объективная система знаний, с помощью которой разум всё систематизирует и подчиняет себе, т.е. системе своих понятий (т.е. теорий, т.е. наук). Разум, собственно говоря, и есть действующеепонятие: где нет действующего понятия, там нет и разума; а там, где нет разума, нет и понятия. Поэтому метод можно определить и так: это способ развертывания понятия предмета от абстрактнообщего до конкретно-всеобщего содержания. Или, как это определяет Гегель: «…метод есть осознание формы внутреннего самодвижения её (всеобщей логики, следовательно и логики любого предмета вообще – А.К.) содержания». [ См. «Наука логики» т.1, М.: Мысль, 1970. С.107.].
Самодвижение любого предмета исследования (физического, химического, социального и иного) вытекает с необходимостью из его противоречивости. Противоречие есть источник самодвижения и предметов природы, и процессов общества, и форм мышления, как выражение их (природы, общества и мышления) сущности. Поэтому человечество училось и, наконец, с помощью Гегеля, научилось выражать движение вещей посредством движения понятий. Этого не мог дать метафизический метод, останавливающийся лишь на возведении вещей в понятия, на формулировке понятий и их внешнем, формальном взаимодействии. Это тоже очень важно, этим тоже необходимо овладеть как промежуточной ступенью, но теперь этого стало недостаточно. Теперь нужно шагать ещё на одну ступеньку вверх. Впрочем, диалектический метод, поскольку в нем снят метод метафизический, позволяет делать это одним движением.
Из этого понимания метода, как из основы, можно вывести доказательства для данных выше ответов на поставленные ранее вопросы.
«Системный метод» – это недоразумение, поскольку любой метод, если он научный, является системным по определению. Ведь наука – по определению – есть систематизированное объективное знание. Поэтому этот метод «открыт» очень давно, вместе с появлением науки. И если на нём настаивают, как на чем-то новом, а также на его необходимости, то ломятся в открытую дверь. Или кто-то думает, что Платон и Аристотель мыслили не системно и не подозревали о системности своего мышления? А Декарт, Лейбниц, Ньютон? А Ленин, Лосев, Ильенков? Которые, кстати, ни о каком системном методе, тем более – своем, не говорили.
Точно так же решается и вопрос о двух методах: метафизическом и диалектическом. Обычно настаивали на их различии и на констатации устарелости метафизического метода. Но диалектический метод есть конкретизация и развитие метафизического метода. Следовательно, в себе они одно и то же. И это «одно» суть понятие. Только в метафизическом методе возводят предмет в понятие и на этом останавливаются, сопрягая новое понятие с другими понятиями (т.е. развертывая) внешним образом, а в диалектическом – «наблюдают» за его саморазвертыванием и соединением с другими понятиями соответственно развивающейся действительности (природе предмета). Поэтому, если человек не овладел диалектическим мышлением, он двумя ногами стоит на почве метафизического метода мышления, хочет он этого или нет. Поскольку никакого третьего всеобщего научного метода просто нет. И драма многих исследователей не в том, что они не овладели диалектическим методом, а в том, что они еще не освоили сознательно даже метафизический метод как мышление в понятиях. За понятия и мысли они часто выдают свои представления, кое-как выраженные в лексической форме и схематически (часто схему и называют системой) связанные между собой, не понимая простой вещи: слово может выражать понятие, а может и не выражать. И даже у одного человека данное слово выражает понятие (за счет связи с другими глубоко определенными понятиями теории), а у другого – не выражает. Например, одно и то же слово «деньги» – суть простое, расплывчатое представление об особых бумажках и монетках у сельской полуграмотной бабушки, но сложное, строго определенное понятие о сложнейшем явлении в теории Адама Смита,
К.Маркса или Д.Кейнса. Это различие представления и понятия зависит от развитости теоретического мышления, т.е. от научного мышления, т.е. от понятийного мышления. Или, другой пример – такое хорошо известное явление как заработная плата выражается даже в Трудовом кодексе РФ как «вознаграждение» за труд, осуществляемый при известных условиях. Уже здравый смысл сопротивляется определению «вознаграждение» в отношении зарплаты, например, учителя в 10 тыс. рублей. Здесь, по смыслу русского языка, должно подразумеваться, что за свой труд он уже получил хорошую зарплату, а потом ещё награждение в какой-то большой степени. Это при том, что науке давно известно теоретическое определение заработной платы: это цена рабочей силы, т.е. цена, по которой человек продает свою способность к труду на известное время другим людям. И отсюда, из этой дефиниции понятия, следует очень много выводов. Например, в том числе, если бы время такой продажи не было ограничено законом или договором, а продолжалось 24 часа, то человек был бы рабом. Это совершенно жесткий, но ничем не опровержимый вывод. Ну а если человек работает 12, а тем более – 16 часов? Каково тогда его социальное положение и социальное определение? Словечко «вознаграждение» всё это заслоняет: ну наградили же, хоть и слабо, а могли бы и не наградить – ведь награда это дело произвола начальства, а не предмет законодательства.
