ПАРАТОВ (Ларисе). Позвольте, Лариса Дмитриевна, попросить вас осчастливить нас! Спойте нам какой-нибудь романс или песенку! Я вас целый год не слыхал, да, вероятно, и не услышу уж более.
КНУРОВ. Позвольте и мне повторить ту же просьбу!
КАРАНДЫШЕВ. Нельзя, господа, нельзя, Лариса Дмитриевна не станет петь.
ПАРАТОВ. Да почем ты знаешь, что не станет? А может быть, и станет.
ЛАРИСА. Извините, господа, я и не расположена сегодня, и не в голосе.
КНУРОВ. Что-нибудь, что вам угодно!
КАРАНДЫШЕВ. Уж коли я говорю, что не станет, так не станет.
ПАРАТОВ. А вот посмотрим. Мы попросим хорошенько, на колени станем.
ВОЖЕВАТОВ. Это я сейчас, я человек гибкий.
КАРАНДЫШЕВ. Нет, нет, и не просите, нельзя; я запрещаю.
ОГУДАЛОВА. Что вы! Запрещайте тогда, когда будете иметь право, а теперь еще погодите запрещать, рано.
КАРАНДЫШЕВ. Нет, нет! Я положительно запрещаю.
ЛАРИСА. Вы запрещаете? Так я буду петь, господа{13}.
Мы видим интересный расклад: у Паратова цель – чтобы Лариса пела. У Ларисы цель – не петь, она хочет, чтобы ее оставили в покое. Но что обеспечивает победу Паратова? Третий участник диалога, жених Ларисы Карандышев, – ее раздражает его вмешательство, и она поступает ему назло, жестко отвечая на нарушение своих границ. Прекрасный расклад!
И тогда Шилов неожиданно и коротко, с чугунной силой ударил его в челюсть. Лемке мешком осел на землю. Егор схватил его за грудки, рывком поднял на ноги и снова ударил. Ротмистр повалился, но Егор не дал ему упасть, подхватил и ударил опять.
Лемке лежал, а Шилов присел на землю рядом, тяжело дышал, облизывая разбитые в кровь костяшки пальцев правой руки.
Наконец ротмистр тяжело застонал, приподнялся и сел, наклонив голову и обхватив лицо руками.
– Это я тебе не за себя, – глухо проговорил Егор. – Это за моих погибших товарищей…
– Х-хам, – с трудом выговорил Лемке и сплюнул.
– Где остальные? – спросил Шилов и, подождав, повторил: – Дружки твои где?
– Погибли. Когда банда на поезд напала, – медленно произнося слова, ответил Лемке.
Скула быстро опухала, из рассеченной губы сочилась кровь.
– Вы думали, так легко из Шилова предателя революции сделать? – усмехнувшись, проговорил Егор. – Думали, раз-два – и дело в шляпе? Врете, браточки! Я вас, гадов белопогонных, с семнадцатого года бил и до самой смерти бить буду.
– Х-хамлюга. – Ротмистр раскачивался и держался обеими руками за челюсть. – Жалко, тогда тебя не пристукнули.
– Где золото? – после паузы спросил Егор.
– Не знаю… – простонал Лемке и опять сплюнул. – Где-то здесь, в банде…
– В чека ваш человек окопался?
Лемке отнял руку от скулы, вытер с ладони кровь, ответил более внятно:
– Окопался… Ну и что?
– Как фамилия?
Лемке молчал.
– Быстрее соображай! – поторопил его Шилов.
– Пшёл прочь, хам! – окончательно придя в себя, ответил Лемке.
– А ты кто? – спросил Шилов.
– А я человек, – ответил Лемке и поднялся.
Шилов резко, словно распрямившаяся пружина, вскочил и снова, будто молотом, ударил ротмистра. Тот рухнул плашмя. Шилов присел рядом на корточки, спросил негромко:
– Так как фамилия?
– Х-хам!.. – снова выругался Лемке.
– Есаул про золото знает? – спросил Шилов.
– Нет.
– А если узнает? Что он с тобой сделает?
– А если он узнает, что ты из чека пришел? – в свою очередь с улыбкой спросил Лемке. – За золотом?
– А если я сам ему скажу про пятьсот тыщ, что он с тобой сделает? – улыбнулся Шилов. – Про меня он уже знает. У меня ведь брат сотником был. Мне верят. А тебе? Белопогонников теперь даже бандиты не уважают… Вышли вы из доверия, господин ротмистр. Докатились! «Союз» русского народа…
Ротмистр с трудом поднялся. Шилов продолжал сидеть на корточках, глядя на него снизу вверх. Распухшая губа перекосила лицо ротмистра, светлые, навыкате, глаза смотрели зло и твердо.
– Про барона Унгерна слышал? – спросил Лемке. – Про Галиполийские поля слышал? Про генерала Кутепова слышал?
– Так это там, ротмистр, за кордоном. Там вы водку хлещете и свою Россию вспоминаете. А у нас новая Россия, Советская. Ты про Первую конную Буденного слышал? Про Красную армию слышал? Как мы вашего Шкуро и Мамонтова трепали, слышал? Как мы вас из-под Одессы вышвырнули, слышал? То-то, ротмистр! Только барону Унгерну и атаману Семёнову не с руки, жила тонка! У нас, ротмистр, Ленин! А у вас кто? У нас, ротмистр, марксизм! А у вас?
