шь. Ведь ты прекрасно понимаешь, что я доложу каждое твое слово.
— Как знаешь. — Пришла пора рискнуть и попробовать перехватить инициативу. — Но, может быть, тебе выгоднее иметь дело со мной?
Брови ее сдвинулись, и между ними пролегли морщинки.
— Я не совсем понимаю, что ты предлагаешь.
— Я ничего не предлагаю… пока. Я действительно не лгу, когда говорю, что еще не принял окончательного решения. Но я не уверен, что захочу договориться с Эриком. В конце концов… — Я умолк и многозначительно на нее посмотрел, прекрасно понимая, что молчание мое вряд ли выглядит убедительным. Но я иссяк.
— Разве у тебя есть другая кандидатура? — Внезапно она вскочила, схватившись за свисток. — Блейз! Ну, конечно!
— Сядь и не смеши меня, — сказал я. — Неужели я пришел бы к тебе, прекрасно понимая, чем это грозит, если бы собирался договориться с Блейзом?
Рука, сжимавшая свисток, опустилась, и, искоса на меня посмотрев, она снова уселась в кресло.
— Кто знает? — произнесла она после непродолжительного молчания. Ведь ты — игрок в душе и способен на предательство. Но если ты пришел убить меня, это глупо. Кому-кому, а тебе должно быть известно, что я вовсе не такая важная птица. И, кроме того, мне всегда казалось, что ты хорошо ко мне относишься.
— Так оно и есть, — с готовностью согласился я. — Можешь мне поверить, тебе не о чем беспокоиться. Как странно, что ты заговорила о Блейзе.
Приманка, приманка, приманка! Мне так много надо было узнать!
— Почему? Значит, вы все-таки вели переговоры?
— На этот вопрос я тоже предпочитаю не отвечать, — сказал я, довольный, что добился некоторого преимущества. — Но, уверяю тебя, в любом случае я ответил бы ему тоже, что и Эрику: «Я подумаю».
— Блейз, — повторила она.
«Блейз, — сказал я сам себе. — Блейз, ты мне нравишься. Я должен плохо относиться к тебе, хоть и не помню, по какой причине, но ты мне нравишься. Я это знаю».
Какое-то время мы сидели молча, и внезапно на меня навалилась смертельная усталость. Но я ничем себя не выдал. Я не имел права показывать своей слабости. Я знал, что обязан быть сильным.
— Хорошая у тебя библиотека, — заметил я, нарушая затянувшуюся паузу.
— Спасибо. — Она внимательно на меня посмотрела. — Блейз… Скажи, ты действительно считаешь, что у него есть шанс?
Я пожал плечами.
— Трудно сказать. Может быть, он в себе уверен. А может, и нет. По крайней мере, я здесь ни при чем.
Внезапно я увидел, что рот у нее приоткрылся, а глаза изумленно расширились.
— Ни при чем? — повторила она. — Послушай, неужели ты сам решил рискнуть?
Я рассмеялся в надежде, что это хоть как-то ее успокоит.
— Не говори глупости, — заявил я, стараясь выглядеть как можно увереннее. — Зачем мне рисковать?
Но в глубине моей души зазвенела какая-то струна, а в голове молнией блеснула мысль: «Почему бы и нет?» И мне стало страшно. Мой ответ, казалось, ее успокоил, и, улыбнувшись, она махнула рукой в сторону встроенного в стену бара.
— Я бы выпила коктейль, только покрепче.
— С удовольствием к тебе присоединюсь. — Поднявшись, я подошел к бару, смешал напитки и налил два полных бокала. — Знаешь, — сказал я, вновь усаживаясь в кресло, — я рад, что мы сидим с тобой вдвоем, разговариваем, как прежде, никто нам не мешает. По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания.
И лицо ее озарилось прекрасной улыбкой.
— Ты прав. Если ни о чем не думать, можно на секунду представить, что мы снова в Амбере.
И бокал чуть не выпал у меня из рук.
«Амбер!» Горячая волна прокатилась по моей спине, ударила в голову.
Она тихонько заплакала, и я поднялся, обнял ее за плечи и осторожно притянул к себе.
— Не плачь, сестричка, не надо! Не трави мне душу! — «Амбер! Волшебное, животрепещущее слово, которое так много значило!» — подожди, настанут еще хорошие времена!
— Ты действительно так думаешь?
— Да! — громко сказал я. — Я в этом уверен!
— Ты сумасшедший! Наверное, поэтому я всегда любила тебя больше других братьев. Когда ты так говоришь, я тебе верю, хоть и знаю, что ты — сумасшедший! — Она опять заплакала, но довольно быстро успокоилась. — Корвин, — всхлипнула она в последний раз, — если когда-нибудь ты добьешься своего, если каким-то чудом, неизвестным даже на Отражениях, твое желание исполнится, ты ведь не забудешь свою глупенькую сестричку Флоримель?
— Да, — ответил я, вспомнив ее имя, как только его услышал. — Обещаю, что не забуду.
— Спасибо. Я доложу Эрику, что ты появился, но ничего не скажу о Блейзе и о своих подозрениях.
— Спасибо, Флора.
— Только я все равно тебе не верю. Помни об этом.
— Естественно.
