[666] и не [выплачены ему по завещанию.]
(54) [Перехожу к правам Манов[667], мудрейше установленным и строжайше соблюдавшимся нашими предками; они повелели приносить умершим жертвы в феврале месяце, который тогда был последним месяцем в году. Как пишет Сисенна, Децим Брут[668], однако, совершал эти жертвоприношения в декабре. Что Брут этим самым, как я выяснил, отступил от обычая предков (ибо я вижу, что Сисенна не знает причины, почему Брут не соблюдал этого древнего завета), итак, что Брут дерзостно презрел завет наших предков, мне казалось невероятным;] ведь это был, несомненно, ученый человек, и его близким другом был Акций[669]; но если древние считали последним месяцем года февраль, то Брут, по-видимому, считал им декабрь. Он полагал, что принесение величайшей жертвы умершим родным есть исполнение религиозного долга[670].
(XXII, 55) Наконец, места погребения почитаются столь глубоко, что похоронить человека вне мест его родовых священнодействий, говорят, не дозволяет божеский закон, и во времена наших предков Авл Торкват[671] вынес такое решение насчет Попиллиева рода. И если бы наши предки не повелели причислять к богам тех, кто ушел из нашей жизни, то праздниками назывались бы не «деникальные» дни (их название произошло от слова nex [смерть], так как они посвящены умершим[672]), а дни отдыха, посвященные другим небожителям. И вот, наши предки постановили совершать эти обряды в такие дни, чтобы они не совпадали ни с частными, ни с общественными праздниками. Наше понтификальное право в целом — так, как оно составлено, — свидетельствует о глубоком религиозном чувстве и об уважении к обрядам. При этом мы не должны устанавливать, когда именно оканчивается траур семьи, которую посетила смерть, каковы особенности жертвоприношения, когда Лару закалывают баранов, каким образом отрезанную кость покрывают слоем земли, каковы права, возникающие после заклания свиньи[673], с какого времени место погребения начинает считаться «гробницей» и подпадает под религиозный запрет.
(56) Мне лично кажется, что самым древним видом погребения был тот, каким у Ксенофонта пользуется Кир: тело возвращают земле, помещают и кладут его, как бы обволакивая покровом матери[674]. По такому же обряду, как мы узнали, в могиле, расположенной невдалеке от алтаря Родника[675], был погребен наш царь Нума, а Корнелиев род, как известно, вплоть до наших дней прибегает к этому виду захоронения. После своей победы Сулла повелел рассеять погребенные у реки Анио останки Гая Мария, движимый ненавистью, более жестокой, чем та, какую ему следовало бы питать, будь он мудр в такой же степени, в какой он был неистов. (57) Пожалуй, из страха, что это может случиться также и с его останками, Сулла, первый из патрициев Корнелиев, пожелал, чтобы его тело было, после его смерти, сожжено на огне. Ведь Энний пишет о Публии Африканском: «Здесь лежит он»[676]. Это верно, так как «лежащими» называют тех, кто был погребен. Но о «гробнице» говорят только после того, как совершены все установленные обряды и в жертву принесен боров. И то, что теперь совершают при всяких похоронах, дабы тело считалось «преданным земле», тогда относилось только к тем, чьи тела покрывала брошенная на них земля. И такой обычай подтверждается понтификальным правом. Ибо, пока кости не засыпаны землей, место, где было сожжено тело, еще не находится под религиозным запретом; когда же останки засыпаны комьями земли, то они считаются преданными земле, место называется гробницей, и только тогда на него распространяются многие религиозные права. Поэтому семью того, кто был убит на корабле и затем брошен в море, Публий Муций признал «чистой», так как кость такого человека не лежит на земле, но обязал наследника принести в жертву свинью: он должен соблюдать трехдневный траур и в искупление заклать свинью-самку. Если человек умер в море, находясь в плавании, то обязанности те же, но без искупительной жертвы и дней траура.
(XXIII, 58) АТТИК. — Теперь я знаю, что́ говорится в понтификальном праве, но хотел бы знать, что́ говорится в законах.
МАРК. — Очень немногое, Тит, и, думается мне, хорошо известное вам. Но все это относится не столько к религии, сколько к правовому положению гробниц. «Умершего, — говорит закон Двенадцати Таблиц, — в Городе нельзя ни хоронить, ни сжигать». Я полагаю — хотя бы уже ввиду опасности пожара. А то, что закон добавляет «ни сжигать», указывает на то, что «хоронят» того, чье тело предают земле, а не того, чье тело сжигают.
