– Девчонкам нельзя! – Во втором классе именно этими словами Деккер отказывался со мной играть, а я была совершенно на нем помешана.
Он тогда решил, что в школе ему положено играть только с мальчиками, а мне – исключительно с девочками. И я придумала выменивать право поиграть с ним на перемене на что-нибудь ценное. Например, отдавала ему свой шоколадный кекс. Или разрешала ему выбрать, какой мультик мы будем смотреть дома. Отдавала место у окна в автобусе. В тот день я прихватила из дома пачку его любимого печенья с шоколадной начинкой. Конечно, я дружила и с девчонками, но с Деккером было гораздо веселее – это раз, а два – никто не понимал меня так хорошо. Но он задирал нос и делал вид, что меня не замечает.
Уже тогда Карсон был явным лидером. Высокий, белокурый, зеленоглазый, всегда получавший то, что хочет. Он не привык слышать «нет» ни от мальчишек, ни от девчонок. И я тоже, как правило, шла у него на поводу. Как правило. В тот день Деккер вывел меня из себя. Он сидел на асфальте скрестив ноги, пытаясь спрятаться за спиной Карсона.
– Ты мне обещал, Деккер, – потребовала я.
Деккер, немного замешкавшись, начал вставать.
– Он никуда не пойдет, – вмешался Карсон и сделал шаг в моем направлении.
– Не лезь, урод! – выкрикнула я и оттолкнула его. Если честно, не очень сильно.
Карсон улыбнулся и отступил. Открыл рот, но так и не успел ничего сказать. Закатив глаза, рухнул на асфальт. Его тело, обычно такое ладное и уверенное, нелепо дергалось на земле. Все замерли. И тут меня оттолкнули. Жанна подлетела к брату, бухнулась возле него на колени и повернула его набок.
– Позови взрослых! – заорала она, глядя на меня. Но я не пошевелилась: только стояла и смотрела. За взрослыми побежал Деккер.
Прошло десять лет, а этот случай до сих пор был одним из самых страшных в моей жизни.
Доктор Логан заговорил:
– Чаще всего судороги имеют мало общего с тем, как их показывают в кино. Внешне человек замирает, смотрит в одну точку, а в это время в мозгу у него начинаются судороги. Иногда конвульсии затрагивают только одну часть тела. Например, у тебя это руки.
– Судороги можно купировать?
Ведь болезнь Карсона явно купировали, потому что больше припадков я не видела, да и не слышала, чтобы они случались. И вдруг сообразила, что остаться на второй год в третьем классе Карсону пришлось именно из-за судорог. Накатила паника.
– Можно. При помощи лекарств. Чаще всего. Но пока мы не выясним, что речь именно о судорожном синдроме, лекарства я назначать не буду.
По выражению лица доктора Логана было ясно, что он твердо решил найти ответ.
– То есть у меня снова начнут трястись руки и тогда вы дадите мне лекарство?
Он улыбнулся уголками губ.
– Думаю, все несколько сложнее. Нужно сделать электроэнцефалограмму. ЭЭГ. Завтра утром я прикреплю к твоей голове несколько датчиков, и мы будем наблюдать за мозговой активностью. Только тебе нельзя ложиться спать сегодня. Мозг нужно подвергнуть воздействию стресса. Если повезет, мы спровоцируем еще один приступ судорог.
Я вцепилась в свои длинные белые волосы.
– Я не дам их сбрить!
Доктор Логан засмеялся.
– И не давай. Брить не будем, но перемазать – перемажем. Правда, хороший шампунь легко избавит тебя от всех последствий.
Какие пустые вещи меня волнуют! Что я за дура? Цепляться за волосы и переживать, когда только чудом все мое тело еще не разлагается в могиле. У того мужчины из кабинета физиотерапии не работают ноги. У женщины на коляске течет изо рта слюна. Переохлаждение могло привести к ампутации. Кислородное голодание могло оставить меня в состоянии комы, с атрофией мышц и пролежнями. Самовлюбленность – не про меня. Я не наряжалась в обтягивающие дизайнерские платья, не наносила тонны макияжа, но я по-настоящему любила свои волосы. Выбор стоял между жизнью и смертью, и такая привязанность к волосам выглядела нелепой. Но и поделать с собой я ничего не могла.
Когда доктор Логан уже был на пороге палаты, я остановила его вопросом:
– Скажите, а тот человек… ну, который был ночью… с ним все хорошо?
Но доктор вышел, сделав вид, что не услышал меня. Громко хлопнула дверь.
С вечера у меня по очереди дежурили родители. Мы смотрели кино. Мы играли в слова. Я пыталась читать «Уловку-22», но через пару страниц сильно заболела голова и поплыли слова. Принимать лекарства было нельзя, чтобы не повлиять на результаты исследования. Ныли ребра. Раскалывалась голова. Тело трещало по швам.
А когда силы бороться со сном кончились, появился Деккер, хотя вечером он отсидел в школе все уроки.
– Моя очередь, – сказал он.
Мама поцеловала меня в лоб, затем чмокнула в лоб Деккера.
– Мы вернемся к началу ЭЭГ. Звони, если что.
Деккер сел на стул, где до него сидела мама, закинул ноги на кровать.
– Итак, два часа ночи. По телику ничего интересного, кафе закрыто. Что будем делать?
Я потерла лицо руками и простонала:
– Спать хочу…
– Можно подумать, ты первый раз не спишь ночью.
