Девятнадцать стражей — страница 38 из 103

К идее же, что друидесса Висенна из «Дороги…» – это мать ведьмака Геральта, я пришел довольно поздно. Это должна была оказаться деталь, «закольцовывающая» сюжет и действие рассказа «Нечто большее», заканчивающего fixup «Меча предназначения» – и сводящего воедино уже существующие двенадцать рассказов, ведьмаку посвященных. Сюжет требовал этого факта, объясняющего определенные подробности в биографии ведьмака, мне же – признаюсь в том искренне и без самоуничижения – было жалко красивого имени Висенна. Имя это, скажу правду, я раскопал, как и множество других, в «Старопольской энциклопедии» Жигмунта Глогера. Поэтому Висенна вернулась в цикл, сделавшись мамой Геральта, мамой несколько непутевой, но симпатичной, появляющейся в жизни ведьмака как раз тогда, когда нужно. И дарующей ему – в прямом и переносном смысле – жизнь во второй раз.

Второй протагонист «Дороги…», Корин, счастья возвращения не имел. Имя у него оказалось довольно обычное – которое, клянусь, придумал я сам, вовсе не имея в виду К. Л. Льюиса; о Корине из цикла «Нарния» («Конь и его мальчик») я вспомнил уже постфактум, «Нарния» для меня, признаюсь, была слишком детской, чтобы возвращаться к ней часто, и я не слишком-то помнил ее героев. А для сюжета, который настойчиво требовал матери ведьмака, отец был, как гласит пословица, пятым колесом в телеге. Генеалогия ведьмака по мечу ничего не давала и никуда не вела. Поэтому к идее, что именно Корин из «Дороги…» был отцом ведьмака, пришел не я, а Мацей Паровский из «Фантастики», которому эта идея прекрасно подходила для открытия многотомной серии комиксов о ведьмаке. Мацей Паровский, автор концепции и сценария тех комиксов, «Дорогу…» любил, говорил об этом много раз и даже ввел рассказ в антологию «Тем больше мухи» в году 1992-м. Так-то Корин, герой «Дороги…», оказался в комиксе отцом ведьмака. Сценарист Мацей Паровский, впрочем, не позволил Корину радоваться потомству. Несколько превосходя в коварстве адаптируемого автора, Паровский прикончил Корина на следующий день после упоительной и страстной ночи любви с Висенной. Впрочем, кому интересно, что, кто, почему и как там в комиксе было, пусть посмотрит сам, взяв архивные уже тома у кого-нибудь из коллекционеров.

Тем же, кто и правда так сделает, я должен пояснить еще одну вещь. Идею насчет вранов, гуманоидов с большими красными глазами, подала мне обложка, увиденная в берлинском книжном магазине фантастики, на каковой обложке такой вот больше- и красноглазый инопланетянин фигурировал. Названия книги я не помню, но почти наверняка была она издана «Heyne Verlag», которое славилось артистизмом и элегантностью графики своей известной фантастической серии. В комиксе же художник, Богуслав Польх, к моим красным глазам добавил вранам рептилоидную фигуру, физиономию и даже зеленую чешую. Однако это его собственная художественная licentia poetica.

В конце – еще одно: когда «Дорога…» выходила в «Фантастике», многократно уже упомянутый здесь Мацей Паровский позволил себе определенную редакторскую корректуру, не став консультироваться с автором – да кто бы, в конце концов, стал цацкаться с дебютантом. Жертвой редакторских ножниц прежде всего пали все обороты, которых в фэнтези нельзя употреблять, потому что «тогда так не говорили». Оттого в опубликованном в «Фантастике» рассказе я с некоторым недоумением увидел, что «гордыня» заменила «наглость», что «интеллект» стал «мудростью» и т. п. Поскольку же я твердо отстаиваю теорию, что фэнтези не происходит ни в каком таком «тогда» и что совершенно бессмысленна тут как архаизация языка, так и любые языковые стилизации, в версии, которую вы ниже прочтете, правки Паровского я убрал, вернувшись к своей девственной машинописи. Поэтому вы имеете дело с версией, которую англосаксы называют unabridged. И я оставляю на ваше усмотрение: выиграл ли от этого текст или проиграл.

Дорога без возврата

I

Птица с пестрыми перышками, сидевшая у Висенны на плече, защебетала, забила крылышками, с шумом взлетела и понеслась меж зарослями. Висенна придержала коня, прислушалась на миг-другой, потом осторожно двинулась вдоль лесной тропинки.

Казалось, мужчина спит. Сидел он, опираясь о столп посреди перекрестка. Вблизи Висенна увидела, что глаза его открыты. То, что он ранен, заметила раньше. Небрежная повязка на левом плече и бицепсе была пропитана кровью, еще не успевшей почернеть.

– Привет, парень, – отозвался раненый, выплевывая длинный стебель травы. – Куда направляешься, если можно спросить?

Висенне не понравилось это «парень». Она откинула с головы капюшон.

– Спросить можно, – ответила. – Но интерес стоило бы обосновать.

– Простите, госпожа, – сказал мужчина, щурясь. – На вас мужская одежда. А что до интереса, то он обоснован, ага. Это необычный перекресток. Был тут со мной прелюбопытный случай…

– Вижу, – сказала Висенна, глядя на неподвижную, неестественно скорченную фигуру, наполовину скрытую в подлеске не далее как в десяти шагах от столпа.

Мужчина проследил за ее взглядом. Потом глаза их встретились. Висенна, сделав вид, что отводит со лба волосы, притронулась к диадеме, укрытой под повязкой змеиной кожи.

