— Ну что ты?! Я совсем не для того.
— А ты все-таки по уши влюблена!
— Откуда это видно?!
Обе снова крепко обнялись.
— Женеше, ну расскажи что-нибудь?
— Что рассказывать? Все позади: и любовь и ласка. Теперь я бессловесная рабыня твоих родителей и безропотная служанка ваших многочисленных родственников. Любовь казашек отцветает как полевой мак: не успеешь оглянуться — и ничего нет.
— Не понимаю…
— Что тут понимать: женское счастье коротко, как июньская ночь. Едва я переступила порог вашего дома, как пошли всякие пересуды: единственный сын почтенного бая Бахтияра, чтобы не платить калыма, украл чужую невесту. Как они только не издеваются надо мной! Издевательства меня сушат, а не работа. Работы я не боюсь. Все наши предки до седьмого колена собственным трудом кормили свои семьи.
Аймторы заплакала.
— Ну ладно, не плачь. Эх, была бы моя воля и власть, я бы им показала, как продавать детей за калым. Ты, наверно, и по Найзабеку соскучилась?
— И это есть. Больше месяца не показывается. Отцу, матери, тебе сколько раз писал, а мне — ни слова. Образованный человек, а не понимает, ради кого я терплю все эти издевательства и унижения.
Толкын знает, трудно было Найзабеку жениться на Аймторы. Ее жених погиб при кокпаре, и она должна была стать третьей женой его богатого сородича. Но Аймторы познакомилась с Найзабеком на одной вечеринке и вскоре бежала с ним в город. Ее родители и родственники особенно не преследовали молодых, только требовали калым, а сторона Найзабека отказывалась платить, потому что уже один раз калым за нее был выплачен. Но сторона погибшего жениха требовала или возвратить калым, или отдать Аймторы в жены человеку из их рода. Так и завязался крепкий узелок. Родичи погибшего жениха писали заявления и доносы, стараясь во что бы то ни стало очернить Найзабека Бахтиярова. В конце концов он был вынужден дать объяснение уездному начальнику. Его оставили на прежней службе, ибо из казахов он был единственным на всю губернию юристом с высшим образованием. После этого Найзабек посылал во враждующие аулы своих есаулов, и тем удалось арестовать там нескольких уважаемых аксакалов. Именитые и богатые, но безграмотные, запуганные люди сами потом помирились с Бахтияровым и выкупили из тюрьмы своих соплеменников…
Аймторы немного успокоилась, и спросила у Толкын:
— Ведь и ты, кажется, сосватана?
— Мне об этом говорили. Но, надеюсь, брат мой не отдаст единственную сестру, как ягненка, на съедение волкам. Я тоже очень соскучилась по Найзабеку! — она крепко обняла Аймторы, защекотав ее упругими, налитыми грудями.
— А теперь скажи, в кого ты влюбл…
Толкын не дала досказать и ладонью закрыла ей рот.
— Откуда ты узнала, что я влюблена? На чем гадала?
— Нет, шырайлым, я не гадаю. Просто в твоих поступках и разговорах я узнаю то, что было со мной, когда я повстречалась с твоим братом. Если хочешь знать, джигиту найти дорогу к сердцу девушки труднее, чем прорубить яму до центра земли…
— Откуда ты это знаешь?
— Знаю. Пережила!
— Аймторы, у казахов всегда самыми близкими, преданными друг другу были снохи и золовки. Понять это нетрудно. Сноха видит в золовке свое прошлое, свои девичьи годы, и ей от этого легче. А золовка знает, что завтра она тоже станет чьей-то снохой…
— Шырайлым, зачем такие долгие рассуждения? Много будешь думать — засохнешь от тоски.
— Тебе-то, конечно, можно и не думать: соединила свою судьбу, с кем хотела…
— Ты тоже будь настойчивой. Можешь считать меня самой преданной женге или подругой — как хочешь. Я всегда буду готова тебе помочь советом и делом. Ты не думай, будто я слабая, запуганная женщина. Нет. Просто я не хочу, чтобы из-за меня страдал твой брат. А ради любимого человека можно все снести и стерпеть!..
Толкын теперь поняла, почему брат отказался от девушки из знатного рода и богатой семьи, за которую был выплачен калым, а взял Аймторы, несмотря на тяжбу, которая могла повредить авторитету отца и его собственному служебному положению. Толкын удивилась и обрадовалась, узнав, что Аймторы умеет читать и писать как по-казахски, так и по-русски.
— Женеше, казахи говорят: «Кто выдаст тайну, которую ему доверили, тот подлец»…
— Шырайлым, зачем такие намеки? Не хочешь — не говори.
— Давай с сегодняшнего вечера не будем величать друг друга «женеше» и «шырайлым». Только по имени! Зачем нам подчиняться глупым обычаям?
— А если услышат твои отец или мать — мне же и придется плохо.
— Мы это будем делать, когда останемся вдвоем. А теперь скажи, может ли девушка с первого взгляда по-настоящему влюбиться?
— Может! Если тебе человек не нравится, встречайся хоть сто раз в день, толку не будет. Женщина, особенно чуткая по натуре, с первого взгляда определит, кто ей нравится.
— Тогда слушай. Возвращаясь от нагаши[29], я совершенно случайно встретилась с одним джигитом. Мы ночевали в одной комнате, лежали совсем рядом… Но поговорить нам не удалось. А теперь мне без него скучно до слез. Я все время думаю о нем и только о нем. До этого моя гордая натура, видишь ли, никого признавать не хотела…
— Кто он?
