Михаил вышел из оцепенения. Что это на него нашло? Глухо выражаясь, Кольцов зашагал со двора. На улице Ленина ему здорово повезло. С Комсомольского проспекта выворачивала «Волга» с шашечками. На панели поблескивал зеленый огонек. Водитель среагировал на вскинутую руку. А потом молчал всю дорогу, поняв, что пассажир угрюм и не хочет разговаривать. И названный адрес насторожил водителя. Доставил аккуратно, сверх счетчика не взял, пожелал спокойной ночи и всех благ.
Только в номере гостиницы Михаил расслабился. Полежал на кровати, придвинул телефон. Соединение с Москвой прошло безупречно, голос Насти звучал чисто, хотя и немного дребезжал.
– Ура! – обрадовалась супруга. – Ты долго не звонил.
– Дела, родная. – Хорошо, что она не видит, как он покраснел. – Это авгиевы конюшни, а не работа. Прихожу, валюсь без сил. Что тут со мной может случиться? Обычная бумажная возня, беседы с людьми…
Про конфуз в заброшенном доме он рассказывать не стал. Мужчинам свойственно жаловаться: любят, чтобы их жалели. Но сейчас случай не тот. Про стычку с хулиганами – тоже молчок. Про женские глаза напротив – тем более…
– Ты хорошо там себя ведешь?
– Да.
– Ну ладно… Не буду расспрашивать, ведь твоя работа окутана аурой таинственности…
– У вас-то как? Рассказывай.
– Буднично, Миша. Москва стоит. Отработала, с Валюшей посидела, прослушала истории из жизни детского сада. Не поверишь, там кипят такие же страсти, как у взрослых. Любовь, зависть, ненависть, предательство… Все хорошо, правда. Уборку сделала, с мамой поговорила, поревела на передаче «От всей души». Слушай, – оживилась Настя, – в городе, где ты сейчас находишься, есть кондитерская фабрика, где производят очень вкусные конфеты. Так и называется: «Н-ская шоколадная фабрика». Больше ничего не надо, а вот конфет привези… если сможешь достать.
– Вкуснее московских? – не поверил Кольцов. – Откуда известно?
– Я не раскрываю свои источники. Люди ели, остались довольны. Непонятно, как им это удается. Видимо, шаманов подключают. В магазине, понятно, не купишь: продукция идет на экспорт и еще куда-то. Но добыть со связями можно. У тебя же есть связи?
– Еще какие! – улыбнулся Михаил. – Проведу расследование, подключу влиятельных лиц и обязательно достану. Все, Настеныш, закругляемся, спать хочу…
Глава девятая
Планерка началась в девять утра. На календаре 21 мая, четверг. Пять суток группа работала в Сибири, а ситуация только усугублялась. Зевал Москвин, прикрывая рот кулаком. Остальные сидели смирно, ждали указаний. О том, что их начальник накануне провожал подозреваемую, знали все, но деликатно помалкивали, хотя вопросы напрашивались сами собой.
– Так что вчера было, товарищ майор? – не выдержал Швец.
– Погодину подставляли, – лаконично объяснил Михаил, – сработали грубо, ничего не вышло.
– А может, так и задумывали, товарищ майор? – осторожно предположил Вишневский. – А мы, такие умные, раскрыли их замысел. Погодина ведь теперь вне подозрений?
– Погодина там же, где была, – успокоил Кольцов, – но не забываем, что, кроме Погодиной, есть и другие фигуранты. Например, Лазаренко, наш примерный семьянин, у которого страстный роман на стороне. Этим объясняется нервозность и нелогичность его поступков. Но этим же фактом он может прикрывать что-то более греховное. Докладывай, Виктор Алексеевич, вижу: есть, что сказать.
– Да, две новости, – кивнул капитан Некрасов. – Хотя и сомневаюсь в их прикладной ценности. Обнаружен тайник в заброшенном доме на Фабричной. Он находится в стене под лестницей, добраться до него элементарно – если знаешь, где он. «Карман» в стене, прикрытый лохмотьями утеплителя. Тайник, естественно, пуст. Дежурит наш человек, но вряд ли кто-то придет. Специалисты проверили стену и «карман» на отпечатки пальцев. Парочку нашли, в данный момент их проверяют. Сомневаюсь в результате. Человек из нашего круга в тот дом не пойдет. Можете представить, чтобы кто-то из этих людей лазил по аварийным домам, в грязи и антисанитарии? Богомолов, например, или та же ваша Погодина?
– Моя? – Михаил нахмурился.
– Виноват, вырвалось. Считаю, действовал невыявленный подручный, отпечатков которого в милицейской базе нет. Сейчас эти «пальчики» сверяются с теми, что есть в личных делах фигурантов. Вторая новость: определен номер, на который из телефонной будки на Красном проспекте звонил Штейнберг. Есть адрес, по которому зарегистрирован данный номер. Это один из жилых домов на улице Космической. Левый берег, район площади Маркса. Квартиросъемщик – некий Золотарев Вадим Спиридонович.
– Так чего ты молчал? – Михаил резко поднялся. – Надо ехать!
