Катя домой возвращается поздно — общественных нагрузок у нее тоже хватает. Бывало, зимой, когда рано темнело, Крим подзывал Илиту: «Ну-ка, дочка, надевай мою шапку, шубу, возьми ружье и беги встречать Катюшу!» Гордясь отцовским поручением, Илита спешила к мостику, что висел над Тереком. Завидев в полутьме фигурку сестры, начинала насвистывать веселую песенку. Да, у Илиты еще в детстве выработался смелый, независимый и гордый характер. С таким характером она многого добьется!
Другие дочери у старого Крима тоже хороши. Зина будет врачом, Тамара мечтает стать учительницей в родном Фарне. И сам Крим, несмотря на годы, не думает уходить на покой — сколько еще надо построить и жилых домов, и колхозных помещений. Руки у него крепкие — молодые могут позавидовать. Они уверенно держат мастерок и топор. Глаза тоже видят зорко. В общем, работу его в колхозе ценят. Считай, каждый праздник им с Амой дают почетные грамоты и премии. Нет, теперь жить можно, не то что раньше, при алдарах.
В пути от Орджоникидзе до Москвы Илита подолгу стояла у окна вагона, не переставая восхищаться и радоваться. Как велика и прекрасна Россия! Мимо проносились поля и леса, грохотали мосты, лежали закованные льдом реки, по вечерам сияли бесчисленными огнями города…
Мылыхо Цораев и другие делегаты из Осетии тоже все время тянулись к окнам, с нетерпением ожидая когда же кончится бесконечная, как им казалось, дорога. Всем хотелось поскорее взглянуть на Москву — может, только двое или трое из всей делегации и бывали раньше в столице.
На вокзале их тепло и радушно встретили, рассадили по машинам и отвезли в гостиницу. И хотя был уже поздний час, Илита и две девушки, с которыми она подружилась в дороге, решили пойти на Красную площадь, к Мавзолею Ленина.
Уже зажглись огни; бесчисленными светлыми бусинами фонари разбегались во все стороны — по улицам и площадям огромного города. Падал снег, пронзительный холодный ветер взметал белые языки и, крутя и расшвыривая их, гнал поземку по брусчатке Красной площади. Поднимались в небо шпили Исторического музея, над круглым куполом за стеной Кремля трепетал в свете невидимых прожекторов красный флаг.
А вот и Мавзолей. Илита и ее подруги остановились, не в силах отвести взгляда от больших букв на мраморе: «Ленин».
По обе стороны Мавзолея, присыпанные снегом, выстроились голубоватые ели.
Вдруг, нарушая тишину площади, звонко и сильно ударили куранты на Спасской башне. И тотчас же в воротах показались три красноармейца. Они шли, печатая шаг, по-парадному вскидывая ноги. Вот прошагали мимо Илиты и ее подруг. Вот приблизились к Мавзолею и стали на пост у дверей.
Это была смена караула.
Илита смотрела на твердые, мужественные лица красноармейцев, охранявших покой Ленина, и завидовала им. Доверили бы этот пост ей — хоть на часок!
Мрамор Мавзолея был покрыт морозным инеем, но имя вождя по-прежнему ясно выделялось на камне. Илита повторяла про себя: «Ленин». И еще раз — «Ленин», и мысленно связывала с этим великим именем всю свою небольшую жизнь: историю создания Фарна, пионерские дела, школу, поездку в Артек, работу на кукурузных полях…
В гостиницу они вернулись поздно. Илита долго не могла уснуть — ворочалась с боку на бок, вставала, пила воду. Но уснуть все же было надо: утром открывался съезд, хотелось, чтобы внимание и память были ясными. Она уснула после того, как куранты на Спасской башне пробили два. Но спала она тоже беспокойно: боялась, как бы не опоздать к открытию съезда. Утром долго расчесывала перед зеркалом волосы и заплетала свою длинную черную косу. Нарочно отпустила ее и, глянув в зеркало, удивилась: коса чуть ли до щиколотки не доходила. Потом надела специально сшитый к съезду национальный костюм с позолоченными застежками на груди, новые туфли, накинула на плечи нарядную косынку.
Одна из подруг не выдержала:
— Красивая ты, Илита!
Илита задорно рассмеялась. Ей была приятна эта неожиданная похвала.
— И ты тоже, — ответила она подруге.
Сегодня весь мир, все люди казались Илите красивыми, празднично прекрасными!
Мылыхо Цораева и других делегатов из Осетии девушки встретили в вестибюле. Мужчины тоже были в национальных костюмах. На бригадире ладно сидел белый бешмет. Черная черкеска была стянута в талии серебряным поясом; каракулевая шапка подвинута на брови; сапоги блестели так, словно хотели соперничать с зеркалом. В общем, собрался Мылыхо Цораев будто на свадьбу.
За завтраком Илита почти ничего не ела — очень волновалась. Что ждет ее в Кремле? Увидит ли она на съезде руководителей партии и правительства? В Кремль решили идти пешком, хотя у подъезда гостиницы делегатов ожидали машины. Уж очень хотелось увидеть Красную площадь при ярком солнечном свете, — день как раз выдался светлый, ясный, безоблачный.
Они шли в ярких национальных костюмах, и все прохожие оглядывались им вслед.
