Пока нянюшка очищала яйца от скорлупы, я быстро пожарила на прутиках над огнем несколько кусочков подзасохшего хлеба и несколько кусочков сыра. Вот соли у нас не было. Как впрочем, и сахара. Не нашлось в телеге ни грамма. Но яйца с солёным сыром и так хорошо зашли. А уж затируха с дюже солёным мясом тоже не нуждалась в досоле.
Мне, как нежной барышне, досталась та самая гнутая миска, Клери ела из котелка. Впрочем, и оловянные ложки были под стать той миске. На верхосытку, вместо чая и десерта, мы пили молоко с поджаренным хлебом, и это было так вкусно, куда там пирожным из лучших кондитерских Питера! А вот после было ой!
Шевелиться мне было лениво, да и спина меня доставала, поэтому я сидела, прислонившись к телеге, и перебирала наши с нянькой узелки. Нашла чистые панталоны, нижнюю сорочку, невзрачное, но из хорошей ткани платье. Вместо шелковых чулок нашлись обычные носки. Вот вымоюсь и переоденусь. А пока, кривясь, Клери драит посуду с песочком, решила расчесаться и, хоть украдкой, разглядеть свое новое лицо.
В осколке зеркала вся моя физиономия не отражалась, осколок был маловат. Но по частям я разглядела себя. Ну, что сказать? Типичная красотка американского Юга. Брюнетка, миндалевидные светло-карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Черные брови вразлет, ровные. Кожа на лице белоснежная, прямо лилейная. Видимо, без шляпки дальше прихожей не выходила. Сочные вишнёвые губки бантиком. Ямочка на подбородке, стройная шея. Дальше платье, не видно. Но и так понятно, что девица стройна, как кипарис.
То ли мне повезло с внешностью, то ли наоборот. Моя родная физиономия красотой не поражала - каштановые, коротко стриженые волосы, зелёные глаза, нос в конопушках, рот большеват, мальчишки в детстве дразнили - как у жабы. Да и с пяток лишних килограммов был, пока не уехала учиться на вольные хлеба.
Кое-как расплела косу, начала раздирать колтуны в волосах. Ох, это была очень жёсткая процедура! Особенно, когда задевала щеткой затылок. С грехом пополам вычесала из волос остатки запекшийся крови, даже легче стало, хотя голову надо мыть, и срочно. Пока рана не загноилась. Вновь заплела косу, заколола ее на макушке шпильками, которые и были у Вайолетт ранее.
Тут и Клери покончила с посудой. Подошла помочь мне с платьем. До талии оно снималось хорошо, а вот потом. Потом я взвыла на весь лес так, что оравший до этого петух захлебнулся от зависти своим кукареканьем и заткнулся. Понял, скотина, что он мне не конкурент. Охнула и запричитала нянька. Я вертелась, пытаясь разглядеть, что там у меня на спине. Клери поднесла ладонь ко рту.
-Этот изверг же вас кнутом несколько раз ударил, когда вы ему всю рожу исцарапали! Платье цело, а на спине рубцы и спина в крови засохшей! Погодите, мисс Вайолетт, я сейчас обмою спину, да сбегаю, тут листики нужные видала, вытянут боль и жар со спины.
И кто я такая, чтобы возражать? Клери помогла мне со спиной и с остальными гигиеническими процедурами, поливая чуть теплой водой из котелка. Размяла чистые листья, положила на спину. Сорочкой пришлось пожертвовать - ее мы разодрали на полосы и обмотали меня с листьями. Чистое платье, носки и туфли - и все, я готова в путь, Клери тоже торопливо помылась, переоделась, начала собирать наше имущество - посуду, остатки хлеба и сыра, несколько варёных яиц. Молоко, к сожалению, пришлось вылить, по жаре оно за день испортится. Но Пеструха вечером ещё обещала дать молока. В жестяную фляжку налили воды, которую заранее прокипятили. Мало ли какая зараза тут водится? Корову опять привязали, но верёвку сделали длиннее и свободнее, теперь она от нас не убежит. Лошадь запрягли и двинулись опять по заросшей колее.
