бы в рассеянности легонько провела ею по моей выглядывавшей из-под халата волосатой груди. — Вы мне нравитесь, вы понравились мне с первого взгляда. Но особенно после того, как разбили нос этому уроду Кафке. Терпеть его не могу. Кроме того, я возмутилась до глубины души, услышав, как с вами разговаривал Филип.
— И решили приехать ко мне ночью, чтобы об этом сказать. — я медленно провел пальцем по её щеке и мечтательно вздохнул. Я ожидал, что она сейчас захлебнется смехом, но её лицо оставалось абсолютно серьезным. Хотя публику в ресторане ей удавалось приводить в неистовство, на близком расстоянии в частной квартире её чары были не столь эффективны.
— Вообще-то это была идея Филипа, — призналась она. — Он сожалеет, что был груб с вами. Переживает. Он и попросил меня заехать к вам. Разве его поступок говорит об уме? Оставить нас вдвоем. Ночью… — Внезапно подавшись вперед, она обеими руками обхватила меня за шею и тесно прижалась ко мне.
Не скажу, что я испытал неприятные чувства. Скорее наоборот. Её мягкое плечо касалось моей щеки. Она по-змеиному изогнулась и в один миг оказалась у меня на коленях.
В следующее мгновение, изогнувшись таким же образом, она стремительно с них соскочила.
— Нехороший! — надув губки, произнесла она.
— Револьвер, — сказал я в свое оправдание и, вынув «смит и вессон» из кармана, положил рядом с собой.
Она хихикнула:
— Вы меня боитесь?
— Вы слишком красивы.
Она с интересом наблюдала за борьбой чувств, отражавшихся на моем лице. Кажется, вспышка страсти, которую я умело изобразил, а затем с великим трудом подавил, удовлетворила ее. Я снова прошел в кухню, откуда принес два полных бокала и присел рядом с ней.
— Я тоже человек, Джулия. Давайте сядем подальше друг от друга и побеседуем. Так что вы сказали о Филипе?
— Он собирался приехать сам, но не рассчитал свои силы, — сказала она. — Теперь вряд ли протрезвеет раньше полудня. Хотел извиниться и возобновить прежнюю договоренность. Он нанимает вас снова. — Сунув руку за вырез платья, она извлекла оттуда стодолларовую купюру. — Ваш аванс.
— Мало, — сказал я.
Запустив руку в прежнее место, она вытащила вторую сотню.
Я сказал:
— Отлично. Так что за проблема?
— Мне нравится ваш деловой подход, — сложив трубочкой губки, проворковала она. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, хорошими друзьями — я, вы и бедный Филип. Вы даже представить себе не можете, как невыносимо тяжела была его жизнь с теткой! Она была сука и никакого другого слова не заслуживает.
— Я не имел чести встречаться с ней.
— А мы знаем, что встречались. Разве нет? — Её серо-стальные глаза вновь прошлись по мне оценивающим взглядом.
По движению её тела я понял, что она собирается в очередной раз прыгнуть мне на колени. Я выставил вперед руку, лишив её подобной возможности.
— Подождите, — сказал я, — давайте разберем всё пункт за пунктом. Кордей нанял меня, чтобы я раздобыл компромат на его жену. Нашу договоренность следовало держать в глубочайшей тайне. Я согласился на его условия. Затем тетка Кордея попадает под автобус.
При следующей нашей встрече он без каких-либо оснований грубо отказывает мне. Вывод первый: причин для сохранения тайны больше нет. Напрашивается и второй вывод: Кордей боится, что суд не даст ему развод, если обнаружится его собственная неверность. А у меня есть доказательство этого. От Эдди Силвера он знает, что я подслушивал у дверей вашей уборной, когда у вас с ним было любовное объяснение.
Отодвинувшись от меня, она с возмущенным видом откинулась на спинку дивана:
— Если такие доказательства и существуют, ко мне они не имеют отношения. Я не принадлежу к подобной категории женщин. Мне даже не было известно, что он женат.
— Ха-ха! Расскажите об этом птичкам! Вы знали даже, что он намеревается развестись. Когда я неожиданно появился в вашей уборной, ему пришлось сказать, кто я такой и что нас связывает. Именно вы и убедили его после моего ухода не отказываться от моих услуг. Боялись, как бы он не передумал разводиться. Я ещё подумал, что он пробует себя в новом качестве — в роли миллионера, которым стал после смерти тетки. Короче, вы были против. Зачем посвящать в курс дела ещё одного человека, договариваться с другим сыщиком? Вам не откажешь в сообразительности.
