Диагноз: не женат. Дилогия — страница 36 из 87

На одной чаше весов оказалась жизнь, о которой можно только мечтать: с живыми родителями, любимой женщиной, детьми и счастьем. Наверное, именно об этом я втайне мечтал и сейчас получил возможность воплотить эти мечты в жизнь.

На другой же чаше была жуткая Башня, страшные тайны которой предстоит разгадать, не нужные мне невесты, чужие промахи и ошибки, друзья и данные обещания. Выбор был очевиден, и я…сделал шаг назад. Дверь начала медленно закрываться, а я стоял и не мог отвести взгляда от родных и таких любимых лиц, которые тихо гасли, растворяясь в солнечном свете.

Дверь закрылась, щёлкнул замок, и я медленно сполз по стене, даже не ощущая её ледяной стылости: внутри были такая боль и тоска, по сравнению с которыми весь холод мира казался незначительным. Сердце словно рвалось на части, и душу заполняло отчаяние и жгучее сожаление: как я мог отказаться от того, что готова была подарить мне судьба? От счастья, любви, семьи…Ради чего я это сделал? Почему не шагнул?

Я не чувствовал, как по щекам текут слёзы, как из груди вырывается стон, а ладонь сжимается вокруг рукояти кинжала. Зачем жить, если я сам отказался от счастья, от любви? Кому нужно такое пустое существование? Не лучше ли самому раз и навсегда покончить с этим фарсом?

Рукоять кинжала удобно легла в руку, которая словно сама собой поднялась и, помедлив секунду, вонзила лезвие прямо в сердце. Раздался скрежещущий звук, и я вскочил на ноги, ошалело оглядываясь, как только что проснувшийся человек. Медленно вытащил из нагрудного кармана пластинку амулета и увидел, что её пересекает достаточно глубокая царапина, оставленная лезвием кинжала. Странник всемогущий, если бы я не положил амулет в карман на груди…страшно даже представить, что было бы.

Оглядевшись и с удивлением отметив, что коридор свободен, я быстрыми шагами двинулся вперёд, загнав воспоминания о том, что показала мне Изнанка – теперь я был уверен, что это была она – на самое дно души.

Буквально через пять минут я вышел к огромным воротам, намертво перегораживающим дальнейший путь: гигантские створки были сделаны в виде достаточно изящной решётки, сквозь которую прекрасно просматривалось дальнейшее пространство. Если приглядеться, то можно было понять, что дальше идёт всё тот же коридор, но по сторонам расположены двери, ведущие, наверное, в камеры или что тут предусмотрено для узников.

Возле ворот никого не было, и я, пользуясь возможностью, сел прямо на пол, вытащил из вещмешка флягу с водой и сделал несколько жадных глотков. Не успел я отдышаться, как из бокового коридора вышел Дин, который выглядел настолько измученным, что я даже испугался и только молча протянул ему флягу. Благодарно кивнув, Дин напился и потом, налив воды на ладонь, умылся, словно стирая с лица что-то липкое и грязное.

– Думал, не справлюсь, – хрипло проговорил он минуту спустя, – даже не думал, что будет так…

Я ничего не ответил, только кивнул и мысленно согласился с орком: это не та история, которую хочется рассказать. И тут же вскочил на ноги, потому что из-за поворота показалась еле стоящая на ногах Линда. По её заплаканному лицу было видно, что ей пришлось ничуть не легче, чем нам.

– Эд, Дин, – подняла она на нас измученный взгляд, – мы просто обязаны найти способ уничтожить это страшное место. Такое не должно существовать в нашем мире.

А я подумал, что такое не должно существовать ни в каком мире, не только в этом.

– Вы все прошли испытание Изнанкой, сейчас она на какое-то время безопасна, – пророкотал рядом знакомый голос орка, который появился словно из ниоткуда и смотрел на нас с искренним уважением, – теперь вы должны решить, как поступите сейчас: можно попытаться войти, но пробыть там мы сможем только пять минут. Вы же хотите спасти узников?

– Хотелось бы, – без энтузиазма ответил я, всё ещё не придя в себя после последних событий, – а камеры мы сможем открыть?

– Сегодня нет, у нас буквально пара минут, – ответил Шатх, – потом Изнанка восстановится и не пропустит нас обратно. Так что нужно успеть хотя бы посчитать узников и понять, что нам понадобится в следующий раз.

– Я не уверена, что смогу, – тихо проговорила Линда, – я имею в виду, что смогу ещё раз…пройти через это…

– Посиди, – мягко улыбнулся девушке Дин, и меня обожгло воспоминание, как Линда поцеловала меня. Пусть это был морок, наваждение, но…было же…

– Давайте решать, – отодвигая воспоминания в глубину памяти, проговорил я и со стыдом услышал, как дрогнул мой голос, – нам всем пришлось непросто, но об этом мы подумаем позже, когда будет время.

– Предлагаю, – Дин явным усилием воли отогнал какие-то свои безрадостные мысли и присоединился к обсуждению, – сегодня быстро посчитать узников, успокоить их, сказать, что обязательно вернёмся. В течение пары дней подготовиться, взять всё, что понадобится: зелья, носилки, амулеты и…вернуться. Не знаю, как, но вернуться. Шатх, во второй раз будет…легче?

