поэтому хватало достаточно небольших денег, чтобы прожить — 75-100 рублей в месяц. Мы по разнарядке получали 25 рублей за выступление — это был общий тариф. Присутствовало чувство свободы по всем направлениям: и общий дух, и то, что не нужно было беспокоиться о своих доходах, — все это вместе создавало ощущение беззаботной жизни.
Наш фестиваль «Взрыв новой волны» продолжался две недели с ю ноября 1990 года. Показывали по два фильма в день через день — всего четырнадцать фильмов. Мы подходили к этим показам «креативно». При первом — «400 ударов» Трюффо — у нас возникла проблема с тем, что мы не достали второй киноаппарат, поэтому было два перерыва во время сеанса, когда нужно было менять бобину. Мы придумали перформанс для того, чтобы этот разрыв оправдать и объяснить. Перформанс был в высшей степени нонспектакулярным, как это впоследствии стало называться. Когда включался свет, в зал входил заранее приглашенный молодой человек, который фантазировал, как он занимается сексом с девушкой, сидящег в этом зале, и потом уходил, когда начинался фильм. Эта концепция была придумана Пименовым и называлась «Искусство присутствия». Этот перформанс, как и остальные, был связан с фильмом.
Самый последний перформанс был уже в высшей степени радикальным. Мы показывали фильм Луи Маля «Зази в метро» — кино в эстетике дадаистского коллажа, абсурдного действия, в конце которого происходит чаплинская драка в ресторане.По окончании фильма мы попытались воспроизвести на сцене все то, что происходило на экране: в последние минуты вышли на сцену и стали кидаться тортами. В фильме был белый медведь, вернее, человек в медвежьей шкуре, а мы пригласили настоящего медведя, но бурого. Была такая веселая атмосфера, что медведь перестал слушаться дрессировщика и побежал в зал, но не агрессивно, а позитивно. Все его стали дергать за уши, за шерсть. Сейчас я не взялся бы медведя так в зал выпускать. Единственной неприятностью тогда оказалось то, что несколько тортов попало
в зал — зрителям было абсолютно все равно, но жиром тортов были заляпаны кресла. Большую часть того, что мы заработали на этом фестивале — огромные по тем временам деньги, около ю ООО рублей, — были вынуждены потратить на оплату ремонта.
1
«Вертеп» — поэтическая группа, образованная 28 марта 1987 года, состояла из молодых поэтов-новаторов. Туда входили Анатолий Плево, Михаил Кузнецов, Анатолий Осмоловский, Дмитрий Пименов, Александр Косарев, Александр Михайлюк, Геннадий Алёхин,
2
Кирилл Ковальджи (1930) — русский поэт, прозаик, литературный критик и переводчик, главный редактор журнала «Кольцо А». Член редколлегии альманахов «Муза», журнала «Юность» Традиции студии возрождались в 2007—2009 годах в Московское поэтическом клубе при Stella Art Foundation, председателем которого был Кирилл Ковальджи.
3
Клуб «Поэзия» — литературно-художественное объединение, возникшее в Москве в 1985 году, куда вошел широкий круг московских неподцензурных поэтов поколения 30-летних. Первым руководителем Клуба был литератор Леонид Жуков, сумевший зарегистрировать его и добиться возможности проводить плат-
4
«Министерство ПРО СССР» — литературная группа, существовавшая в Москве в 1987-1990 годах, в которую входили Анатолий Осмоловский, Дмитрий Пименов, Георгий Туров и Григорий Гусаров. Группа занималась различными литературными экспериментами. Их западные аналоги: французские группы Tel Quel, «УЛИПО», поэты Раймон Кено, Дени Рош, американская «Школа языка» и др. Сочиняя достаточно сложные тексты на границе между совре^ менной поэзией и литературной критикой с элементами левацкой риторики в духе 1968-го года, «Министерство ПРО СССР» стало известно в московском литературном сообществе благодаря ряду достаточно жестких скандалов, переходящих порой в мордобой. Скандальное поведение не было обусловлено стремлением к саморекламе, желанием известности: поэты сознательно создавали образ авангардистов, представляя собой «подобие» современного авангарда. Скандалы чередовались с сольными литературными выступлениями (приблизительно раз в месяц).
5
Авдей Тер-Оганьян (род. 1961) — российский художник, основатель товарищества «Искусство или смерть», галереи в Трёхпрудном переулке. В 1995—199& руководил «Школой современного искусства». После перформанса «Юный безбожник» (1998) был вынущден эмигрировать в Чехию.
2.
Тот факт, что мы смогли заработать за неделю непосредственной работы ю ООО рублей, дал нам понять, что в реальности нам не нужна никакая система искусства, что мы можем сами зарабатывать хорошие деньги. Но все наши надежды рассыпались 1 января 1991 года, потому что тогда произошло первое павловское повышение цен1. Окрыленные успехом, мы пошли договариваться с ДК им. Зуева на Лесной улице о втором фестивале, но столкнулись с тем, что от нас потребовали стопроцентную предоплату, несмотря на все статьи о нас в газетах.
В этом смысле уличные перформансы, которые начались в 1991 году, были во многом связаны с той экономической ситуацией, которая возникла 1 января 1991 года, хотя и не только с ней. Идея делать какие-то выступления на улице была и до этого.