– А у нас правда. Российская правда, – ответил Лемке. – Тебе, хаму, эту правду не понять…
– Пристрелю я тебя, ротмистр, – спокойно пообещал Шилов, доставая из-за пазухи наган.
– Нет… – Лемке усмехнулся распухшими губами и покачал головой. – Тебе нужна фамилия нашего человека в чека? Фамилию эту знаю теперь только я… И тебе никогда не скажу…
Лемке повернулся и неторопливо пошел. Шилов молча смотрел ему вслед, поигрывая наганом, хмурился. Ротмистр, отойдя на несколько шагов, вдруг обернулся, послышался его голос, полный издевки:
– Ну что ж ты? Стреляй!
Шилов продолжал сидеть. Медленно спрятал наган за пазуху.
– Боишься? – усмехнулся Лемке. – Золото найду, тогда и фамилию узнаешь, может быть… Других шансов нет!{14}
Во-первых, обратите внимание, что литературный сценарий похож на прозу: такое количество ремарок создает цельный художественный мир, что, конечно, облегчает понимание происходящего, но сужает поле для трактовок. Если режиссеру не нужно, чтобы в этом месте диалога актер хмурился, то такая подробность записи будет его раздражать. Но это так, заметка на полях.
Теперь пристально посмотрим на диалог. Цель Лемке в этой сцене – заявить о себе как о достойном противнике и сохранить свою жизнь. Лемке рискует жизнью, даже несмотря на то что шпиона в ЧК знает только он, а Шилову очень нужна эта информация. Линия Лемке – представить себя ключевым свидетелем. Как он идет к своей цели? Не обнаруживая страх. Дерзко, в общем, движется Лемке, оскорбляет Шилова много раз (дальше мы будем говорить о масках, и это маска «я сильный»). Но после первой дерзости он все же начинает сотрудничать – сообщает, что золото где-то в банде. И третий шаг – то самое обсуждение шпиона в ЧК, которое и оказывается козырным тузом в колоде Лемке. Обратите внимание, что Лемке не просит ни о чем Шилова, он не предлагает ему вместе искать золото в банде, но так представляет ситуацию, что Шилов сам догадывается, что надо бы сотрудничать, при этом оставаясь уверенным, что он, Шилов, сам до этого додумался, а не послушался Лемке.
Теперь посмотрим на цели Шилова в этой сцене. От Лемке он хочет получить информацию о том, где золото, и услышать имя шпиона в ЧК. Как Шилов двигается к своей цели? Через физическое насилие, длинные перечисления подвигов Красной армии (это не станет фильмом, слава богу, останется только на бумаге), угрозы. Срабатывает ли это? Нет, в этой сцене своих целей Шилов не добился, но произошло важное – они с Лемке как будто договорились о сотрудничестве, что, в свою очередь, в будущем приведет-таки Шилова к достижению своих целей.
Напишите диалог, в котором один персонаж хочет взять в долг деньги/вещь другого. А цель этого другого – чтобы первый оказал ему одну очень важную услугу, которую первый категорически не хочет оказывать. Можно добавить вмешательство третьего персонажа, который «сделает» победу одному из них, можно не добавлять – на ваше усмотрение. Главное, сохраните поэтапность, дайте каждому не менее трех попыток. Диалог не должен быть длинным – чем короче, тем лучше.
Глава 5Ставки
Будем ли мы переживать за персонажей, у которых все в порядке, просто им немножко скучно? Вряд ли. Наш мозг так устроен, что он непрерывно сканирует пространство в поисках информации об угрозах безопасности. Кроме того, мы учимся с помощью искусства распознавать свои собственные эмоции, осознавать их, глядя на эмоции персонажей (зеркальные нейроны), проживать их синхронно с персонажами и испытывать облегчение, разрядку от завершения цикла.
Мы видим драму всюду в реальной жизни: кто-то заболел, кто-то разорился, кто-то не может соскочить с наркотиков, кто-то потерял любовь, кто-то страстно желает состояться в профессии, но у него это никак не получается. Мы испытываем множество драм в своей собственной жизни. И мы хотим видеть в искусстве не менее сильные страсти.
Конечно, самая сильная история – содержащая угрозу жизни, потому что самая большая опасность – потерять жизнь. Мы подсознательно ищем информацию, которая позволит нам выжить в реальности. Кроме того, через искусство мы проживаем дополнительные жизни, дополнительные драмы, и такие развлечения нам не надоедают.
Итак, мы решили написать диалог с использованием инструмента «ставки». Что, кроме угрозы жизни, может быть на кону? Угроза потерять любовь, свободу, деньги, отношения, уважение среды (репутацию). Спросите себя: а какие ставки я как автор использую в своем диалоге? Что угрожает моим персонажам? Если ничего, то драму, возможно, следует усилить.
ФЕРМЕР. Полковник Ланда, это моя семья.
ЛАНДА. Полковник СС Ганс Ланда, мадмуазель, к вашим услугам. Слухи о вашей семье, которыми полнится деревня, оказались правдой. Ваши дочери, месье Лападит, одна краше другой.
ФЕРМЕР. Спасибо, прошу вас, садитесь. Сюзанна, принеси полковнику вина.
ЛАНДА. Нет-нет, вина не надо. У вас молочная ферма, могу ли я предположить, что у вас есть молоко?