— Где вы брали этот костюм? — спрашивает она. Корнелия молчит. Она, видимо, даже не понимает, что вопрос относится к ней.
— Где, спрашиваю, этот костюм покупали? — снова произносит секретарша, подходит к Корнелии и щупает рукав её костюма.
— Non intellego, — отвечает Корнелия и вежливо улыбается.
— Где-где? — переспрашивает секретарша.
— Она говорит, что не понимает вас, — вступаю в разговор я. — Она не знает русского. Она иностранка.
— Я так и подумала, — говорит секретарша. — Разве у нас достанешь настоящие вещи?.. Так чего же вы хотите?
— Адрес вашего преподавателя латинского языка.
Меня уже начинает бесить эта секретарша.
— А его нет в городе, — говорит она. — Он в отпуске. Уехал куда-то в Сибирь. А вы что — его друзья?
— Нет, мы не его друзья, — мрачно отвечает Витька. — Мы чужие друзья... Нам просто нужен человек, хорошо знающий латынь. Понимаете — очень нужен!
— Тогда, может, вы съездите к Алексею Семёновичу? Он, правда, на пенсии, но раньше он у нас преподавал латинский язык.
— Съездим! С удовольствием! — торопливо говорит Витька. Давайте его адрес!
Мы записываем адрес Алексея Семёновича, прощаемся и снова идём по широкому коридору к выходу. И снова мальчики и девочки глядят на нас со всех сторон. В основном на Корнелию. И в их глазах мне чудится то же самое жадное любопытство, которое я вижу всё сегодняшнее утро в глазах Корнелии. Любопытство к другому, незнакомому миру,
Мы колесим по городу, останавливаемся возле постовых милиционеров и выезжаем, наконец, на окраинную улочку с одноэтажными домиками, каменными тротуарами и белёными глинобитными заборами.
Корнелия смотрит на эти тротуары и заборы ещё более удивлённо, чем на высокие здания в центре города. Конечно, если она имеет какое-то представление о Боспорском царстве, её должны удивлять эти окраинные улочки. Ведь и в те далёкие времена они были почти такими же...
Возле одного домика мы выходим из машины. Алексей Семёнович должен жить здесь. К нашему счастью, он дома — лысенький, толстый старичок с сетью добрых морщин у глаз. Он выходит на крыльцо в полосатой пижаме и широченных шлёпанцах, выслушивает мои не очень стройные объяснения и приглашает нас на застеклённую террасу.
— Проходите, молодые люди, проходите. Мы сейчас во всём разберёмся. Во всём можно разобраться... Во всём, что угодно, можно разобраться... Садитесь, чувствуйте себя как дома и извините меня на минуточку. Я приведу себя в порядок. Вы всё-таки с дамой...
Он убегает в дом и минут через десять выходит в тонком чесучовом костюме. Из-под его застёгнутого пиджака выглядывает ослепительно-белая рубашка.
— Вот теперь я, так сказать, в форме, молодые люди. Теперь можно разговаривать... Может, вы расскажете мне всё по порядку?
Я рассказываю ему всё по порядку, и он внимательно слушает, согласно кивает и из-под мохнатых седых бровей как-то пронзительно поглядывает по очереди то на меня, то на Витьку, то на Корнелию. Мне почему-то кажется, что моему рассказу он не верит.
— Значит, вы хотите, чтобы я её, так сказать, проинтервьюировал? — уточняет он.
— Вот именно! — соглашается Витька.
— Ну, что ж, это можно. Это вполне можно...
Он переводит взгляд на Корнелию и очень быстро произносит какую-то латинскую фразу. Настолько быстро, что я не успеваю разобрать в ней даже ни одного корня. Однако Корнелия его понимает и отвечает ему. Он задаёт ей ещё несколько таких же быстрых, почти молниеносных вопросов. Получив на них ответы, он облегчённо вздыхает и начинает говорить медленнее, размереннее. И я понимаю, что он просто проверял Корнелию — действительно ли латинский язык для неё родной. Ведь только на родном языке можно понять такие торопливые вопросы.
Они говорят теперь спокойно и дружелюбно. Вернее, говорит в основном Корнелия, а Алексей Семёнович согласно кивает и изредка вставляет какие-то фразы. Но он ничему не удивляется. Глядя на его лицо, можно подумать, будто Корнелия рассказывает ему самые обычные, ничем не примечательные вещи.
Они говорят долго. Наверно, минут сорок. Мы с Витькой терпеливо ждём и смотрим то на них, то на утопающий в зелени дворик за окнами террасы, В этом дворике сад. На нас глядят зелёные гроздья винограда, жёлтые яблоки, коричневые груши. От террасы до калитки, по обеим сторонам жёлтой дорожки цветы. Золотые шары, георгины... Здорово здесь! Очень здорово! В таком бы домике, да ещё возле моря, пожить с месяц... Эх!..
Как всё-таки хорошо, что мы разыскали этого старичка! Что бы мы делали без него?.. А что бы он сделал, если бы вдруг узнал, как относился я к латыни в институте, как безжалостно изводил нашего толстого латиниста?..
Я вдруг чувствую, что краснею, и поэтому отворачиваюсь и снова долго гляжу в шелестящий зеленью сад.
Наконец Алексей Семёнович обращается к нам с Витькой:
— Ну, вам, молодые люди, наверно, интересно узнать, что она мне рассказала?
— Конечно! — в один голос отвечаем мы.