Во время «Взрыва новой волны» мы снимали фильм на пленке 16 мм, который в силу финансовых причин не был доснят. Центральная сцена фильма снималась на Красной площади: люди едят колбасу — отрезают куски, и на каждом написана черта того политического режима, который существовал в то время в России, в 1990 году; человек съедал кусок, после чего начиналась символическая мизансцена. Это не был еще перформанс, но внешне в общем-то выглядел именно таковым — был поставлен стол, и три человека ели колбасу, а потом, обожравшись, падали на Красную площадь. Эта акция называлась впо-
следствии «Цена 2,20». Колбаса за 2,20 была самой распространенной — то есть была колбаса за 2,20 и за 2,90, и всё. Это была акция и одновременно центральная сцена фильма с одноименным названием. Каждый отрезанный кусок колбасы обозначал начало следующей главы фильма.
Это в некотором смысле критика всех областей жизни в СССР в то время. Батон колбасы — это метафора страны.
Мероприятие, которое мы провели 31 декабря 1990 года, стало неким эпиграфом к тому, чем мы занялись в 1991 году «в полный рост». Мы всегда планировали как-то оригинально праздновать Новый год, и тот не был исключением — мы придумали перформанс. Мы относились к нему скорее как к развлечению, нежели серьезному высказыванию. Мы решили взять мой холодильник, положить в него бюст Ленина и вытащить на Красную площадь, затем бюст достать и его продавать — устроить аукцион. Этот тяжеленный холодильник надо было каким-то образом доставить на Красную площадь. Гусаров пошел ловить машину — и смог поймать «хлебную» машину, которая за бутылку шампанского довезла нас до Музея Ленина. Мы выгружаемся у музея и понимаем, что вдвоем не донесем. Я пошел на Красную площадь толкать речь, чтобы найти помощников, прибежали какие-то панки отмороженные, пошли помогать. Взяли холодильник, как гроб на плечи, вместе с пятью-шестью панками и стали бежать, чтобы менты не могли остановить на скорости — так мы, как бревном, и пробили Красную площадь. Поставили холодильник перед Мавзолеем, начали веселиться, к нам подбежали какие-то люди, критики, которых мы заранее позвали — Александра Обухова и другие. Началось веселье, Ленина никто так и не стал покупать. Самое удивительное, что мы смогли увезти холодильник обратно — нам помогли случайно встреченные ребята, которые запомнили нас по фестивалю, а он им очень понравился.
Уже в новом, 1991 году, мы в течение трех-четыре? месяцев пытались организовать мероприятие в ДК —
все наши усилия ни к чему не приводили. Идея сделать акцию с надписью «хуй» на Красной площади была у меня уже давно, но в этот момент я понял, что нужно переходить в ситуацию непосредственного конфликта. Эта акция состоялась 18 апреля 1991 года, она планировалась как настоящая боевая операция, как некий вызов тому состоянию дел в экономике и политике, которое сложилось в СССР. Акция была приурочена к «Закону о нравственности», с которым мы были на тот момент совершенно несогласны.
Он вышел 15 апреля 1991 года, по нему запрещалось ругаться матом в общественных местах — за это теперь полагалось 15 суток.
Акция делалась довольно авантюристично. Я рассчитал, что на это слово нужно тринадцать человек, но часть нашей группы, которая называлась движение «Э.Т.И.»11 испугалась и на встречу не пришла. Пришли Александра Обухова, Милена Орлова, один анархист, я и Григорий Гусаров. Этого было явно недостаточно, и тогда мы пошли вербовать каких-то волонтеров в режиме онлайн — поехали к памятнику Гоголю, где в то время тусовались панки и хиппи.
Я стал какую-то зажигательную речь кричать, а так как уже довольно долго выступал на Арбате, то навострился общаться с народом, и мы сагитировали несколько человек. Все люди, которые пришли, жутко 2
испугались, одеревенели. Надо начинать — и я просто реально стал их физически класть, так как они были просто обездвижены, орал на них. Нам все равно не хватало одного человека — тринадцатым был Гусаров, но он отвлекал в это время милицию. Мы договорились, что он в конце подбежит. Но тут я ложусь и вижу, как мимо какой-то молодой человек проходит, и я ему «Ложись! » — и молодой человек лег, на фотографии даже видно, что он «прилег», так сказать. Снимал это все наш знакомый корреспондент из «Московского комсомольца» и даже французское телевидение — пятый канал3.
Лежали мы буквально секунд тридцать, потому что сразу подбежала милиция, стала за волосы таскать, потом еще смешно говорили, что «хуй» за волосы поднимают. Притащили нас в отделение милиции и стали спрашивать, что мы такое сделали. Я сказал, что мы выкладывали разные геометрические фигуры — треугольники, квадраты, супрематизм в общем. Милиция переписала наши адреса и отпустила.
Этим же вечером Гусаров мне показывает проявленные фотографии, а от меня требовалось дать согласие на публикацию в «Московском комсомольце». Когда я увидел снимки, то понял, что надо публиковать, уже сделали — отступать некуда. Мы дали отмашку, с утра появляется маленькая публикация, и с утра же мне в дверь звонит милиция с обыском — по полной программе. В это время мы с Пименовым написали книжку-памфлет «РРР» (Революционнорепрессивный рай), такой оригинально структурированный текст, смысл которого заключался в том, что мы брали какую-то цитату из левых теоретиков, переосмысляли и составляли лозунг. На обложке было написано «Ты наш враг», а «РРР» — уже на внутренней стороне. Все публикации идут на левых страницах, а на правых написано «Правые страницы — чтоб им пусто было». Сейчас я бы это назвал