– Так точно, товарищ майор. За точным временем я не следил, но в течение десяти минут таксофон использовался трижды. Первый звонок – таксомоторный парк, служба вызова такси, – Некрасов усмехнулся, – видно, кто-то не дождался трамвая. Остальные звонки – на квартирные телефоны. Квартиросъемщики – некий Бондаренко Алексей Петрович, одинокий мужчина, живет с матерью, военный на пенсии. Второй телефон – Шумилин Родион Олегович. В квартире, помимо него, прописаны супруга Алина Дмитриевна и шестилетний сын Максим. Легче стало, товарищ майор?
– Нисколько. Но в уме держим.
– Со Штейнбергом надо что-то делать, – вступил в беседу Москвин. – Ведь все понятно. Это он убил Романчука. Это он привел вас в тот проклятый дом, где… мы вас чуть не потеряли. Он полностью осведомлен, держит в руках все нити. Расколоть негодяя – и дело закроем.
– Необязательно, – возразил Кольцов. – В смысле, расколем. С чего ему колоться? Романчука прикончил не он, просто мимо проходил. Вчерашний случай вообще недоказуем. Гулял перед сном, забежал в какой-то дом, потому что терпеть уже не мог. А по голове кого-то треснули – его вообще там не было. Не прокатит, Вадим. Самое противное, что это гражданин другого государства, владеющий иммунитетом. Посмеется нам в лицо, а мы утремся. Появится на Штейнберга что-то убедительное, тогда и будем решать.
– Сегодня состоялись похороны Запольского, – напомнил Некрасов. – Все прошло на уровне: цветы, люди, комфортная могилка в престижной части кладбища. Богомолов держал проникновенную речь. Из фигурантов присутствовали все, кроме Голубевой.
– А это что за протест? – не понял Кольцов.
– Должен же кто-то работать, – пожал плечами Некрасов. – Лилия Михайловна весь день находилась в отделе, занималась проектом. Остальные, за исключением Богомолова, в институт не вернулись. Похоронная церемония, потом поминки в кафе «Буревестник». У нас теперь свой агент в логове неприятеля, – улыбнулся капитан, – Вениамин Староселов. Гражданин нанес визит… пока вы, Михаил Андреевич, отходили после вчерашнего, поговорили по душам, и Венечка согласился оказывать нам содействие, что полностью укладывается в его интересы. Теперь вам не надо присутствовать в институте, чтобы знать, что там происходит.
– Понятно, – улыбнулся Михаил. – Что еще собрали по фигурантам?
– Немного, но есть, – вступил Алексей Швец. – У Погодиной в прошлом – семейная драма. Отец ребенка бросил семью, когда сыну исполнилось четыре года. Утрату переживала очень болезненно, уволилась с предыдущей работы, начала пить. В какой-то момент решила покончить с собой, но тут появилась мать в качестве ангела-хранителя и вытащила дочь из петли. Несколько месяцев лежала в психиатрическом отделении Барабинской районной больницы, как я понимаю, чтобы не знали в городе. Вроде вылечили, что бывает нечасто, вернулась в общество, сейчас неотличима от прочих граждан. Как работница – весьма ценная, на хорошем счету у начальства. О ее сомнительном прошлом знают немногие, в частности, первый отдел не в курсе. Мы не стали их пока информировать.
– Пока не надо, – согласился Кольцов. – Сломать человеку жизнь и вновь довести до петли никогда не поздно.
– У Мышковец Галины Сергеевны, – продолжал Швец, – есть дочь и внучка, проживают в этом же городе. С дочерью отношения нормальные, страстно любит и балует внучку. У дочери также в прошлом семейные ужасы – отсюда отсутствие мужа, но глубоко мы не копали. А также – сюрприз, товарищ майор – у Галины Сергеевны есть сын от первого брака, возраст – 27 лет, который в данный момент проживает с отцом в Венгрии. Так сложилось: бывший муж родом из Закарпатья, где исторически проживают этнические венгры. В общем, долгая история с не криминальным сюжетом. Венгрия – братская страна, участник Варшавского договора, но, тем не менее, факт интересный…
– И как вы все узнаете? – уважительно пробормотал Кольцов.
– Это еще цветочки, – хмыкнул Некрасов. – Урсулович Владимир Ильич, начальник первого отдела, добропорядочный службист, блюдущий режим секретности учреждения. У него больная жена, из дома практически не выходит, разве что в ближайший магазин за хлебом. Живут на его зарплату, которая не больно-то велика. Второе: в марте 80-го года единственный сын Владимира Ильича погиб в Афганистане. Молодой лейтенант, выпускник военно-политического училища был назначен замполитом роты после гибели предыдущего политработника. В должности продержался неделю, был убит во время зачистки кишлака. Жена от таких известий окончательно слегла. Урсулович переживал горе в себе, внешне это почти не отражалось, но можно представить… Официальная версия – несчастный случай во время учений на полигоне в Кушке, это поселок на юге Туркмении у афганской границы. Обстоятельства гибели сына Урсуловичу известны, но он поддерживает официальную версию, поскольку человек дисциплинированный и политически грамотный.
– А вот это уже серьезно, – насторожился Михаил. – От такого можно сломаться, пуститься во все тяжкие.
