У Таисии Андреевны жизнь тоже не сложилась. Она тоже несчастная женщина, если сидит здесь, у Веры Николаевны. Если она пришла к ней.
У каждого свои представления о прошлом. Своя память. У каждого прошлое уже зависит от его настоящего. А если не зависит и он ближе всех к прошлому, то неизвестно, счастлив ли он от того или наоборот — несчастлив, потому что не ушел оттуда, откуда другие уже ушли. А может быть, все-таки счастлив, как был счастлив в своем девятом «А»!..
18
Лена заметила, что дед участвует в каком-то заговоре с Витей и его малышами. «Царь» приходил два раза, и Маша с Ванечкой. Дверь им открыла Лена. Ребята смущались и говорили, что они к деду.
— Проходите.
— Нет. Пусть он выйдет на площадку. Сюда.
— Не выдумывайте! — сердилась Лена.
Но дед, заслышав голоса ребят, сам спешил к ним. И потом они стояли на лестничной площадке и о чем-то разговаривали.
— Ты что, дед? — спрашивала Лена, когда ребята уходили.
— Шефство надо мной.
— Странное какое-то шефство.
— Ничего странного. Ты занята, а они свободны и приходят. Газеты, журналы покупают.
Дед совсем недавно рассматривал журнал. Иностранный. Лена заметила: журнал мод. Лена была поражена — зачем он оказался у деда?..
В школе Лена спросила у Майи, где ее журнал, тот самый, который она обещала показать?
— Кто-то взял, когда приходили музыку переписывать.
Лена промолчала. Явно этот журнал она видела у деда, потому что в нем были те самые пуловеры и платья, о которых рассказывала Майя.
— Ты не волнуйся, — сказала Майя. — И без журнала все помню. Скоро начнем шить. Ты, я, Жирафчик, Варя. Все вместе. С закройщицей уже договорилась.
— Я не волнуюсь.
А потом начались и еще странности — пропала из дома материя, которую дед подарил ей на платье.
— Ты что ищешь? — спросил он Лену.
— Материю. Где она?
— У меня ее попросили… — замялся дед. — На время. Скоро отдадут.
— Что все-таки происходит?
— Ничего.
— Как ничего? А ну-ка, признавайся!
— Это взял… «царь»…
— «Царь»? — Лена была совсем поражена. — Зачем, дедушка?
— Сбор у них какой-то, и он взял.
— На вторсырье, что ли? — засмеялась Лена.
Конечно, это был заговор. И Лена в этом больше не сомневалась.
Любовь Егоровна жаловалась, что она погибает теперь от телефонных звонков. В школу звонили из училища военных дирижеров, из театра, из цветочного магазина, пошивочного ателье, столов заказов и бюро доставок. Требовали к телефону Нину, Витю, Артема, Мишу Воркутинского, Майю… Срочно, немедленно! Вот и изволь отыскивать каждого на перемене.
Витя прикомандировал к Любови Егоровне своих малышей из группы продленного дня. И они бегали по школе — фельдъегери. «Натянутых троечников» Вера Николаевна все-таки запретила создать.
Даже Романушкина требовали часто к телефону. Он доставал для бала огромную доску: Артем придумал подвесить большие качели, бал ведь будет в физкультурном зале. И после танцев можно будет покачаться на качелях. Зав. культмассовой работой, конечный авторитет…
Стеша Ивановна, кроме десяти метров баранок на веревочке, купила апельсины и конфеты.
Деньги выделил родительский комитет. Сережа Ваганов сходил в банк и получил.
Чем ближе бал, тем Лене становилось грустнее. Она не поддавалась грусти, а становилось грустнее, и все. Юра по-прежнему далеко, где-то там, где рождаются айсберги. И писем от него нет. И вообще никаких сообщений. Письмо Григорию Петровичу Лена так и не послала. Откладывала со дня на день, со дня на день. И правильно, наверное, все-таки сделала. Юра теперь сам поехал к отцу.
Сувениры, викторины, книжечки для танцев, качели, военный оркестр, польские артисты, которые приглашены, — вдруг все это перестало радовать, как радовало совсем недавно. Хотя бы вчера… И нога начала болеть. Лена прихрамывала немного. Даже о платье она как-то не заботится. Материю унес Витя, и ладно. С Майкой, очевидно, о чем-то договаривается.
Но тут Майка сама подошла к Лене, спросила, почему не приносит материю. Уже совсем не остается времени. Что она, в самом деле?
— А разве материя не у тебя?
— Нет, конечно. Откуда у меня?
— А я думала…
— У меня ничего нет. — И Майя убежала, потому что торопилась к телефону: прибегала фельдъегерская связь. Майка теперь даже локти не бережет. И уши у нее не закрыты волосами и торчат неусовершенствованные.
Все мальчишки тоже готовились к балу. Некоторые купили модные галстуки «метелики» — красные и синие. Шалевич попытался отпустить бородку.
— Это что? — спросила Вера Николаевна.
— Орнамент.
— Не смеши людей.
И бородка у Шалевича исчезла; она действительно смешила людей, прозрачная и немощная, хотя для убедительности Шалевич попытался покрасить ее тоже акварельными красками. Саша-ферматист попросил Варю записать его на первый танец.
— Ты умеешь танцевать?
— В процессе выяснится.
