Очень красивым человеком. Идеальных людей не существует, но, как и другие вейлы, Флёр была ближе всего к идеалу. Гермиона не раз ловила себя на мысли, что любуется ей, этим прекраснейшим человеком на свете. Особенно зная, что за маской высокомерной красавицы скрывается удивительно чувствительная натура. Разве другую заинтересовала бы помешанная на науке ведьма, которая окружающих по большей части просто терпела? Но всё же Флёр смогла найти к ней подход, пусть это и удалось ей далеко не сразу.
Для Гермионы оказалось потрясением узнать, что целоваться с другим человеком может быть не пустой тратой времени, а почему-то вполне приятным занятием. Ей нравилось вдыхать аромат духов Флёр — едва ощутимый и на вкус Гермионы слишком сладковатый, — но удивительно приятный. Ещё большим потрясением было узнать, что прикосновения другого человека могут быть не только непрошеным вторжением в её личное пространство и не раздражать, а казаться удивительно уместными. Флёр для неё выглядела пришельцем из другого мира, в котором то, что ты чувствуешь, почему-то важнее того, о чём ты думаешь.
С Флёр было уютно. Она была первым человеком, про которого Гермиона могла это сказать. При этом до сих пор оставалось загадкой, почему француженка проявила интерес именно к ней. В Хогвартсе наверняка нашлось бы немало весьма симпатичных парней, да и девчонок тоже. Свою внешность Гермиона считала довольно обычной, и к тому же ни с кем из её однокурсников и однокурсниц Флёр не пришлось бы так сложно, как с ней. Гермиона отдавала себе отчет, насколько непростым человеком она является. Первые же их беседы стали тому свидетельством — Гермиона просто не знала, о чём говорить с новой знакомой.
Если бы не та омела, они и не поцеловались бы никогда в жизни, и, скорее всего, не узнали бы друг друга. Это уже потом, много лет спустя, Флёр ей призналась, что всё подстроила. Тогда же Гермиона считала омелу просто неудачной случайностью, устаревшей традицией, каковых множество как у волшебников, так и у магглов. Поскольку для новой знакомой это было почему-то очень важно, она всё-таки решилась пойти на уступки и вообще пошла с ней на бал, а целоваться с ней оказалось неожиданно приятно.
На летние каникулы она получила приглашение во Францию. Гермиону манили не столько курорты, сколько парижская библиотека при министерстве магии, доступ к самым редким фолиантам в которой она получила благодаря связям месье Делакура. Некоторой проблемой было её тогда ещё слабое знание французского языка, но Флёр усиленно с ней занималась, а в особенно трудных местах помогала с переводом, и её помощь была неоценима. Гермиона не заметила, как из подчеркнуто вежливой, и не более того, её благодарность очаровательной француженке стала совершенно искренней, а позднее и вовсе переросла в симпатию.
С тех пор прошло уже почти семь лет, и различные взятые в разработку проекты, ещё до её успеха в борьбе со сном заинтересовавшие даже французское министерство магии, приносили Гермионе пусть пока и небольшой, но уже более-менее стабильный доход, позволявший даже немного баловать себя. Что особенно ценно, её статьи печатали в научных журналах и с её мнением считались. В подвале особняка Гермиона обустроила небольшую, но отлично оборудованную и защищённую лабораторию, работая в которой, она никому не мешала и никого не подвергала опасности, даже если её опыты оказывались неудачными.
Переезд во Францию оказался правильным решением во всех отношениях. Здесь не имело значения её маггловское происхождение, закрывавшее перед ней немало дверей на родине, и не от кого было скрываться, чтобы в свободные часы вдвоём предаваться греху гедонизма всеми способами, на которые у Флёр хватит фантазии. Поблизости не было никого, кто бы их за это осудил, особенно чопорных британских волшебников с сотнями устаревших правил, традиций и обычаев на все случаи жизни.
Раньше Гермиона брала с собой в бассейн быстропишущее перо и пергамент, на которые надиктовывала свои мысли, но давно заметила, что в жару ей думается хуже, и оставила эту привычку, коротая время за чтением местных научно-популярных журналов. Увы, авторы большинства статей в них мало отличались от британских коллег и могли произвести впечатление разве что на забывшего элементарную школьную программу обывателя, а у неё не вызывали ничего, кроме тоски. К сожалению, изменить это пока было не в её силах, и Гермиона ограничилась тем, что превратила очередной бесполезный журнал в изящный веер. Ни на что лучшее он всё равно не годился.
— Как же мне надоела эта дракклова жара! — воскликнула она на родном языке, словно это могло помочь.
— Жара лучше, чем холод, — насмешливо ответила ей на французском Флёр, как раз в этот момент появившаяся на веранде с двумя бутылками пива в руках. — Хотя ты же англичанка, Гермиона, а у вас всё не как у нормальных людей, даже погода.
Флёр, как и она, была полностью обнажена, если не считать стильных тёмных очков и ослепительно блестящих на солнце серёжек. Демонстративно покачивая бедрами, она неторопливо направилась к Гермионе. Её изящные босые ступни утопали в траве, а распущенные светлые волосы свободно ложились на аристократически прямую горделивую спину и плечи. Крепкие груди с украшенными золотыми колечками розовыми сосками подрагивали в такт её движениям. Покрытое безупречным загаром, её тело было телом хищной кошки, прекрасной и грациозной, словно всегда готовой к прыжку. Как и все, в ком текла кровь вейл, Флёр была поразительно красива, и знала об этом, не стыдясь своей наготы, а наслаждаясь ею.