– Тут дело такое… – капитан смущенно кашлянул. – Может, ошибка, не знаю… Мы пробили этого гражданина. Золотарев – запойный пьяница. Живет один, жену и детей давно растерял. Посетителей принимает редко, и можно догадаться каких. Пьет на пенсию, которую получает третий год. У человека больная нога, он сильно хромает, вряд ли он ходит на длинные дистанции и лазит по развалинам. До пенсии работал слесарем в НИИ «Аппарат» – это комплекс закрытых зданий недалеко от площади Ленина. Вспомните Гошу из «Москва слезам не верит» – тот работал в схожей организации. Но Гоша был положительным персонажем, а этот… в общем, бирюк, бухарик и мизантроп. Хотя в лучшие годы был мастером на все руки.
– А такая красивая фамилия, – вздохнул Москвин.
– О, мы не знаем, кто такой золотарь? – встрепенулся эрудированный Гриша Вишневский.
– А кто такой золотарь? – не понял Вадик. – Специалист по золоту…
– …а также по уборке выгребных ям и общественных туалетов. Ассенизатор тоже красивое слово, веет от него чем-то весенним, да?
– Да иди ты, – насупился Москвин.
– Подождите, Виктор Алексеевич, – подал голос Славин. – «Аппарат» – это же оборонное предприятие?
– И что с того? – пожал плечами Некрасов. – В нашем городе каждое второе предприятие – оборонное. А в каждом первом – закрытые цеха, где производят секретную продукцию. Это ничего не значит. Золотарев давно пропил свои знания. Да и что мог знать обычный слесарь? Производство нестандартных изделий, каждое из которых не несет в себе никакой информации. Зачем этому странному персонажу звонил Штейнберг? Ошибся номером и проговорил с незнакомым человеком несколько минут? Бред.
– Может, есть договоренность позвать кого-то из соседей? – начал фантазировать Москвин.
– Все равно надо ехать, – вновь заторопился Кольцов, – пусть сам расскажет.
Двор был тихий, уютный, с трех сторон окруженный типовыми кирпичными пятиэтажками. С четвертой стороны двор подпирала газораздаточная станция. Пейзаж портили изуродованные деревья: от старых тополей остались лишь двухметровые обрубки.
«Деревья спилили, стало некому поглощать углекислый газ», – почему-то подумал Кольцов.
Группа устремилась в подъезд, взволновав мирно отдыхающих на лавочке старушек. Золотарев проживал на третьем этаже, за обитой рваным дерматином дверью. Звонок не работал. На стук никто не отозвался. Снова постучали – бесполезно.
– Так и будем тут мяться как погорельцы? – проворчал Славин. – Он нам до Нового года не откроет, даже если дома.
Справа за соседской дверью раздался шорох: кто-то подглядывал в дверной глазок. Михаил приставил к глазку удостоверение и внятно произнес три «заветные» буквы, добавив:
– Откройте, пожалуйста.
Дверь, подумав, приоткрылась, показался острый нос, украшенный бородавкой.
– Ваш сосед дома? – строго спросил Кольцов.
– А мне откудова знать? – ответствовала пожилая женщина. – Я его не сторожу… Вадька обычно дома, куда ему ходить? Напьется, мычит что-то. Он вообще тихий, почти не дебоширит… А что он натворил-то?
Вопрос был интересный. Снова постучали. Некрасов отбил кулак о ржавую заклепку, глухо выругался. Потом задумался, подергал дверь. Она непрочно сидела в створе. Капитан извлек из кармана перочинный ножик, отогнул тонкое шило, потянул на себя дверь и просунул инструмент в щель. Провел вниз, вверх, во что-то уперся – видимо, в крючок. Резко ударил – и крючок, звякнув, выскочил из скобы. Дверь приоткрылась. Некрасов вопросительно уставился на майора:
– Входим, Михаил Андреевич?
– Ну нет, мнемся дальше. Чего спрашиваешь? Надеюсь, не пальнет он в нас из берданки?
– Нет у него никакой берданки, – скрипнуло за полуоткрытой дверью, – ножи есть, но все тупые…
– Благодарим, гражданка, за содействие, – буркнул Кольцов. – Дверь закройте, сидите дома и ждите, пока мы не придем.
Квартира была неплохая, во всяком случае, имела вместительную прихожую, две полноценные комнаты и просторную кухню. Но состояние жилплощади было ужасающим. Обои отваливались, с потолка свисала штукатурка. Дверь на балкон была завалена мусором: туда, похоже, не выходили. Мебели в квартире остался самый минимум: шкаф, колченогий стол, стулья. Сохранились книжные полки и даже книги – старые, потрепанные. Искать среди них «Моральный кодекс строителя коммунизма», видимо, не стоило. В дальней комнате вплотную к стене стояла софа. Из развлечений – пыльная радиола на подоконнике, старый черно-белый телевизор.
Мужчина в трико и тельняшке лежал на софе, разбросав в стороны руки. Запах в помещении стоял убойный – впрочем, не трупный. Такую вонь производят, как правило, живые. Помещение давно не проветривали. Под софой – консервная банка с окурками, под окном – живописная галерея пустых бутылок.
«Я так и знал», – с досадой подумал Кольцов.
Лицо лежащего на софе человека было спокойным, глаза закрыты, но впечатление живого он не производил. Субъекту явно перевалило за шестьдесят. Плюс сложный образ жизни – это еще десяток лет сверху. Морщинистое лицо отливало синевой, но это ничего не значило – таким оно могло быть и при жизни.
Алексей Швец склонился над телом, приподнял веко:
– Мертв.
– Вообще мертв? – насторожился Вадим Москвин.
– Вообще мертв, – подтвердил Алексей. – Отдал богу душу твой тезка. Допился. Возможно, давление резко упало. Какое удивительное совпадение.