Потом она позвонила горничной, которая проводила меня в спальню, и я с трудом разделся, свалился в постель и проспал одиннадцать часов кряду.
Когда я проснулся следующим утром, Флора куда-то ушла, даже не оставив записки. Горничная подала мне завтрак на кухне и отправилась по своим делам. Я не стал ни о чем ее расспрашивать. Все равно она либо ничего не знала, либо отказалась бы отвечать на мои вопросы и в любом случае обязательно донесла бы на меня Флоре. А поскольку я оказался полновластным хозяином дома, то решил для начала обыскать библиотеку. Я вообще люблю библиотеки. За стеной красивых и мудрых слов чувствуешь себя спокойно, уютно и, главное, безопасно. К тому же книги помогают забыть о неприятностях.
Доннер, Блитцер или один из их собратьев появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся лапах, осторожно принюхиваясь. Я попробовал с ним подружиться, но, судя по всему, это было сложнее, чем договориться с полицейским, остановившим тебя за превышение скорости. Проходя по коридору, я заглянул в две комнаты, на которые обратил внимание вчера вечером, но ничего интересного не увидел.
Когда я пошел в библиотеку, Африка все еще глядела прямо на меня. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки не мешали, и прошел мимо стеллажей, читая названия книг на корешках. Основу всей коллекции составляли книги по истории и частично по искусству. Я взял одно из роскошных изданий и принялся рассеянно листать страницы. Самые умные мысли обычно приходили мне в голову, когда я отвлекался и думал о чем-то постороннем. Совершенно очевидно, Флора была богата. Означало ли это, если мы действительно являлись братом и сестрой, что я тоже не нуждался в деньгах? Я стал думать о своем доходе, социальном положении и профессии. Мне казалось, что денежный вопрос никогда меня не беспокоил, и средства к существованию я добывал без особого труда. Был ли у меня свой дом? Этого я не помнил. Каким родом деятельности я занимался? Я уселся в кресло за письменным столом и начал методично обшаривать свою память, пытаясь понять, кто я такой. Исследовать самого себя со стороны очень трудно, и, наверное, поэтому у меня ничего не вышло. Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти машинально я стал повторять в уме некоторые стадии хирургической операции и понял, что в прошлом оперировал людей. Но я не был практикующим врачом, и мое медицинское образование являлось лишь частью куда более обширных знаний. Так кем же я был? Кем?
Что-то привлекло мое внимание. Сидя за письменным столом, я обратил внимание на висящую на противоположной стене рядом с ковром антикварную кавалерийскую саблю. Вчера вечером я ее просто не заметил, так как сидел спиной к двери. Я встал с кресла, подошел к стене, взял саблю в руки и невольно поморщился, увидев, в каком состоянии находилось боевое оружие. Мне захотелось взять масленую тряпку и наждак, чтобы привести клинок в надлежащий вид. Значит, я разбирался в оружии, по крайней мере, рубящем. Моя рука привычно обхватила эфес; я чувствовал себя спокойно и уверенно. Я отсалютовал. Провел атаку, сделал несколько выпадов и принял оборонительную позицию. Да, я умел фехтовать.
Час от часу не легче. Я внимательно осмотрелся в надежде, что какая-нибудь мелочь сможет пробудить мою память, но ничего путного не увидел и, повесив саблю на место, вернулся за письменный стол с твердым намерением исследовать его содержимое. Удобно усевшись в кресло, я выдвинул средний ящик и принялся за работу. Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки карандашей, резинки — в общем, обычный ассортимент. Каждый ящик я вытаскивал и держал на коленях, выкладывая предметы на стол по одному, а затем складывая их обратно в том же порядке. Никаких умственных усилий я не прилагал: руки работали сами. Видимо, подобные навыки были частью подготовки, которую я получил в прошлом, и они заодно подсказывали мне, что у ящиков всегда надо осматривать дно и боковые стенки. Тем не менее я чуть было не прозевал одну деталь и спохватился в самый последний момент: задняя стенка правого нижнего ящика была ниже, чем у остальных. Я наклонился, заглянул в глубь пустого пространства и увидел нечто похожее на плоскую коробку, которая на поверку оказалась небольшим потайным ящичком, запертым на ключ. Примерно минута ушла у меня на дурацкую возню со скрепками, булавками, шпильками. Исход дела решил металлический рожок для обуви, лежавший на столе.
В потайном ящичке лежала колода карт. И когда я увидел рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, дыхание мое участилось, а на лбу выступил холодный пот. Это был рисунок белого единорога, стоявшего на травянистом поле на задних лапах и глядевшего вправо. Я знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он означал, и мне было обидно до слез. Я достал колоду из пачки. Обычные гадальные карты с чашами, копьями, шпагами и прочими атрибутами. Но картинки…
Я вставил на место оба ящика, но только до середины, чтобы случайно не закрыть потайного, пока не просмотрю колоду до конца. Картинки выглядели совсем как живые. Казалось, изображенные на них люди готовы были в любую минуту сойти со сверкающих глянцевых поверхностей. Карты были холодными на ощупь, и мне доставляло удовольствие держать их в руках. Внезапно я понял, что когда-то обладал такой же колодой. Я начал раскладывать карты на столе.