– Да, – могучий орк согласно наклонил голову, – вы доказали, что достойны, и горы вам помогут. Мне проще, я сам – сын гор, со мной их сила всегда. Теперь и с вами: горы уважают достойных и делятся с ними силой. А эльфу вашему, – тут он улыбнулся, и в пасти сверкнули белоснежные клыки, – тяжелее всех приходится. Мало того, что эльфам вообще в горах тяжко, так ещё и Изнанка почему-то именно их больше всего не любит. Почему – это мне не ведомо.

–То есть, когда мы вернёмся, нам будет проще? – постарался уточнить я главное. – Тогда давайте быстро посмотрим, и на выход. Могу сказать за себя – лично мне на сегодня впечатлений более чем достаточно.

Судя по выражению лиц остальных, они были со мной целиком и полностью согласны. Дин нахмурился, а наша ведьмочка болезненно поморщилась.

– А как мы войдём? – спросила она, окидывая взглядом здоровенные ворота высотой в три человеческих роста, а то и побольше. – Наверное, нужен ключ?

– А тут не заперто, – грустно усмехнулся орк, – потому что сюда доходят только те, кому суждено провести здесь последние дни и либо превратиться в призрака, либо, если что-то держит очень сильно – любовь или ненависть, – провести здесь не один год. Это при условии, что человек прошёл мимо соблазна Изнанки и не выбрал её вариант.

– А что бывает с теми, кто выбирает вариант Изнанки? – как-то робко спросил Дин. – Они куда деваются?

– Никто не знает, – Шатх нахмурился, – мы теряем время. Или смотрим, или, – он приложил ладонь к каменной стене и прислушался к чему-то, понятному только ему, – или уходим. Времени мало.

Все посмотрели на меня, и я, в очередной раз помянув недобрым словом свою императорскую должность, когда всё по принципу «если не я, то кто?», уверенно (вы поверили? нет? правильно сделали) толкнул створки ворот. Они, как ни странно, открылись совершенно бесшумно, словно их ежедневно смазывали и регулировали.

Решительно (да-да, даже не сомневайтесь!) шагнув вперёд, я двинулся по широкому коридору, внимательно глядя по сторонам. Там через равное количество шагов располагались двери, в которых были забранные плотными решётками окна. Дверей было около двадцати, по десять с каждой стороны, и я сделал знак Дину, чтобы он быстро просматривал параллельную стену, а Линде нужно было просто страховать нас.

В первой камере с моей стороны на старом топчане, покрытом какими-то лохмотьями, сидел старик, который даже не повернулся в мою сторону. Он что-то негромко бормотал себе под нос и производил впечатление абсолютно сумасшедшего. Я окликнул его, но он даже не повернулся в мою сторону, продолжая свой бесконечный диалог с самим собой.

А вот в следующей камере – как ещё назвать эти помещения – я увидел мужчину, который вскочил на ноги при виде меня и, если бы не дверь, вцепился бы мне в горло.

– Пришёл посмотреть на мои мучения? – его голос был хриплым и каким-то тусклым. – Тебе всё мало?

Я в недоумении смотрел на него, с ужасом понимая, что я вообще – то есть от слова совершенно – не помню этого человека, и уж тем более не знаю, за что я его сюда упрятал. Вернее, упрятал Эдвард, но это мало что меняет – разбираться-то мне, а не ему.

– Кто вы? – стараясь говорить спокойно, спросил я, глядя в до сих пор красивое лицо. – И за что здесь оказались?

– Хороший ход, – презрительно скривил губы мужчина, сплёвывая на пол и отворачиваясь, – но меня этим уже не проймёшь. Уходи, Эдуард. Будь мужчиной и успокойся: ты отомстил.

– Я вернусь, – невозмутимо (насколько смог) ответил я и добавил, – и тогда мы поговорим и во всём разберёмся.

Я старался не слышать, как пленник бормочет мне вслед какие-то оскорбления и угрозы, перемежающиеся проклятьями. Следующие три камеры были пустыми, а вот потом я чуть не шлёпнулся на пол, ибо в камере сидел вампир. Среднего возраста, хотя у вампиров понятие возраста более чем относительное, худой, кожа болезненно-серая, почти прозрачная. Он бросил на меня внимательный взгляд и…отвернулся, не сказав ни слова.

Следующие камеры были пустыми, и лишь в последней я с ужасом увидел женщину. Наверное, когда-то она была невероятно хороша собой, но сейчас на меня смотрела смертельно уставшее, измученное существо с всклокоченными волосами, цвет которых угадывался с большим трудом. И только глаза, огромные, невероятного фиалкового цвета, жили на её худеньком личике.

Увидев меня сквозь решётку, она сначала медленно поднялась, подошла к решётке, всмотрелась в меня, а затем, пятясь, отступила в глубь камеры. Она отходила от двери до тех пор, пока не уперлась спиной в противоположную стену. Но женщина отступала не от испуга, а лишь бы оказаться подальше от меня. В её потрясающих глазах не было страха, гнева или ненависти: они были полны равнодушия к собственной судьбе. Такие глаза я видел у одного человека, когда во время эпидемии холеры у него умерла любимая жена и двое маленьких детишек: так смотрит человек, которому совершенно нечего терять.

– Леди, кто вы? – я не смог удержаться от вопроса, который в этих стенах из моих уст мог показаться только изощрённым издевательством. – Как вы оказались здесь?