Гермиона не сомневалась, что, пожелай она этого, Флёр стала бы успешной фотомоделью и публиковалась бы на обложках самых популярных маггловских журналов, но это было бы для её деятельной и живой натуры слишком скучно. Природа — гениальный скульптор — одарила Флёр фигурой, даже досконально изучив которую, Гермиона не могла бы найти в ней ни единого недостатка. Её не портили и многочисленные, но не безобразные шрамы, неизбежные при работе ликвидатора проклятий. Не самой безопасной, но очень неплохо оплачиваемой.
Отец Флёр мог бы обеспечить свою любимую дочь практически всем, что она пожелает, но Флёр нравилась её работа, несмотря на сопряжённость с довольно большим риском получить что-нибудь настолько неприятное, что с этим проклятием не сможет справиться даже практически всесильная волшебная медицина. Благодаря отсутствию потребности во сне и отдыхе Флёр полюбила работать по ночам, предпочитая светлое время суток проводить вместе с Гермионой.
С детства обожающая рисовать, Флёр потратила немало времени, обучаясь созданию живых портретов в Бобатоне. После его окончания живописью она занималась лишь для души, и значительную часть её работ составляли потрясающе реалистичные изображения Гермионы. В будущем Флёр планировала открыть собственную выставку, и у Гермионы не было сомнений, что она будет иметь успех. Но пока ещё никому не известная художница грациозно соскользнула в бассейн, устраиваясь на ступеньке рядом с ней, и протянула ей одну из бутылок.
— Никогда ты меня не убедишь, что такая духота — это нормально, — проворчала Гермиона, с наслаждением отпивая холодного пива и не переставая обмахиваться самодельным веером.
— Температура лишь на пару градусов выше обычной, — пожала плечами Флёр, тоже прикладываясь к своей бутылке.
— Прошлое лето мне понравилось больше.
— Оно было неприятным исключением, — усмехнулась Флёр.
— Никак к этому не привыкну, — проворчала Гермиона, скорчив недовольную мордашку. — Работать просто невозможно.
— Привыкнешь, — махнула рукой Флёр, поглаживая себя по животу. — Я же привыкла к вечным английским дождям, когда участвовала в турнире...
— В случае Хогвартса — шотландским дождям, — поправила её педантичная Гермиона.
— …а здесь всего-то и нужно — это сбросить одежду, — проигнорировала её уточнение Флёр.
— И к этому тоже.
Сама Флёр, в отличие от Гермионы, как многие люди искусства, не видела в наготе ничего неприличного. Разумеется, в их особняке и прилегающем к нему саду она тоже не надевала ничего, более того, настояла, чтобы и Гермиона последовала её примеру. Сначала это показалось Гермионе странным, но внезапно оказалось даже комфортно, пусть поначалу и несколько непривычно. Но, пустив в свою самую личную жизнь Флёр, она давно усвоила, что привычки имеют обыкновение меняться.
— В женском теле не может быть ничего неприличного! — возмущенно воскликнула всегда любившая поспорить на эту тему Флёр, проводя рукой по своей груди и животу. — Оно создано самой природой, а значит, прекрасно прежде всего именно в своем естественном, ничем не прикрытом виде, в котором появилось на свет из материнского чрева. В том, в котором его тысячи раз изображали величайшие живописцы!
— Ты опять забываешь, что меня воспитывали по-другому, — усмехнулась Гермиона. — Мои консервативные родители с тобой никогда бы не согласились, а застрявший в средневековье британский магический социум тем более. Существование подобных взглядов и однополой любви в нём не чей-то личный выбор, а покушение на традиционную систему ценностей. Сейчас я благодаря тебе освободилась от многих предрассудков, но воспитана-то на них. Ты же сама не так давно была в Хогвартсе, Флёр, о какой красоте открытого тела ты говоришь? Помнишь, как все смотрели на твой купальник во время второго испытания на турнире? Эти установки так крепки, что даже те, кто вырос в маггловском мире, привыкают к мантиям на все случаи жизни, а обнажить перед кем-то коленки для многих волшебниц уже жуткая смелость.
— Но ты-то так не считаешь!
— Если бы не познакомилась с тобой — считала бы, — пожала плечами Гермиона. — От всего этого нельзя избавиться по мановению волшебной палочки. До сих пор каждый раз, как вижу себя в зеркале, я невольно сравниваю тебя с собой, и не понимаю, что ты во мне нашла...
— Никогда не понимала этих твоих комплексов. Разумеется, со мной никто не сравнится, потому что я — лучшее, что могла создать природа, — очень серьезно заявила Флёр, хотя в её смеющихся голубых глазах блестели весёлые искорки. — Есть мнение, что вейлы — прямые потомки Афродиты, той самой богини, которая в древнегреческих маггловских мифах появляется обнажённой из пены морской. А потому все они божественно красивы, не любят носить одежду и стареют даже медленнее обычных волшебников. Кто знает, может, это и правда? Существование богов никем не доказано, но правды мы уже не узнаем... Всё же не думаю, что это правда, потому что тогда второй сущностью вейл были бы рыбы, а не птицы. Хотя это и неважно, ведь мы говорим о тебе, в которой уже тогда было нечто, позволившее стать избранницей вейлы, и это говорит о том, что тебе нечего скромничать!