АТТИК. — А почему же после издания законов Двенадцати Таблиц прославленные мужи все же были погребены в Городе?
МАРК. — Я думаю, Тит, это были либо люди, которым, еще до издания этого закона, этот почет был оказан за их доблесть, — Попликола[677], Туберт[678], причем это преимущество было по праву сохранено за их потомками, либо такие, как Гай Фабриций[679], которые этого были удостоены, за свою доблесть будучи освобождены от действия законов. Но если закон запрещает хоронить в Городе, то и коллегия понтификов постановила, что на участке земли, принадлежащем государству, устраивать гробницу нельзя. Вы знаете храм Чести, находящийся за Коллинскими воротами. По преданию, на этом месте когда-то стоял алтарь; около него нашли дощечку с надписью «Честь»; это послужило поводом для дедикации[680] этого храма. Но так как здесь было много гробниц, то они были сравнены с землей; ибо коллегия установила, что участок земли, принадлежащий государству, не может подпадать под действие частных религиозных запретов.
(59) Другие предписания Двенадцати Таблиц, ограничивающие расходы на погребение и оплакивание умершего, в общем перенесены в них из законов Солона. «Сверх этого, — говорится там, — ничего не делать». «Костра не выравнивать топором»[681]. Продолжение вы знаете; ведь мы в детстве заучивали законы Двенадцати Таблиц как обязательную песнь; ныне никто не заучивает их. И вот, ограничив расходы изготовлением трех головных покрывал и пурпурной туники, и платой десятерым флейтистам, закон упраздняет неумеренное оплакивание: «Во время похорон женщины не должны ни царапать себе щек, ни испускать воплей [lessus]». Древние истолкователи Секст Элий и Луций Ацилий[682] говорили, что они не вполне понимают это место, но предполагают, что «лесс» — особая одежда для похорон; Луций Элий[683] же думает, что это — какое-то горестное рыдание, как показывает само слово. Такое объяснение кажется мне более правильным потому, что закон Солона именно это и запрещает[684]. Такие указания похвальны и одинаково относятся и к богатым людям и к плебсу. Это вполне сообразно с природой: со смертью имущественное различие уничтожается.
(XXIV, 60) Законы Двенадцати Таблиц упразднили и другие обычаи при похоронах, усиливавшие проявления горя. «Костей умершего не следует собирать, чтобы впоследствии устроить похороны». Исключение допускается для случаев смерти на войне и на чужбине. Кроме того, в законах говорится: что касается умащения тела умершего — обязанности рабов, — то оно упраздняется, как и всякое круговое питье. Ведь это упраздняется с полным основанием и не было бы упразднено, если бы не существовало в прошлом. Обойдем молчанием запрет: «Да не будет ни дорого сто́ящего окропления[685], ни больших венков, ни кадильниц». Но вот свидетельство того, что награды за заслуги распространяются и на умерших: закон велит без опасений возлагать венок за доблесть и на останки того, кто его заслужил, и на останки его отца[686]. И это, думается мне, потому, что в честь одного человека нередко несколько раз устраивались похороны и несколько раз постилалось ложе[687]. И вот законом было определено, чтобы и этого не делали. И так как в этом законе говорится: «И да не приносят золота», — то обратите внимание на то, с какой добротой другой закон делает оговорку насчет этого: «Если у человека зубы соединены золотом, то, если его похоронят или предадут сожжению вместе с этим золотом, да не будет это вменено в вину». Одновременно обратите внимание и на то, что «похоронить» и «предать сожжению» были понятиями разными.
(61) Известны еще два закона о гробницах: один из них касается частных домов, другой — самих гробниц. Ибо, когда закон запрещает «устраивать костер и место нового погребения на расстоянии менее шестидесяти футов от чужого дома без согласия его владельца», то это, видимо, делается во избежание пожара; из этих же соображений запрещается возжигать курения. Но когда закон запрещает, чтобы «форум», то есть вестибул[688] гробницы, «и место погребения переходили в собственность в силу давности»[689], то он охраняет права гробниц.
Вот это и находим мы в Двенадцати Таблицах — в полном согласии с природой, являющейся для закона образцом. Прочее определяется обычаем: чтобы о похоронах объявлялось, если они будут сопровождаться играми