В четверг едем с ребятами из секции на проверку наших растущих организмов. Что-то вроде профосмотра или диспансеризации. Ударил уже крепкий мороз, двадцать пять градусов, автобуса долго не было и польза от этого мероприятия сомнительна, а вот вред возможен. Простынем ещё, мне тяжелее других, я ведь с юга. На прошлой неделе звонил бабуле, и понял, по тому с какой неохотой её позвали — этот канал связи закрыт. Зинку уже запросто не попросишь, она замужем и на сносях, и моё общество, очевидно, признано нежелательным.
Повезли нас недалеко, но сам осмотр не был формальностью — сделали экг, проверили зрение, флюорографию, ухогорлонос нас посмотрел. Я выяснил, что у меня стало падать зрение, а у Бейбута низкое давление. Короче, все уехали, а нас оставили, мне закапали в глаза лекарство, и будут проверять глазное дно, а Бейбута ещё какой-то врач посмотрит. Путем допроса выяснили, что с давлением у Бейбута нормально все-таки, а меня отправили в глазной центр с утра. В Красноярске, оказывается, недавно открылась мощная офтальмологическая больница. Утром вместо занятий я в этой семиэтажке. Принимает женщина, мне так же капают лекарство, причём капает девица в таком коротком халате, что невольно смотришь только на её ноги, ещё и на каблуках. Сижу, кошусь на девицу. Настолько разнузданно сексуально одетых женщин я давно не видел. Да с прошлой жизни. Проверили на каком-то приборе, вердикт меня утешил. Здоров. Оказывается, у меня подозревали отслоение сетчатки, ведь бокс — это опасная штука. Собираюсь домой, раскладывая по карманам заключения специалистов, и слышу шум в кабинете без таблички, затем глухое злое бормотание и писк. Насторожившись, решаю проверить, открываю и вижу в подсобке эту секс-бомбу, прижатую к стене мощным мужиком уголовной внешности, но это не самое страшное. В руках у дяди ножницы. Ножницы — это плохо. Ножницы — это опасно. И возможно вернее будет захлопнуть дверь и звать на помощь, но молодые гормоны кидают меня в бой. Сама комната представляла собой подсобку уборщицы или медсестры. Хватаю левой рукой, стоящую у стены швабру, и резко бью двинувшегося на меня мужика в лицо. Тот на инстинктах закрывает лицо рукой с ножницами, и у меня появилось мгновение для удара правой. Правая не подвела, чувак отлетел к стене и, ударившись об неё башкой, резко сник.
«Не да бог убил», — мелькнула мысль у меня.
Отпинываю инструмент, и вижу изумленно, что девка эта бросилась не к выходу, а к мужику!
— Коля, ты как? — тормошила его голову она.
— Голову не трогай, там сотряс может, — посоветовал я.
— Тебе что надо? Зачем ты его покалечил? — вне всякой логики спросила баба.
— С ума сошла? Я думал, он тебя насилует! И ножницы в руках! — говорю очевидные вещи я.
— У меня к волосам жвачка прилипла! Он вырезать её хотел! Да что ты с ним сделал! Коля, очнись! — неожиданно заливается слезами девка.
— Бля, да что со мной? — наконец открывает глаза дядя.
Потом были разборки, к счастью, не дошедшие до милиции, по причине личности потерпевшего. Реально урка, да ещё на УДО, а девушка его знакомая просто. Знакомая. Знаю таких знакомых, кольцо на пальце у неё, замужем, вот и не стали они бучу поднимать. Самое странное — похожее событие было в прошлой моей жизни! Город другой, больница другая, а ситуация та же! Совпадение меня немало озадачило и даже напрягло.
Злой еду в общагу, Барсик, чуя возможные санкции, ведёт себя идеально — сходил в лоток, лег в ногах у меня и мурчит. Может котёнок и не такая плохая идея? Успокаивает чуть-чуть. Бейбут спросил у меня, что случилось, но отвял, после моего злобного сопения.
В пятницу меня неожиданно вызывают в горком комсомола, причем не меня одного, а и Олега Павловича, нашего директора, тоже. Тот не сильно доволен, он почти весь мыслями в Москве, куда его закинут сразу после нового года. Новая должность его ждёт, какая не говорит мне, хоть я и спрашивал. Нового директора, корейца этого, тоже у нас видели один раз, ещё когда я в больничке лежал с воспалением лёгких.
Горком комсомола встретил нас гомоном и многолюдьем. Я шел и думал, что пройдёт ещё несколько лет и все идеалы ВЛКСМ забудутся, а сами комсомольцы разбегутся кто куда. Но пока это была ещё мощная, богатая и хорошо организованная структура. Для начала меня одного вызвали в кабинет первого секретаря городского комитета ВЛКСМ. Секретарь своим видом наглядно иллюстрировал строку из песни — «не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым». Был он лысоват, в стремном галстуке и с уже немного одутловатой рожей. Кроме меня был ещё один парень. Оказывается, сразу после нового года мы с ним вместе поедем на комсомольский форум в Москву, только он потом в Венгрию не едет, в отличие от меня. Паренёк по имени Александр и со сложной хакасской фамилией если и был этим фактом разочарован, то виду не подавал. Что интересно — морда у него была рязанская, и возникал вопрос — откуда такая фамилия? Потом нас пригласили на общее собрание городского комитета комсомола. Пока оно не началось, я ходил по коридорам, разглядывая таблички. Саша этот увязался за мной. Он старше меня на год и учится в первом училище. Оно готовит спецов для аэродромов — электриков разных, дизелистов.
