– Увы, – с неподдельной горечью сказала мадам Бьотта, – у миледи случилась беда. Какой-то подлец вырвал у нее на улице сумочку с документами.
Алита сокрушенно кивнула: дескать, да, такая вот неприятность. Однако Бурджани беззаботно махнул рукой.
– Это не беда и даже не мелкая проблема, – сказал он. – Завтра же я пришлю секретаря с новыми документами для миледи Алиты. Право, такие мелочи не стоят переживаний. Бьянка уже готова?
– Разумеется, дорогой друг, ждет с нетерпением, – улыбнулась мадам, и Бурджани, еще раз раскланявшись с дамами, покинул прихожую и, пройдя в конец коридора, скрылся в одной из комнат.
Через несколько минут служанка понесла туда поднос с бутылкой вина и бокалами. Мадам Бьотта усмехнулась.
– Обожает порку, – сообщила она. – Бьянка прекрасно управляется с плеткой, раскладывает его на лавке каждый день.
Алита понимающе покачала головой: да, это бывает. Вещи, которые для Сузы были непристойными и бесстыдными, пока не шокировали ее: Алита ходила с мужем на «Пятьдесят оттенков серого». Мадам Бьотта очень внимательно и оценивающе посмотрела на нее и произнесла:
– Хотела бы я знать, кто ты такая на самом деле. – Алита вопросительно взглянула на мадам, и та продолжила: – У тебя осанка и манеры аристократки. Но благородные дамы не работают. В тебе есть внутренняя свобода. Любая дворянка была бы шокирована привычками господина верховного судьи, а ты и бровью не повела. Кто же ты?
Алита усмехнулась и ответила абсолютно честно:
– Я ведьма из иного мира.
К ее удивлению, мадам Бьотта понимающе кивнула:
– О да, это многое объясняет.
Маленькая смуглая служанка проводила Алиту в комнату на втором этаже: здесь новой приказчице предстояло жить. Алита осмотрелась: мебель выглядела дорогой, широкая кровать оказалась мягкой, в буфете обнаружилась тарелка с закусками и бутылка вина, а за неприметной дверью Алита увидела самый настоящий санузел с небольшой ванной и унитазом – это было лучше всего. После сегодняшнего дня ей больше всего хотелось вымыться.
Едва Алита включила воду и стала набирать ванну, как в дверь постучали, и вошла другая девушка, такая же низкорослая и смуглая, как и первая. Она принесла ворох одежды и белья – мадам Бьотта расстаралась, на глаз прикинув размеры и послав служанку в ближайший магазин. Алита сердечно поблагодарила служанку и, когда та сделала реверанс и вышла, сказала себе, что жизнь налаживается. После ванны Алита надела свежую сорочку и, поужинав холодной ветчиной, обнаруженной в буфете, подумала, что пока все не так плохо. Перед тем, как она легла в постель и провалилась в сон, ей вспомнился Огюст-Эжен, и Алите пришло в голову, что она могла глубоко его оскорбить. Но сон накрыл ее тяжелым пуховым одеялом, и размышления оборвались.
Наутро, после скромного завтрака, поданного в комнату, мадам Бьотта пригласила Алиту в зал для приемов – знакомить с обитателями дома. Девушки, сонные, растрепанные, развалившиеся на диванах и в креслах по-простому, в одних сорочках и панталонах, приветствовали Алиту вполне доброжелательно. Служанки, оценив новую приказчицу, сделали реверансы, и мадам Бьотта, отправив их делать уборку, покинула зал, сказав:
– Ну, поговорите, дорогие, сойдитесь друг с другом получше.
– Вам не о чем беспокоиться, миледи Алита, – сказала Анзуна. Небрежно раскинувшись в глубоком кресле, она ела из коробочки рахат-лукум, и следы сахарной пудры на лице были похожи на боевую раскраску. – Девицы у нас приличные, стекло друг другу в туфли не сыплют. Господа приходят из самого высшего общества. Все очень чинно и благородно.
Чернокожая Анзуна, судя по всему, пользовалась значительным авторитетом среди работниц борделя – ее слушали молча и не перебивая.
– Чинно-то чинно, – заметила тоненькая блондинка, одаренная какой-то изумительной холодной красотой. – А мерзавец Скавальдо подсунул мне фальшивый бриллиант. Ну не урод? Я ему этот бриллиант так засуну, никакой доктор не вытащит.
Девушки обменялись сочувственными репликами.
– Говорят, у Скавальдо плохи дела, – подала голос точеная брюнеточка, лакомившаяся виноградом. – Попал между розой и мимозой. А говорили ему, не надо разводить лекарства! Так ведь нет…
– Между розой и мимозой? – удивилась Алита. – Это как?
Девушки добродушно рассмеялись.
– А, это наш внутренний жаргон, миледи, не удивляйтесь, – объяснила брюнеточка, отправив в рот очередную виноградину. – Ничего, скоро будете понимать все наши разговоры с полуслова. А между розой и мимозой – это вот так.
И, широко разведя ноги, она продемонстрировала и розу, и мимозу через широкий разрез в панталонах. Алита почувствовала, как к щекам прилила краска.
– Да, чего-то в этом роде я и ожидала, – призналась она. – Что еще мне нужно узнать?
– Андра обязательно будет к вам клеиться, – сказала Анзуна, облизывая пальцы. – Такой длиннобудылый, костлявый. Вы в его вкусе.
– И гоните его к бисовой матери! – посоветовала коротко подстриженная девочка, больше похожая на нескладного мальчишку. – Он жмот. И кончить не может.
