Сегодня был первый теплый мартовский день, когда начинаешь верить: снег скоро растает, а там уже и лето не за горами. Джози сидела на капоте «сааба» Мэтта, припаркованного возле школы, и думала о том, что бóльшая часть учебного года уже позади. Еще три жалких месяца – и она станет ученицей выпускного класса.
Мэтт, устроившийся рядом, прислонился спиной к лобовому стеклу и подставил лицо солнцу.
– Может, прогуляем уроки? – спросил он. – Погода слишком хорошая, чтобы весь день торчать в четырех стенах.
– За прогул тебя отправят на скамейку запасных.
Сегодня начинался чемпионат штата по хоккею, Мэтт играл правым нападающим. В прошлогоднем турнире Стерлинг победил, и в этом году были все шансы повторить успех.
– Ты придешь на игру, – произнес Мэтт тоном утверждения, а не вопроса.
– Собираешься засадить им?
– А разве я не всегда это делаю? – хитро улыбнулся Мэтт, усаживая Джози себе на колени.
Она почувствовала, как краска заливает ее лицо и замотанную шарфом шею, ведь сейчас Мэтт говорил не о хоккее.
Внезапно по спине Джози забарабанили градины. Они с Мэттом резко выпрямились, когда увидели Брейди Прайса, игрока футбольной команды, и Хейли Уивер, королеву выпускного бала. Хейли снова бросила в них пригоршню мелких монеток. Таким образом в старшей школе Стерлинга было принято желать удачи спортсменам.
– Ройстон, надери им сегодня задницу! – крикнул Брейди.
На противоположном конце парковки показался учитель математики с черным кожаным портфелем и термосом с кофе.
– Здрасте, мистер Маккейб! – окликнул его Мэтт. – Что у меня за последний пятничный тест?
– К счастью, мистер Ройстон, вы обладаете многими талантами, – ответил учитель, запуская руку в карман.
Подмигнув Джози, он бросил в них с Мэттом пригоршню монеток, которые посыпались им на плечи, как конфетти или как звездочки, упавшие с неба.
«Ну вот! Опять!» – подумала Алекс, в десятый раз перерыв сумочку в поисках забытого ключа от служебного входа в здание суда. Никто не торопился ее впускать, хотя она уже устала давить на кнопку звонка.
Ругаясь себе под нос, Алекс зашагала к главному входу, обходя лужи, чтобы не испортить туфли из крокодиловой кожи. Служебная парковка была хороша еще и тем, что обычно позволяла избегать подобных прогулок. Алекс могла пройти к себе через секретариат, а если повезет, то и попасть в зал суда без опоздания.
У главного входа выстроилось человек двадцать. Однако охранники узнали Алекс, которая вот уже полгода как работала здесь, в то время как на прежней должности ей приходилось бегать из одного здания суда в другое, и пропустили ее без очереди. Поскольку в руках Алекс была термокружка из нержавеющей стали, а на плече – сумочка, набитая всякой всячиной, сработал металлоискатель. Услышав писк сигнализации, все, кто был в вестибюле, устремили на Алекс любопытные взгляды. Пригнув голову, она быстро засеменила по гладким плитам, поскользнулась и едва не упала. Какой-то коренастый мужчина подхватил ее.
– Ого, детка, – плотоядно ухмыльнулся он, – туфли у тебя отпад!
Оставив нахала без ответа, Алекс высвободилась и зашагала к дверям секретариата. Никому из ее коллег-судей не приходилось сталкиваться с таким фамильярным обращением. Судья Вагнер был славным малым, но его лицо напоминало тыкву, которую забыли выбросить после Хэллоуина, а судья Герхард, еще одна женщина, носила блузки, которым было больше лет, чем Алекс. Когда Алекс впервые заняла свое место в зале суда, ей показалось, что очень даже неплохо оставаться достаточно молодой и привлекательной женщиной, ведь это расшатывает определенные стереотипы, однако такие происшествия, как сегодняшнее, подрывали ее уверенность.
Наконец оказавшись в своем кабинете, Алекс бросила сумочку, накинула мантию и выделила пять минут, чтобы выпить кофе и просмотреть список дел к слушанию. Материалы по каждому делу хранились в отдельной папке, но, если человек совершал преступление повторно, его дела складывались вместе и скреплялись банковской резинкой. Иногда судьи оставляли друг другу записки внутри папки. Открыв одну из папок, Алекс нашла стикер со схематичным изображением человечка за решеткой: судья Герхард предлагала дать нарушителю последний шанс, а в следующий раз он отправится в тюрьму.
Алекс нажала на кнопку, сообщая секретарю о своей готовности начать заседание, и через несколько секунд послышалось знакомое: «Встать! Суд идет! Председательствует судья Александра Кормье». Входя в зал суда, Алекс всегда чувствовала себя артисткой, впервые выходящей на сцену во время бродвейской премьеры: вроде бы заранее знаешь, что почувствуешь на себе сотни взглядов, но в первый момент все равно перехватывает дыхание. Не можешь поверить, что все эти люди пришли смотреть именно на тебя.
Алекс быстро прошла на свое место и села. На сегодняшнее утро было запланировано семьдесят слушаний, и в зале не было ни единого свободного места. Вызвали первого ответчика. Он вышел, шаркая ногами и глядя куда-то в сторону.