— Можете не сомневаться, — глухо пробормотала она.
— Есть и другая, пожалуй, даже более веская причина вашего визита. Я имею в виду информацию, которую вы несомненно получили из какого-то полицейского источника. Ваш осведомитель сообщил, что я разговаривал с миссис Люсьен перед самой её гибелью. Вам важно знать, что она мне сказала. Вы рассудили, что лучше прийти вам, а не Филипу, потому что красивая женщина в легком платье добьется большего, чем красивый мужчина в костюме из любой ткани. Сколько баксов спрятано у вас в лифчике на случай, если я потребую еще?
— Остряк! — сказала она, поднимаясь с дивана. — Я не ношу лифчика.
— Неужели всё натуральное?
— Можете убедиться. — В её улыбке не было радости. Она на решила бросить притворство. — Так что вам сказала миссис Люсьен? Я согласна заплатить тысячу.
— Чудесно. Платите, я жду. Она попросила передать ей сахар.
Её лицо внезапно исказила злобная гримаса:
— Сколько вы хотите? Полторы тысячи, две?
— До свидания, куколка. — Я протянул ей накидку. — Заходите как-нибудь в другой раз.
Схватив обе сотенные бумажки, она сунула их за вырез платья и выскочила в коридор.
— Вы ещё обо мне услышите! — злобно крикнула она на прощание.
Диск с мексиканской музыкой подошел к концу. Я открыл дверь на улицу и проследил, как «ягуар» Джулии Дюпрэ отъезжает от поребрика. Потом, погасив свет, высунул голову в окно.
Она остановила машину в самом конце улицы. Из темного подъезда вышел человек. Решив, что её встречает Филип Кордей, я удивился, как твердо стоит на ногах этот беспробудный пьяница. Когда мужчина садился в машину, свет упал на его пшеничные волосы.
В темном подъезде в конце улицы Джулию Дюпрэ ожидал Дон Малли.
В моей голове всё окончательно перепуталось. Стоя возле открытого окна, я пытался систематизировать разрозненные факты, когда из бокового проезда выехал черный лимузин и медленно двинулся по середине улицы. Водитель высматривал номера домов. Я быстро захлопнул окно. В следующий момент машина остановилась напротив моего дома и из неё выскочили четверо. У них, как в классическом гангстерском боевике, были высоко подняты воротники и низко надвинуты на глаза шляпы. Главарь жестом отдал приказ, и двое налетчиков быстро зашагали в противоположных направлениях. Они заходили за дом сзади. Меня собирались прижать с двух сторон, как сандвич.
Я не слабак, без особого труда справился бы с двумя, а возможно, и с четырьмя, будь они все в одном месте. С квартетом, разделенным на пары, — одна перед домом, другая позади — не совладал бы никто. Я тоже начал двигаться. В коридоре кто-то открывал отмычкой замок. Спустя десять секунд дверь бесшумно отворилась. Через кухню я пробрался в кладовку в задней части дома. Двое налетчиков наверняка уже заходили с тыла. Я покрылся холодным потом, вспомнив, что оставил револьвер на диване.
Я помчался прочь от дома скачками, как кенгуру. Перепрыгнув через невысокую деревянную ограду, я оказался в саду своих соседей Эбботов. Задняя дверь дома была отворена. Её не закрывали по той причине, что в скромном жилище не было ничего ценного, кроме восьмерых детей, которых никто не согласился бы похитить ни за какие деньги.
Прошмыгнув в переднюю, я глянул в окно — лимузин с забрызганным грязью номерным знаком стоял на прежнем месте. Я подошел к телефону и начал набирать номер полиции, но в последний момент передумал.
Я продолжал наблюдение в течение минут двадцати, пока бандиты не вышли из дома. Оставалось неясно, кто их нанял. Быстро забравшись в машину, они завели двигатель и скрылись за поворотом, где, возможно, и притаились. Я не желал рисковать, они могли вернуться — они или кто-нибудь другой.
Внезапно в передней зажегся свет — в дверях стоял хозяин дома Джон Эббот. Вокруг талии у него было обмотано полотенце, в руке он держал толстую палку.