– Богомолов шифруется, что-то скрывает от жены, – подлил масла в огонь Некрасов. – Мужчина, конечно, видный, и возраст… гм, репродуктивный, но не факт, что это хождение на сторону. Изменился в последнее время, стал неразговорчивым, в выходные часто уходит из дома, берет такси, жене заявляет, что срочная производственная необходимость, но верится слабо.
– Ну и где его носит? – озадачился Кольцов.
– А хрен его знает, товарищ майор, – простодушно отозвался Некрасов, – но обязательно выясним. Информация, кстати, от соседей. Будут молчать, им неприятности не требуются. Следующая фигура – Лазаренко. Назначен ГИПом по протекции покойного Запольского. Чем уж он ему приглянулся – история темная. Но малый пробивной, чего не скажешь о его профессиональных качествах. Проект он тянет, но часто допускает ошибки, которые сваливает на других. На похоронах присутствовал, стоял, как все, со скорбной миной, но при этом украдкой поглядывал на часы. На поминках его не было, и на работу он больше не явился.
– Возможно, права была Голубева насчет его компетенции, – пробормотал Кольцов. – Этот тип заслуживает внимания, сам с ним поработаю… Что у нас по Голубевой? Она одна выглядит безупречно, не находите? У всех свои тараканы, свои скелеты в шкафах, а у нее ничего.
– Да, это подозрительно, – согласился Вишневский и немного смутился. – Не в том, конечно, смысле, что нельзя быть благонадежными… С такими фигурантами, как Голубева, одна нервотрепка. На них ничего нет. Работает в институте без малого двадцать лет. Пришла совсем молоденькой, после окончания Ивановского текстильного института. Пережила кучу директоров, ГИПов, председателей парткома и профкома. Перед начальством не гнется, по любому вопросу имеет собственное мнение, далеко не всегда совпадающее с мнением руководства. Компрометирующих фактов в биографии не выявлено. С будущим мужем, специалистом по автоматизации, познакомилась в 63-м, в том же году сыграли свадьбу. Домой возвращаются вместе. Жизнь течет по заведенному руслу: дом, работа, беготня по магазинам. В выходные – дача.
– Догадываюсь, откуда дровишки, – хмыкнул Михаил. – Вездесущий Венечка. Неплохо устроились, товарищи… Ладно, сегодня разрешаю отдыхать. В институт пока ни ногой, пусть приходят в себя. Завтра вечером продолжим наружное наблюдение. Чувствую, что после вчерашнего конфуза нужно хорошо поспать. – Михаил поморщился, начиналась головная боль. – Никакого покоя сегодня не было, весь день в коридоре радио гремело… Войну кому объявили?
– Так сегодня 19 мая, – напомнил Вишневский.
– Продолжай.
– Неловко за вас, товарищ майор, – осторожно заметил Швец. – Впрочем, понимаем, в каком вы состоянии. Праздник сегодня – День рождения пионерии. С раннего утра во всех школах – слеты, маевки, встречи с ветеранами, выносы знамен пионерских дружин…
«Пьяные пионеры купаются в фонтанах», – мысленно закончил Михаил.
– Счастливая пора… – мечтательно протянул Вадик Москвин. – Нет, правда, приятно вспомнить. Пионерские лагеря, походы, посиделки у костра; за бабушками ухаживали – тимуровское движение называется. Сбор металлолома – вообще увлекательное приключение. Так не хотелось взрослеть…
– Так ты и не повзрослел, – оскалился Швец.
– Да ну тебя… Меня, кстати, два раза принимали в пионеры, – похвастался Вадим.
– Как это? – не понял Вишневский. – В первый раз исключили за аморальное поведение?
– Не. В 64-м это было. Вступил, как все, в третьем классе. Отец был ведущим специалистом на химзаводе, получил новую квартиру, переехали во Фрунзенский район. Пошел в новую школу, а там народ еще не принимали в пионеры, только на мне красный галстук. Гордился, с презрением смотрел на эту школоту… Так мне знаете, что сказали? Не выделывайся, мол, будь как все, снимай галстук – ты еще октябренок. Расстроился сильно. Фотка есть, как мне второй раз повязывают галстук – стою такой кислый…
Сотрудники заулыбались.
– Вот именно: будь как все, – хмыкнул Кольцов. – А то неприятностей не оберешься.
20 мая, среда
К 18.00 небо потемнело, хлынул дождь. Люди, выходящие из института, бросились обратно переждать в вестибюле. Только несколько человек, самые решительные, побежали в дождь. В их числе был ГИП Лазаренко.
На ходу открывая зонт, Кольцов припустил за ним. Инженер добежал до навеса над крыльцом магазина «Овощи – фрукты», примкнул к остальным, которые там уже стояли. Михаил не стал искушать судьбу, нырнул под ближайший тополь. Зонт держал открытым: дождевые капли пробивали листву.
Лазаренко кусал губы, поглядывал на часы. Когда он поворачивал голову, Михаил опускал край зонта.
Сработал вибратор под курткой. Майор оттянул воротник, одновременно активировав радиостанцию. Движение отработанное, граждане по соседству, если не будут всматриваться, ничего не поймут. Многоканальная «Нева» позволяла связываться с несколькими абонентами одновременно.
– Товарищ майор, все в порядке? Вы так внезапно нас покинули, – забеспокоился Москвин.