Кто-то сказал, что книжечку принесли и Вере Николаевне и Миша Воркутинский записался на танец. Пришел специально в кабинет на прием и попросил. От имени и по поручению коллектива и… от себя лично. И Вера Николаевна как будто записала его.
Эти книжечки вообще доставили девушкам дополнительные хлопоты, потому что к платьям надо будет пришивать карманчики. Майка распорядилась. А то куда девать? Правда, можно будет еще привязать ленточкой к руке или к поясу, у кого платье будет с поясом.
Лось изъявил желание дежурить во время бала. И это ему поручили: никто лучше его не умеет дежурить. Опять могут произойти какие-нибудь стычки между ним и ребятами — «борьба за свободу». И может быть, опять произойдет потеря контактов, которые уже возникли. Ну, а может быть, и ничего не произойдет. Веру Николаевну попросили договориться с арендаторами (школьное помещение на вечерние часы сдавали в аренду курсам медсестер), чтобы они не занимали школу, когда будет бал.
Вера Николаевна обещала все сделать. Она понимала ребят. В этот вечер школа должна принадлежать им целиком. Антонина Дмитриевна согласилась с Верой Николаевной, и только Любовь Егоровна вздыхала, предвидя все возрастающую статью расходов.
Витя сам сказал Лене, где ее материя: она в театре!.. Да, Витя и его малыши заказали платье в театре у модельеров. Кто же лучше сошьет бальное платье?.. Это ведь не просто ателье…
Журнал мод ребята показывали деду, чтобы тоже принимал участие в выборе фасона. Деду, конечно, почти все платья понравились, а модельеры сказали, что сошьют сами. Журнал им не нужен.
«Царь» и Маша с Ванечкой бегали все время к деду — держали в курсе событий. Платье очень деда интересовало, а он не знал, каким оно получится без журнала.
Лена была тронута подарком. Она понимала, сколько это стоило хлопот. И главное, она поняла, для чего собиралась макулатура. И Лена напала на Витю: какое он имел право так поступить? Зачем он это устроил? К чему?
Витя сказал:
— Хочешь их обидеть? Обижай. Они сами предложили сделать тебе такой подарок. И все сами. Понимаешь? Мечтали об этом! О волшебном платье для тебя! Они твои друзья. И если хочешь обидеть их и меня, то обижай!..
Лена подумала и смирилась.
Витя сказал:
— ДБС! Сегодня платье будет готово!
— Кто же ходил на примерку вместо меня? Не «царь» в самом деле? И не ты?
— Варя ходила. У нее фигура как твоя. Мы так решили.
— С начальной школой?
— С начальной школой, — смутился Витя.
Славный Тыбик… Ну зачем он ее любит и обижает этим Майю, которая любит его? Почему нельзя устроить все так, чтобы всем всегда было хорошо… Неужели нельзя? Может быть, это как теорема Ферма с «пифагорийскими числами», которую все решают и не могут решить?..
Лена пишет письмо Юре.
Она думала, он скоро вернется, а он все не возвращается. И неизвестно, что он будет дальше делать, где жить. Мог бы сам написать, хотя бы одно-единственное письмо, но не написал до сих пор. А может быть, ему некогда? Все там новое — и люди и события. Строится электростанция на берегу моря. Будет работать от морских приливов и отливов. И как там у него с Григорием Петровичем? Ведь он поехал и не предупредил его…
И Лена решила сама послать письмо. У нее в семье все просто и ясно (дед и она), а у Юры не просто и не ясно.
Она не написала: «Здравствуй». Они давно договорились, что никогда не будут прощаться и слово «здравствуй» им не нужно. Может быть, Юра поэтому так и уехал? Прощаться не надо… они договорились…
19
В школе горят старинные фонари. Опробует с мороза инструменты военный духовой оркестр. Приглушенная разноголосица труб зарождает волнение, суету. Девочки листают, просматривают книжечки с танцами. Мальчики поправляют галстуки «метелики». Приготовлен стол для лотереи, приготовлены «мерцающие звезды». Когда их зажгут, они поднимутся к потолку и будут светиться высоким небом. Современная химия и старинные фонари. Комплекс эпох и ощущений. Подвешены огромные качели на цветных канатах. Расставлены в корзинах тюльпаны и левкои. Дымит во флигеле самовар — русский чай среди баранок и хлопушек. Учителя в нарядных платьях. Гости. Съезд гостей! «Кто там в малиновом берете…»
Неожиданно Лену вызывают на крыльцо школы. Лена в бальном платье. В кармане, рядом с книжечкой для танцев, письмо Юре. Еще не опустила в ящик. Опять медлит, как и с тем, первым, письмом к Григорию Петровичу. Когда пишет письмо — она решительная. А потом робеет, начинает сомневаться, чтобы не сделать кому-нибудь неприятное. И в особенности Юре.
Он стоял на школьном крыльце. Пока ждал, вытоптал в снегу букву «Л». Что это — «Лекомцев»? «Леша»?
Вера Николаевна знала, что Юра приедет; это она устроила, сообщила бывшему девятому «А», что в школе бал, что Юру очень ждут. И он должен приехать! Прилететь!..
Юра стоял в меховой куртке и в большой меховой шапке. Возмужавший сразу за эти дни. Пил мифическое цельное молоко?
Юра увидел Лену в бальном платье с большим золотым бантом внизу, на подоле. И прическа была «Босфор» или «Дарданеллы». Юра смотрел удивленный и притихший.