– То было ради уроков.
– Так что, займемся домашним заданием? – Деккер скорчил гримасу отвращения.
– Я пыталась, если честно. – Я прижала к груди «Уловку-22». – Нужно прочитать, а я не могу. Голова начинает болеть, – пожаловалась я и с улыбкой вручила книгу Деккеру.
Он отшатнулся, мотая головой.
– Я не читаю книги по программе. Это противоречит моим убеждениям.
Моя улыбка стала еще шире.
– Ну, ради нашей дружбы.
– Поверить не могу, что упросил родителей отпустить меня к тебе ради вот этого, – возмутился Деккер, но книгу взял. Он сел лицом ко мне, коленями уперся в краешек кровати. И начал читать.
После первой страницы посмотрел на меня.
– Чувствую себя дураком.
– Тсс, ты идеален.
Я слушала. Нет, не так: я смотрела. Смотрела, как Деккер водит глазами по строчкам, как движения губ складываются в слова, меня завораживало, как он, переворачивая страницу, проводит кончиком языка по уголкам губ, как он улыбается на забавных местах – тех же, которые вызывают улыбку и у меня, как он читает на полтона ниже, когда звучат слова персонажей.
Еще через пару страниц Деккер снова остановился.
– Эй, ты еще не уснула?
Я наблюдала за его губами, и он это заметил.
– Нет, я не сплю.
Деккер мог смотреть на меня как минимум тремя разными способами. Иногда он смотрел на внешнюю оболочку, как в тот раз, когда я впервые вошла в класс: широко раскрытыми глазами, дружелюбно. Он мог смотреть и мимо меня, как в тот день на озере: острым взглядом, в котором читалось раздражение. А мог смотреть в самую суть меня, когда хотел понять, о чем я думаю, что я чувствую. Именно так, как сейчас. Он прищурился, верхнее веко доходило до серой радужки. Мне казалось, что он роется у меня в голове, по крупицам собирает информацию.
Я махнула рукой.
– Ну читай же!
И Деккер вернулся к книге.
Доктор Логан пришел на рассвете.
– Готовься к путешествию, – сообщил он, хлопнул в ладоши и подождал, пока медсестры пересадят меня в коляску.
Я смотрела на него с недовольным лицом. Ни тебе красных глаз из-за недосыпа, ни помятой одежды. Он выспался. Он был бодр и весел. Даже кофе не пил: когда он нагнулся осмотреть швы на руке, я не почувствовала запаха.
– Прощайся со своим женихом.
– Это вы о ком? – Я на мгновение поймала взгляд Деккера и быстро отвела глаза. – Он не мой жених.
Деккер повернулся спиной и надел куртку. «Пока» я от него не дождалась.
Доктор Логан поставил на меня датчики. Голова мерзла, волосы были липкие. Я краем глаза поймала в зеркале свое отражение, затем решила рассмотреть себя повнимательнее. Да я ходячий подопытный кролик. Из головы торчат провода – точно у Медузы горгоны. Они подключены к небольшой коробочке. Когда медсестра прикрепила последний датчик, я ощутила зуд.
Я подняла ладони над головой.
– Зудит внутри.
Доктор Логан хмыкнул.
– Что ты чувствуешь? Зудит? Или просто неприятно? – уточнил он, как будто я не понимала разницы между словами.
– Это зуд, – повторила я. – Зуд внутри головы.
Где-то в глубине мозга. Как и накануне, я ощутила, что натяжение нарастает, перерождается в притяжение, обретает направление. Постепенно оно превратилось в сильное, непреодолимое влечение.
– Мне нужно идти!
Я вцепилась в проводки, подведенные к моей голове.
– Тише, тише, успокойся.
Доктор Логан взял меня за запястья, не давая оторвать датчики.
– Мне нужно…
Зуд разрастался, достиг шеи. Я запрокинула голову, попыталась спустить ноги с кровати.
– Куда ты идешь?
– Мне нужно… – повторила я, потому что притяжение стало очень сильным, зуд охватил плечи. В коридор. Направо…
Зуд спустился к рукам, достиг кончиков пальцев, превратился в жжение. Пальцы задергались, выламываясь под неестественными углами, – зуд пытался найти выход. Доктор Логан ослабил хватку и наблюдал за безумным танцем моих рук. Затем глянул на показание прибора, нахмурился.
– Это не судороги, – констатировал он и уставился на меня. Будто ждал, что дрожь прекратится сама по себе.
Я встала, потянула за собой провода, попыталась оторвать датчики. Доктор Логан нажал какую-то кнопку над кроватью и обхватил меня руками. Могло бы показаться, что он меня обнял, только вот я не могла шевельнуться. Я была почти как в смирительной рубашке. В палату кто-то вошел, я почувствовала укол в предплечье, перед глазами все поплыло. Мне стало смешно, я, наверное, даже захихикала. А потом погрузилась в темноту.
Мелинда мыла мне голову. Шампунь ужасно вонял химией. В салоне, куда ходили мы с мамой, обычно пахло кокосом и мятой. Но тут был не салон… Запах шампуня напоминал средство для мытья унитазов, а по консистенции походил на штуку, которой мама смазывала мне порезы. Я лежала на кровати на спине, ноги под подушкой, а голова свешена с краю. В висках пульсировала кровь. Хотелось верить, что положение вниз головой не усугубит состояние моего мозга.