– Мистер О’Рейли, – прочла Алекс и, когда обвиняемый наконец-то посмотрел ей в лицо, узнала парня из вестибюля, который явно был не в своей тарелке, так как понял, с кем он пытался флиртовать. – Вы тот джентльмен, который помог мне сегодня при входе, верно?
– Верно, Ваша честь, – сглотнув, ответил он.
– Мистер О’Рейли, если бы вы знали, что я судья, то сказали бы мне: «Ого, детка, туфли у тебя отпад»?
Ответчик потупился, пытаясь найти более или менее достойный выход из положения.
– Думаю, да, Ваша честь – ответил он после небольшой паузы. – Туфли у вас действительно очень красивые.
Весь зал замер в ожидании реакции Алекс.
– Не могу с вами не согласиться, мистер О’Рейли, – широко улыбнулась она.
Лейси Хоутон наклонилась к рыдающей в голос роженице и, посмотрев той прямо в глаза, твердо сказала:
– Вы можете. Давайте.
Роды длились уже шестнадцать часов. За это время измучились все: и будущая мать, и Лейси, и будущий отец, который в этот решительный момент чувствовал себя совершенно лишним, потому что сейчас его жене была гораздо нужнее акушерка, чем он.
– Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, поддерживайте Джанин под спину. А вы, Джанин, посмотрите на меня и еще раз как следует потужьтесь.
Женщина заскрежетала зубами, отдавая все свои силы ради того, чтобы произвести на свет нового человека. Лейси нащупала головку и быстро освободила шею ребенка от петли пуповины, не сводя глаз с роженицы.
– В ближайшие двадцать секунд ваша малышка будет самым молодым существом на планете. Хотите с ней познакомиться?
Ответом на эти слова была еще одна потуга, сопровождаемая надтреснутым воплем предельного напряжения, и через секунду Лейси положила скользкое лиловое тельце ребенка на грудь родильницы, чтобы, когда девочка впервые в жизни закричит, мама сразу же смогла ее утешить.
Женщина снова заплакала в голос, но теперь это были уже не слезы боли, и звучали они совсем по-другому. Родители склонились над младенцем. Лейси сделала шаг назад, чтобы полюбоваться ими.
После первого крика ребенка акушерке еще многое нужно сделать, но сейчас она на секунду отвлеклась от своих хлопот и посмотрела в глаза крошечному существу. Там, где родители замечали тетин подбородок или дедушкин нос, Лейси видела взгляд, преисполненный мудрости и покоя, словно новорожденные осознавали, какие безграничные возможности открываются перед ними. Лейси они напоминали маленьких будд – настолько одухотворенными были их личики. Но все это очень быстро исчезало. Уже через неделю на плановый осмотр приносили обычных, хотя и очень маленьких человечков, и Лейси спрашивала себя, куда же девалась вся их изначальная святость.
В то время, когда мать помогала появлению на свет нового жителя Стерлинга, Питер Хоутон еще только просыпался в своей постели. Уходя на работу, отец постучал в дверь его комнаты, выполнив функцию будильника. Внизу, на кухне, Питера ждала миска с хлопьями, которую мама не забывала для него оставить, даже если ее вызывали на роды в два часа ночи. Рядом на столе лежала записка с пожеланием хорошо провести день в школе. Можно подумать, будто это было так просто!
Питер отбросил одеяло и прямо как был, в пижамных штанах, сел за компьютер и вошел в Интернет.
Буквы сообщения расплывались перед глазами. Питер надел очки, которые всегда держал рядом с компьютером, и тут же уронил очечник на клавиатуру, увидев то, что надеялся никогда больше не увидеть.
Он нажал Ctrl, Alt и Delete, но сообщение все равно стояло перед глазами, даже когда экран погас, даже когда он зажмурился, даже когда по щекам покатились слезы.
В городишках вроде Стерлинга все всегда всех знают. Живешь, как в большой семье: то чувствуешь любовь к себе, то впадаешь в немилость. Такая жизнь иногда давала Джози ощущение защищенности, а иногда становилась для нее невыносимой. Например, теперь, когда в кафетерии она стояла в очереди за Натали Зленко, которую на дух не выносила. Во втором классе Натали пригласила ее к себе поиграть и уговорила пописать на лужайке перед домом, как это делают мальчики. «И о чем вы только думали», – сказала Алекс, когда пришла забрать дочку из гостей и застала их сидящими с голой задницей над нарциссами… С тех пор прошло десять лет, но каждый раз при виде Натали Зленко Джози спрашивала себя, помнит ли эта девица со стрижкой ежик, везде таскающая за собой зеркалку, о том событии.
За Джози стояла Кортни Игнатио, альфа-самка старшей школы Стерлинга, обладательница роскошных волос медового цвета, которые окутывали плечи, словно шелковая шаль, и выписанных по почте низко сидящих джинсов из магазина «Фред Сигал». По школе ходили десятки ее клонов. Кортни взяла на свой поднос только банан и бутылку воды, а Джози насыпала себе полную тарелку картошки фри: после двух уроков, как и предсказывала мама, наступил жуткий голод.
– Эй, – сказала Кортни так громко, чтобы слышала Натали. – Попроси-ка