– Верно, – сказал раненый. – Там лежит мертвец. Быстрый у вас глаз. Наверное, считаете меня разбойником? Я прав?

– Не прав, – сказала Висенна, не убирая руки от диадемы.

– А… – запнулся мужчина. – Ага. Ну…

– Твоя рана кровоточит.

– У большинства ран есть такая странная особенность, – улыбнулся раненый. Зубы у него были красивые.

– Под повязкой, сделанной одной рукой, она будет кровоточить долго.

– Неужто вы желаете оказать мне честь своей помощью?

Висенна соскочила с коня, воткнувшись каблуками в мягкую землю.

– Мое имя Висенна, – сказала она. – И я не привыкла никому оказывать честь. А еще я не люблю, когда ко мне обращаются во множественном числе. Я займусь твоей раной. Можешь встать?

– Могу. А нужно?

– Нет.

– Висенна, – сказал мужчина, слегка приподнявшись, чтобы ей было легче снять повязку. – Симпатичное имя. Тебе уже кто-нибудь говорил, Висенна, что у тебя красивые волосы? Этот цвет ведь зовется медным, верно?

– Нет. Рыжим.

– Ага. Когда закончишь, я подарю тебе букет люпина, вон того, что растет в канаве. А во время операции расскажу – просто так, чтобы время убить, – что со мной было. Пришел я, представь, той же дорогой, что и ты. Вижу, стоит на перекрестке столп. К столпу доска прибита. Это больно.

– У большинства ран есть такая странная особенность. – Висенна оторвала последний слой полотна, не пытаясь оставаться деликатной.

– И верно, чуть не забыл. О чем я… Ах да. Подхожу, гляжу – на доске надпись. Страшно кривая, знавал я некогда лучника, что сумел бы буквы красивее на снегу выссать. Читаю… А что это такое, милая моя девушка? Этот вот камень? О, чтоб его. Такого я не ожидал.

Висенна медленно провела гематитом вдоль раны. Кровотечение мгновенно прекратилось. Закрыв глаза, она обеими руками ухватилась за плечо мужчины, крепко сжимая края раны. Убрала руки – ткань срослась, оставив утолщение и багровую полосу.

Мужчина молчал, внимательно на нее поглядывая. Наконец он осторожно поднял руку, разогнул ее, потер шрам, покачал головой. Натянул окровавленные остатки рубахи и кубрак[12], встал, поднял с земли пояс с мечом, кошелем и флягой – пояс застегивался пряжкой в виде драконьей головы.

– Ага, вот это называется: повезло, – сказал, не сводя с Висенны глаз. – Посреди чащи, в междуречье Ины и Яруги, где обычно проще с вовкулаком или, что хуже, пьяным лесорубом встретиться, наткнулся я на целительницу. И какова будет плата за лечение? У меня сейчас нет денег. Хватит букета люпина?

Висенна проигнорировала вопрос. Подошла поближе к столпу, запрокинула голову – доска была прибита на уровне глаз мужчины.

– «Ты, пришедший с запада, – прочитала она вслух. – Налево пойдешь – вернешься. Направо пойдешь – вернешься. Прямо пойдешь – не вернешься». Чушь.

– Я именно так и подумал, – согласился мужчина, отряхивая штанины от хвои. – Я знаю эти окрестности. Прямо, то есть на восток, это к перевалу Кламат, на купеческий тракт. И с чего бы оттуда не вернуться? Настолько уж милые там девицы, жаждущие выйти замуж? Дешевая водка? Вакантное место бургомистра?

– Отклоняешься от темы, Корин.

Мужчина, до крайности удивленный, открыл рот.

– Откуда ты знаешь, что меня зовут Корин?

– Ты сам недавно мне об этом сказал. Рассказывай дальше.

– Да? – мужчина глянул на нее с подозрением. – Правда? Ну, может… На чем это я? Ага. И вот я читаю и удивляюсь: что за баран придумал такую надпись. И вдруг слышу, кто-то у меня за спиной бормочет и шамкает. Оглядываюсь: бабулечка, седенькая, согбенная и с палочкой, а как же. Спрашиваю у нее вежливо: что, мол, стряслось. А она бормочет: «Голодная я, доблестный рыцарек, с часу рассветного на зуб ничего мне не попадало». Ну, думаю, выходит, один-то зубок у бабулечки точно остался. Растрогался я, как не пойми кто, беру, значит, из сумы шмат хлеба и половину вяленого леща, которого дали мне рыбаки с Яруги, и вручаю старушке. Та садится, мусолит, кряхтит, косточки сплевывает. А я себе рассматриваю этот странный указатель. И тут бабка: «Добренький ты, рыцарек, – говорит, – спас меня, не минует тебя награда». Хотел я ей сказать, куда она награду свою может сунуть, а бабка мне: «Подойди-ка, надобно кой-чего тебе на ушко молвить, тайну важную открыть, как многость доброго народу от несчастья избавить, славу стяжать и богатство».

Висенна вздохнула, села рядом с раненым. Он ей нравился – высокий, светловолосый, с продолговатым лицом и крепким подбородком. Не вонял, как обычно бывало со встречавшимися ей мужчинами. Она отогнала навязчивую мысль, что слишком долго уж скитается в одиночестве по лесам и гостинцам. Корин продолжал рассказывать:

– Ха, подумал я себе, классический случай. Если у бабки склероза нет и в голове все шарики с роликами на месте, то, может, и будет с того польза для бедного вояки. Наклоняюсь, прикладываю ухо, как дурак какой. Ну, если б не