Вот наконец и Кремль. В вестибюле большого здания Мылыхо и его друзья скинули мохнатые бурки, приняли пальто у девушек и передали одежду гардеробщице. Потом вся группа осетин не торопясь поднялась по широкой, покрытой ковром лестнице на второй этаж. Сбоку кто-то щелкнул затвором фотоаппарата, затем еще и еще. Наверху, в большом зале, Илита увидела кинооператоров, которые суетились возле большой съемочной камеры, стоящей на трех ножках. Один из операторов случайно взглянул на Илиту и вдруг заспешил к ней:
— Простите, вы не Илита Даурова из Осетии?
Илита кивнула.
— Подождите, сейчас мы кончим съемку.
Он исчез, но на смену ему тут же появился высокий и толстый человек — тоже фоторепортер. Без лишних слов он нацелился на группу осетин своей «лейкой». Затем вспыхнул магний, вспыхнул так неожиданно, что Илита вздрогнула, и фоторепортер, сказав: «Большое спасибо!» — куда-то умчался.
Илита была смущена этим вниманием. Она растерялась и, когда группа осетин вошла в зал, свернула в сторону. Не глядя юркнула в первую же попавшуюся дверь.
Здесь тоже хозяйничали фотокорреспонденты. Они снимали большую группу людей, среди которых большинство было военных. В одном из военных Илита сразу узнала Климента Ефремовича Ворошилова. Неужели это он — человек легендарной храбрости, знаменитый командарм гражданской войны? О, точно он! А что это за человек с маленькой, аккуратной бородкой, стоящий в самом центре? Калинин! Это ведь перед ним танцевала она в Фарне! Это он хвалил ее за лихость!
Ей было неудобно стоять на виду у всех. Она собралась уже повернуться и уйти. Но в этот миг к ней быстро подошел какой-то военный.
— Вы, по-видимому, с Кавказа? — спросил он. — Сделайте одолжение, сфотографируйтесь с нами. — Он посмотрел на Калинина. — Вы присоединяетесь к моей просьбе, Михаил Иванович? Рядом с такой розой и мы, мужчины, будем выглядеть красивее!
— Конечно, присоединяюсь! — Калинин улыбнулся и, прищурившись, стал разглядывать Илиту. — Тем более, что мы, кажется, знакомы…
— Знакомы, Михаил Иванович, — еле слышно пролепетала Илита. — Вы приезжали к нам в Фарн, в Осетию.
— Вот-вот!
Илита перевела взгляд на военного, который пригласил ее сняться вместе с группой. Где она могла его видеть? Что-то очень знакомое было в лице этого высокого, стройного мужчины. Тухачевский!.. Конечно» это он! Теперь Илита вспомнила: она видела Тухачевского на портретах — и в газетах, и в журналах. Как она сразу не узнала это чеканное лицо с пристальными, умными глазами?
Когда фотографы закончили свою работу, группа распалась на несколько кучек. Люди окружили Калинина и Ворошилова, завязалась оживленная беседа. Тухачевский так и не отошел от Илиты. Усадив ее рядом с собой, он принялся задавать ей один вопрос за другим: кто она, откуда, как вышло, что такую молодую избрали на съезд, похвалил ее костюм.
Илита не очень хорошо говорила по-русски, но все же сумела ответить на вопросы маршала.
— А что вы собираетесь делать в ближайшие годы? — спросил ее Тухачевский. — По-прежнему собирать кукурузу?
— Нет. Я хочу… — Илита лишь одно мгновение помедлила, — хочу в летную школу. — Она твердо и прямо посмотрела в лицо маршалу.
— Ого! — Тухачевский, видимо, о чем-то подумал — морщинка легла на его крутом, высоком лбу. Потом с сомнением покачал головой, словно отбрасывая недавнюю мысль. — Боюсь, что не по плечу себе дело выбрали. Хотя… — Он снова задумался. — Однако зачем же бросать дело, в котором вы добились таких значительных успехов? Вы умело выращиваете кукурузу, вы даете стране хлеб — нет ничего выше и благороднее этой работы! Вот взяли бы и поступили в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева…
Илита молчала.
— Значит, не соглашаетесь со мной? — улыбнувшись, спросил Тухачевский.
— Нет, — сказала Илита. — Я буду летчиком, обязательно буду! Это моя мечта… давняя мечта…
— А вы, оказывается, упрямая девушка! — Тухачевский улыбнулся еще шире. — Ну что ж, желаю вам успеха и буду рад, если ваша мечта осуществится!
Илита чувствовала, как пылает ее лицо. Вот если бы увидел ее Харитон в эту минуту! Как она стоит рядом с Тухачевским и прославленный маршал пожимает ей руку! Интересно, что бы он сказал?
Только где сейчас Харитон? Давненько от него не было писем. Илита даже беспокоиться стала. Но, может быть, послали Харитона так далеко, что оттуда целый месяц письма идут? И это могло случиться…
Кто-то окликнул Тухачевского. Ласково попрощавшись с Илитой, он ушел.
Так начались для Илиты незабываемые дни в Москве. С утра она отправлялась в Кремль, устраивалась на одном из мест, предназначенных для осетинской делегации, и слушала речи самых знатных, самых известных людей страны. Говорили они о том, что дала народу Советская власть, подводили итоги проделанной работе, смело заглядывали в завтрашний день.
Илите посчастливилось несколько раз беседовать с Пашей Ангелиной и Марией Демченко. Обе они собирались поступать в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. Чувствовалось по их словам — крепко они любят землю, которая