Сектор по работе среди учащихся профтехучилищ, сектор учета и статистики, отдел рабочей и сельской молодежи, сектор информации, сектор по работе с научной молодежью, сектор учета, подготовки и переподготовки кадров, сектор ударных комсомольских строек, отдел пропаганды и культурно-массовой работы, отдел комсомольских организаций, особый сектор, общий отдел.
И это только часть табличек! Сашка что-то бормотал и бормотал.
— А я со следующей недели в Емельяново работать буду — помогать самолёты готовить. Нам и заплатят неплохо, аэропорт — не бедная организация, — услышал я кусок его речи и встрепенулся!
— Ты будешь в аэропорту работать? И долго? — переспросил я.
— Неделю всего, но это рублей сорок-шестьдесят! — довольный вниманием повторил свои слова липовый хакас.
А я голову ломал, как предупредить об аварии, про которую узнал от вертолётчика? Так, авария за неделю до нового года в воскресенье, это значит двадцать третье декабря. Я уже узнал расписание и номер рейса, хотя без интернета это сделать трудно, но помогли кассы аэрофлота, там расписание я и нашёл. Другое дело, что о характере самой аварии ничего известно не было.
— Раз вместе едем в Москву, давай послезавтра потусуемся где-нибудь? Расскажешь про свои дела, я — про свои.
— Давай, можешь в общагу приезжать я, правда, живу с хоккеистом к комнате, а он не очень дружелюбный, — согласился Сашка.
— Да ну эту общагу, давай часа в два в «Риге», около Луча? — предложил знакомое место я.
— Ты что! Там же дорого! — испугался новый друг.
— Нормуль, я угощаю, знаешь, сколько я заколотил летом на работах в деревне? Вот, приезжай, расскажу. Можешь соседа брать с собой, он за кого играет? За «Енисей»?
— «Енисей» — это с мячом, а он — за «Сокол». Ладно, я точно буду, — согласился Сашка.
— Киевский «Сокол»? — не поверил я. — А чё он тут учится?
— Местный «Сокол», на Металлургов площадка у них, — открестился от высшей лиги Сашок.
Начали зазывать в зал, зашли и мы, рассаживаемся. Вдруг слышу знакомый девичий голос:
— Толя, Штыба! Иди сюда тут место есть, и друга своего бери.
Глава 5
— Привет, Женёк! — пробираюсь я к свободным местам рядом с моей бывшей любовницей.
Когда я попал в больницу, она на меня обиделась и закрутила с кем-то из врачей, да так, что сейчас тоже собирается замуж. Легкая у меня рука выходит, раз знакомые мои беременеют и замуж выскакивают. Кстати, и эта девочка вполне может в положении быть. Да, нет! Прошёл месяц всего с нашего расставания.
— Ну, Жень, как ты сюда попала, расскажи, — начал разговор я, усевшись рядом с ней.
Сашок сел с другой стороны девушки, и жадно разглядывал её красивые круглые коленки в колготках. На входе всех заставили снять верхную одежду, выдав номерок как в театре.
— От нашей комсомольской организации отправили на краевую конференцию, — беспечно махнула рукой девушка.
— А, так это конференция краевая! — узнал я, как называется сегодняшнее мероприятие.
— Городская, — поправили меня с другой стороны, а там сидел молодой паренёк с козлиной бородкой.
— Знакомься, Толя, это твой тёзка и мой жених, — представила нас Женька.
«Она что, жениха отсадила ради меня? Ну, привет, мой молочный брат», — подумал я, приветственно кивая козлобородому.
— Городскую отчётно-выборную конференцию ВЛКСМ прошу считать открытой, — торжественно сказала невысокая девушка в простом сером платье, и, как бы, не с медалью на груди.
Мне с последнего ряда видно плохо, места для поцелуев же, а биноклей в раздевалке не выдавали, не театр. Впрочем, ни посмотреть, ни послушать мне особо не удалось, минут через сорок меня, без Сашка, дернули из зала. Инструктаж в особом отделе. Прошло всё как в песне Высоцкого, — «Говорил со мной, как с братом про коварный зарубеж, про поездку к демократам в польский город Будапешт». Короче, не блудить, не бухать, быть осторожным в словах и так далее. Возвращаться на конференцию после инструтажа не хотелось. Иду в столовку местную и вижу там своего директора.
— Ты почему не на конференции? — прожёвывая кусок котлеты, спросил Олег Павлович.
— Вызвали в особый отдел на инструктаж, прямо из зала, — говорю я, и иду к раздаче.
Там мне выделяют комплексный обед, поверив на слово, что я делегат. А я делегат? Никто меня вроде не избирал. Беру поднос и иду за столик Олег Палыча, уже пообедавшего и ждущего меня.
— Что ты не поделили с Пашей? — спросил директор, откидываясь на спинку стула, от чего стандартное изделие недовольно скрипнуло.
— Вы аккуратнее со спинкой, а то упадёте, — искренне посоветовал я. — А Паша, я думаю, обиделся, что его задвинули.
— Что есть, то есть. Вот засранец! Даже не сказал тебе, что ты делегат конференции годовой! Я сам сегодня утром узнал, что ты не в курсе, — сказал директор и добавил. — А котенка зачем притащил? Знаешь же, запрет в школе для собак и кошек я ввёл. Одному разреши, так все захотят.