– А вот его высочество Рекиген – прекрасный кавалер, – сообщила брюнеточка с виноградом. – И щедрый, и веселый, и… – она сделала тот жест, каким рыбаки показывают пойманную рыбу: размеры впечатляли. Вздохнув, девица с сожалением промолвила: – Только он нечасто захаживает. Кстати, вино для него можно разбавлять, он в винах плохо разбирается. Казалось бы, такой титул, а вот на тебе.
– Ой, еще же Энильм! – вспомнила блондинка, обиженная фальшивым бриллиантом. – Девки, что расскажу! Потеха! Он в прошлый раз с приятелем пришел, они друг с друга всю ночь не слазили, а я смотрела. Сижу, глаза слипаются, а Энильм, главное дело, все время зыркает, смотрю ли я. Ну ладно, зато заплатили щедро.
– Не слезали, деревня, – лениво поправила Анзуна. Блондинка скорчила ей недовольную рожицу, а Анзуна продолжила: – А Линделик, председатель Первого столичного?
Девушки издали дружное язвительное восклицание.
– Клянусь святой Агнес, он попросит вас на нем покататься! – промолвила пухленькая черноволосая девица, сидевшая в дальнем углу зала. – Любит лошадку изображать.
Алита прижала ладони к щекам. Она никогда прежде не чувствовала такого смущения и такой неловкости.
– Право, мне уже не по себе, – призналась она.
Девушки посмотрели на нее с дружелюбием и душевным теплом, словно Алита им очень понравилась.
– Как вы-то к нам попали? – с доброжелательным сочувствием спросила брюнетка с виноградом. – Сразу видно, не нашего полета вы птица.
Несколько минут Алита молчала, пытаясь собрать удобоваримую историю из всего, что приключилось с ней в Сузе. Наконец она сказала:
– Мой муж лишил меня рассудка злонамеренным заклинанием, чтобы жениться на другой. Продал меня в человеческий зоопарк. Там я сидела в клетке. Без разума, без понимания… Потом мне стало лучше, и я смогла сбежать, добралась до друзей, но они сказали, что мне лучше скрыться – если мой муж узнает, что я жива, он не оставит попыток расквитаться. Так я и оказалась в доме мадам Бьотты. По счастью, ей требовалась приказчица.
– Господи, бедняжка! Каков подлец! Жену родную – в клетку! – заговорили девушки.
Алита поняла, что ей поверили, смахнула с нижнего века невидимую слезинку и вздохнула с видом полного принятия своей судьбы: вот так, мол, все и вышло.
Анзуна вскинула тонкую руку, казалось выточенную из черного блестящего дерева, и, дождавшись полной тишины, сказала:
– Теперь вы среди друзей, миледи Алита. Уж тут-то вас никто не обидит.
Алита опустила глаза. Только позавчера ей говорили то же самое.
Несмотря на опасения Алиты, работа оказалась несложной – эта простота с лихвой окупалась тем, что работы всегда хватало. Неделя начиналась с приезда поставщиков продуктов и спиртного, и к этому моменту Алита должна была провести ревизию остатков и выдать новые заказы. Каждый день приходили прачки и швеи: для них надо было собрать вещи, нуждавшиеся в стирке и починке, и принять уже выстиранное и зашитое. Раз в неделю приходили мытари – Алита отсчитывала им налог с девушек, заявлялись бодрые ребята с маслеными глазками из столичных служб быта – Алита выплачивала им деньги за обслуживание здания, воду и отопление. Однажды пришел немолодой господин в инквизиторской форме, и Алита, увидев его, едва не спряталась под стойку, но господин поинтересовался, есть ли среди сотрудниц ведьмы, попросил расписаться в тетради и был таков.
Это были обычные, бытовые дела. С двух часов дня, сразу после начала обеденного перерыва, начинали приходить гости. Анзуна была права: это были сплошь респектабельные господа, уважаемые члены столичного общества и благородные отцы семейств. Среди них были председатели банков, чиновники городского управления, судьи, полицейские генералы; Алита, как и советовала мадам Бьотта, сумела завести с ними уважительную дружбу – посетители борделя относились к ней почтительно и практически не делали предложений провести время вместе. Алита же не испытывала к ним ничего, кроме брезгливого презрения. Кто бы мог подумать, что, допустим, господин Керьетт, известный столичный банкир, имевший репутацию прекрасного мужа и заботливого отца пятерых детей, имел склонность к некрофилии? Данута, постоянно принимавшая его, должна была перед приходом дорогого гостя четверть часа провести в ванне со льдом, чтобы потом лежать в постели холодной и неподвижной. Алита как-то поделилась своим презрением с мадам Бьоттой, и та сочувствующе сказала:
– Это пройдет, моя милая. Видела бы ты, что творится в заведениях похуже. Бедность тамошних клиентов раздувает самые гадкие пороки.
Алита решила не уточнять, что конкретно мадам Бьотта имеет в виду.
На фоне затейливых предпочтений посетителей борделя увлечения принца Рекигена казались практически целомудренными. Он действительно был принцем, одним из семерых сыновей его величества Ахонсо, и предпочитал заниматься любовью с двумя девушками одновременно, только и всего. Фрейлины и благородные дамы считали его извращенцем, погрязшим в излишествах, но обитательницы дома мадам Бьотты обожали Рекигена: он приходил всегда веселый и хмельной, всегда приносил гостинцы, подарки и цветы и всегда думал не только о своем удовольствии, но и о том, чтобы его дамы не остались разочарованными.