Поэтому не стоит третировать метафизический метод: им еще надо овладеть как ступенькой к диалектическому методу. Так или иначе, сознательно или нет, но каждый специалист, хотя бы в рамках своей профессии, волей-неволей овладевает началами метафизического метода. Правда, при известных условиях можно сразу сознательно овладевать диалектическим методом, поскольку метафизический метод содержится в нем в снятом виде.
Теперь, что касается других научных методов, то нужно сказать, что они суть конкретные проявления всеобщего (логического, диалектического) метода (отражающего целостность мира и разума, постигающего этот мир). Например, так называемый аналитический метод, определяемый часто как «мысленное разложение предметов или явлений на составные части», никакие предметы, кроме понятий, не разлагает. Он только выражает в понятиях различные действительные процессы разделения или разложения реальных предметов. Анализ химический выражает в понятиях процессы разложения химических соединений, анализ математический оперирует понятиями (величинами) математических предметов. Но всегда любой анализ соединен с синтезом, с целым, с которым он составляет единство как один из моментов этого единства. И изучает это единство единый всеобщий метод, применяемый и в химическом, и в математическом, и в политическом и в других специальных анализах как видах научной деятельности. Это не отменяет специальных научных методов в каждой науке. Следует согласиться с профессором М.В.Поповым, что каждая наука вырабатывает свой метод: «Отсюда следует, что нет никакого метода, который может быть оторван от самого предмета, от того, что является живым, и что имеет внутреннее самодвижение. В биологии свой метод, в химии свой, в истории свой, а в философии истории — свой. Важно лишь видеть связь этих методов с всеобщим методом» [3,
11].
Впервые анализ и синтез выделили как самостоятельные методы последователи Р.Декарта французские ученые А.Арно и П.Николь в 1662 году [2, 13]. Тогда, в условиях возникавшей новой методологии, это был большой прогрессивный шаг вперед. Но теперь, после Гегеля, их обособление неоправданно.
Точно так же обстоит дело с индукцией и дедукцией. Первый метод последовательно отождествляет несколько однородных предметов и распространяет представление о них на всю совокупность включенных в это множество предметов, синтезируя их в нечто целое в виде вывода. Второй – выводит однородные менее общие понятия из одного более общего понятия, выражающего некоторое синтетическое целое, являющееся для них родом (или частью рода). Первый метод синтезирует определение для данной совокупности предметов, а второй – анализирует общее понятие как синтетическое единство. В первом синтез идет за анализом, а во втором – анализ идет за синтезом. Но не в том смысле, что один идет после другого, а в том, что они находятся во взаимодействии и меняются местами (переходят друг в друга) соответственно задачам данной индукции или дедукции.
Не иначе действует и метод классификации: берется какойнибудь признак совокупности предметов и возводится в понятие как основание классификации, а затем эти предметы рассматриваются в отношении к этому понятию («признаку»), на которое они «делятся без остатка». То есть, на основе предварительного анализа формулируется (синтетическое) понятие. Одновременно это понятие указывает направление дальнейшего анализа.
Даже наблюдение и эксперимент, как методы познания, фактически являются лишь моментами движения понятия к своему постижению и определению, а потому не представляющие самостоятельного, вне понятия лежащего, метода. Ведь научное наблюдение и эксперимент предопределены целью, которая формулируется заранее и есть пред-определенное понятие. С помощью бесцельного наблюдения никто ничего не открыл. Разве что один Ньютон с его яблоком, да и то яблоко упало на подготовленную (извините за каламбур) голову: он уже до этого события размышлял о силе притяжения. Яблоко лишь содействовало замыканию (соединению, синтезу, интуиции) цепи размышления (анализа, если хотите).
Невольно вспомнишь и удивишься гению Аристотеля, которому это, кажется, было ясно еще до нашей эры, когда он сказал: «…истинное и ложное имеются при связывании и разъединении».[1, 93]. И так далее…
Да, мы говорим о разных (по видимости – многих) методах. Но при этом нельзя забывать, что они есть только моменты всеобщего (философского, общенаучного, теоретического) понятийного метода, который один только был и является подлинным всеобщим методом научного познания. Все другие методы – суть частные методы или методики, конкретизирующие всеобщий научный метод в каком-либо конкретном применении: аналитическом, синтетическом, классифи