— Студент.
— Переписываетесь?
— Я получила от него лишь одно письмо. Но в нем нет даже намека на то, что меня мучает…
— Покажи. — Аймторы приподняла голову.
Толкын смутилась. Но, помедлив немного, достала письмо и передала Аймторы. Молодая женщина внимательно, не спеша прочла письмо. Потом радостно обняла Толкын.
— Суюнши, суюнши[30], шырайлым!
— Забудь ты про это, «шырайлым»… Ведь только что договорились!
— Толкын, дорогая, суюнши! Этот человек из особого теста. Какие мысли! Какие суждения! Как он любит простой народ, ради которого готов пожертвовать даже жизнью! Вот настоящий джигит! Только замухрышки несчастные в письмах болтают: «люблю», «умираю», «жить без тебя не могу». Ведь бумага все терпит. А как добьется своего, знать тебя не желает…
— Аймторы, не надо…
— Если я немножко разбираюсь в людях, то этот джигит создан именно для тебя! Я его не видела, но мне кажется, что он даже лучше, выше твоего брата…
— Аймторы, не дури.
Толкын попыталась отобрать письмо, Аймторы не хотела отдавать. На кровати началась веселая возня.
— Эй, что вы там до полночи хихикаете? — грозно прикрикнула мать, видимо, разбуженная их смехом.
— Будь осторожна, милая Толкын. Знаешь ведь, как липнут всякие сплетни к девушкам-казашкам, — заботливо прошептала Аймторы.
Пугливо озираясь по сторонам, Толкын с трудом пробиралась к вокзалу по грязной взбаламученной улице.
На вокзале была страшная толчея. Повсюду солдаты в измятых шинелях и с винтовками. Их лица, обросшие, заспанные, какие-то закопченные, напоминали обтрепанные чапаны.
Толкын сразу бросилась к расписанию поездов. Потом посмотрела на часы. До прихода поезда оставалось еще сорок минут. Кое-кто из молодых солдат уже начал присматриваться к ней слишком внимательным взглядом. Толкын не на шутку испугалась и перешла в зал ожидания. Там стоял такой густой дым от самосада — хоть топор вешай. Толкын хотелось выйти на улицу, но она боялась пьяных солдат.
«Как я не догадалась позвать с собой Аймторы!.. — подумала девушка. — Правда, это вызвало бы подозрение родителей».
Толкын сказала матери, что идет готовить уроки к подружке.
В первый раз пришла она встречать джигита. И потому так волновалась и стыдилась, так старалась спрятаться от людей. Когда пассажирский поезд подошел к перрону, Толкын вместе со всеми устремилась к широко распахнутым дверям.
На плохо освещенном перроне разобрать что-либо было трудно. Люди заходили и выходили из вагонов, шумели, ругались, толкали друг друга. Найти того, кто так нужен, было почти невозможно. Толкын отошла в сторону, чтобы увидеть Наурыза, когда он будет входить в вокзал. Потом поднялась на смерзшийся песчаный бугорок и начала беспокойно следить за каждым, кто входил в вокзал или проходил мимо нее. Но его среди них не было. «А если он отстал от этого поезда? — тревожно подумала девушка. — Ведь в последнем письме он написал точно, каким поездом выезжает и когда будет на этой станции». Было холодно, Толкын продрогла, но все не хотела уходить. «Постою еще немного, потом уйду», — несколько раз говорила она себе. Наконец, подавленная и расстроенная, вышла из вокзала. В этот момент ей показалось будто ее окликнули:
— Толкын!..
Голос повторился, и она узнала его. Из гордости Толкын не оглянулась и даже ускорила шаги. Ей стало жарко, сердце забилось отрывисто и остро. Через несколько минут она услышала позади себя шаги и несмело обернулась. Джигит уже готов был обнять ее, и от растерянности она протянула ему руки. Он радостно схватил их:
— Наурыз-агай!..
— Толкын!..
Сейчас Наурыз выглядел по-другому, совсем не был похож на того джигита, с которым она четверо суток ехала по зимней дороге. «А вдруг это мой суженый?» — неожиданно подумала она и почувствовала, как полыхнули щеки, как сразу высохло в горле.
Громкий голос Наурыза вывел ее из оцепенения.
— Уважаемая Толкын — услышала она и вздрогнула.
— Наурыз-агай, встретимся послезавтра…
— Но почему?! — огорченно удивился джигит. — Я должен сразу ехать в аулы. И только ради вас…
— Тогда завтра… Возле большого магазина моя женге Аймторы встретит вас и скажет, где и когда… Верьте ей так же, как и мне…
— Хорошо.
— До свиданья!.. — и она снова протянула Наурызу руки.
Потом, не оглядываясь, побежала по тропе, ведущей на водокачку, а Наурыз ошеломленно смотрел ей вслед, потом махнул рукой и пошел ночевать на вокзал.
Уездный городишко огибает небольшая и капризная степная река. Она берет свое начало в невысоких горах, на которых нет ни ледников, ни вечных снегов. Но весной речку не узнать. Она стучит и всхрапывает, как ретивый скакун. И попробуй тогда переправиться на другой берег. Река разливается на десятки метров, а течение ее становится таким буйным, что легко срывает и уносит паромы. Недели две приходится ждать людям, пока войдет она в берега.