— Так вот, слушайте, молодые люди. — Алексей Семёнович прокашливается, проводит рукой по клеёнке на столе. — Она говорит, что родилась в Риме при императоре Константине. Отец её был императорским чиновником. Звали его Гай Корнелий Флор. Поэтому и её зовут Корнелией. У римлян второе имя отца становилось именем дочери. Она жила в Риме до тех пор, пока столица не была перенесена в Константинополь. Отец уехал туда вслед за императором. Но там он с кем-то поссорился, и в наказание его сослали в Пантикапей, в столицу Боспорского царства, где он представлял интересы империи. Корнелия почти не помнит Константинополя. Она помнит только Рим и Пантикапей, куда её привезли восьмилетней девочкой. Вы знаете, где находился Пантикапей, молодые люди?
Мы с Витькой стыдливо пожимаем плечами. Мы уже настолько забыли историю, что не знаем точно, где находился этот самый Пантикапей.
— Где-то здесь, в Крыму... — глубокомысленно произносит Витька.
— Он находился, молодые люди, там, где сейчас Керчь, говорит Алексей Семёнович. — На вашем месте, я отвёз бы её туда...
— Мы сделаем это, — обещает Витька. — Обязательно сделаем!
— А что было дальше? — не выдерживаю я. — Расскажите, пожалуйста, что было дальше!
— А дальше было вот что... — Алексей Семёнович говорит совершенно невозмутимо, и я всё никак не могу уловить его собственного отношения к тому, что он рассказывает. — Дальше было вот что... Девочку в Пантикапее воспитывали рабыни. Да-с, молодые люди, рабыни... Сейчас она уже понимает, что иметь рабов — это плохо. Она говорит, что ей это объяснили. Но тогда она этого ещё не понимала.
В Пантикапее она обучалась греческому языку. Потому что на нём говорили граждане города. Но она его почти забыла. Неродной язык быстро забывается... Я тоже когда-то учил древнегреческий. В гимназии... Мы с Корнелией сказали друг другу по две фразы на этом языке. Но он для неё труден. Да и для меня... Латынь я преподавал. А греческий — не пришлось. Так что снова перешли на латынь...
Алексей Семёнович вытирает платком пот со лба.
— Нда-а... Так вот, дальше с ней произошло следующее... Через пять лет после того, как она попала в Боспор, Пантикапей разграбили готы. Отец вместе с рабами и стражей защищал вход в свой дом. Но его убили. Мать Корнелии, увидев это, вскрыла себе вену. Она была из очень знатного рода и не хотела быть готской рабыней. А Корнелию готы взяли в рабство. Её везли по степи привязанной к седлу. Почему-то её взяли отдельно от остальных пленников. Вместе с ней ехали верхом всего пять готских воинов, и они очень спешили. Наверно, её везли к самому готскому царю. Ей было уже тринадцать лет, а варвары любили брать юных римлянок в наложницы.
В степи готам встретились два высоких человека а необычных костюмах. Видимо, готы решили и их захватить в плен, потому что они окружили этих людей и наставили на них копья. Только конь, на котором сидела привязанная Корнелия, остался в стороне. Однако люди в необычных костюмах в плен не сдались. Они провели по воздуху маленькими белыми коробочками, и все готы попадали в траву. И кони их тоже упали и повалились набок. Корнелия решила, что видит богов и что они, в наказание за гибель её отца, убили готов. Но потом она, узнала, что это люди, а не боги и что готов они не убили, а только усыпили.
Корнелию эти люди отвязали, сняли с лошади и привели к чёрному шару, который стоял за холмом. Потом они втроём вошли в этот шар, и больше Корнелия не видела Землю до вчерашнего вечера. После готов вы, молодые, люди, были первыми жителями Земли, которых она увидала,
Как я понял с её слов, эти высокие люди, что спасли её, были космонавтами. Правда, ваша знакомая не знает этого слова. Она называет их открывателями звёзд. А в начале путешествия с этими людьми считала и называла их богами.
Из тёмного шара Корнелия попала на большой космический корабль, где было много высоких и смуглых людей — мужчин и женщин. Они говорили на незнакомом языке и показывали ей в окно громадный голубой шар. Лишь много времени спустя Корнелия узнала, что этот голубой шар был её родиной, Землёй. А в то время она ещё не знала, что Земля — шар.
Она провела на корабле открывателей звёзд примерно десять лет.
Сейчас ей должно быть года двадцать два — двадцать три. Она точно не знает сколько, потому что у открывателей звёзд свой счёт времени, непохожий на наш.
Открыватели звёзд обучили её своему языку, а она обучила их латыни и рассказала всё, что знала о жизни на Земле. Впрочем, многое они знали сами, и даже знали намного больше неё, потому что их шары опускались в самых разных местах Земли. Позже открыватели звёзд сами рассказали ей об этом.
Они не удивлялись тому, что Корнелия называла их вначале богами. Всюду, где опускались их шары, люди Земли считали их богами. И поэтому они ничего не могли объяснить земным жителям. Их не понимали. Их только боялись. И вообще они увидели, что прилетели на Землю слишком рано. Все годы, которые провела Корнелия на громадном корабле открывателей звёзд, они учили её и обучили очень многому. Она знает теперь, как устроен мир, какая сила водит почти со скоростью света корабли открывателей звёзд, знает, что на Земле прошло много эпох, пока она летала на другую землю.