Так мы и ехали до самого вечера. Днём остановились примерно на час, чтобы дать отдых измученным животным и перекусить самим. В ход пошли оставшиеся вареные яйца, чёрствый хлеб и сыр. Запили все это водой из фляжки и двинулись далее. По словам Клери, до поместья не так далеко, но придется останавливаться на ночь. И животные устали, и она беспокоится, что в темноте не увидит нужный поворот к плантации, и уедем невесть куда. Лучше выедем на рассвете и ранним утром приедем домой.
Я была полностью согласна с этим планом, рисковать и я не хотела. Да и оттянуть бы миг счастливого возвращения на плантацию. Как меня там примут? То, что у меня появится много странностей - это наверняка. И будут ли рады такой дочери неведомые родители? Свое попадание я уже осознала и приняла, когда первый раз увидела свою внешность. Даже ради самого крутого розыгрыша никто не будет столь кардинально менять мне лицо и тело.
Остановились на ночлег мы ещё засветло, чтобы успеть обиходить и покормить животных. Неподалеку, метрах в двадцати протекала то ли очень маленькая речушка, то ли крупный ручей. Клери уже привычно принялась носить воду, чтобы напоить всю нашу живность. Я опять покормила птиц, собрала свежие яйца, подоила корову и принялась запасать хворост. Затем и Клери присоединилась ко мне, топлива надо много, чтобы огонь горел всю ночь.
Оставив няню на заготовке дров, я решила проверить речку - вдруг удастся что-нибудь поймать на ужин? Дед Михась показывал мне, как можно ловить раков и даже рыбу голыми руками. Рыбу я ни разу так не ловила, а раков доводилось. Речка была неглубокой, мне чуть выше колена и с каменистым дном. Легла на живот, прямо на берег и всмотрелась в воду. Раков здесь точно нет, они не любят такую воду - чистую и быструю. А вот рыбки вились стайками. Но это все мелочь.
Вдруг стайка мелочи шустро сорвалась с места и бросилась врассыпную. Появилась рыба покрупнее, похожая на радужную форель. Во всяком случае, я так решила, пусть будет форель. Выждав время, пока рыбина успокоится и встанет на одном месте, я резким движением подхватила ее под жабры и выкинула ее на берег, в траву. Подождала минут десять и поймала ещё одну рыбу. Все, нам хватит и на утро. Ее можно и запечь просто в листьях или глине, если найдем.
Выпотрошенную рыбу принесла к костру. Бедная Клери уже и сказать ничего не могла, только открывала и закрывала беззвучно рот. Пока она искала глину, я решила сварить нечто вроде молочной каши из той крупы или муки. Плохо только то, что нет ни соли, ни сахара. Вернувшаяся няня с глиной, послушав мои сетования, ушла куда-то, вскоре вернулась, принеся какие-то корешки. Вымыв их и поскоблив ножом, велела бросить их в кипящее молоко, а потом вынуть. Каша будет сладкой. Я удивилась.
-Клери, ты так много знаешь о растениях! Вот и листья мне на спину нашла и корешки эти…
Клери ответила неохотно и, как бы смущаясь:
-Бабка у меня была из краснокожих, вот она и научила. Но я так, по мелочи, а бабка много чего знала.
Далее эту тему я пока что развивать не стала, у каждого свои скелеты в шкафу. Поели сладкой каши, запили молоком. Костер почти прогорел, подбросили ещё немного хворосту, с самого края костровища, в горячую золу прямо, закопали обмазанную глиной рыбу. Сейчас мы сыты, но утром надо будет перекусить.
Пока занимались всеми этими делами, ужинали, темнота, как обычно бывает на юге, упала как-то сразу, без всяких сумерек. Пора устраиваться на ночлег. Тихо потрескивал костер, иногда выбрасывая в небо сноп искр и опять тихонько горел. В чаще леса внезапно закричала какая-то птица, очень неприятно, как будто по стеклу чем-то проскребли. Сонный петух решил поддержать коллегу хриплым "Кукареку!", но я зло сообщила этому "певцу", что в суп его очередь первая. Убоявшись бесславной гибели, он испуганно икнул и затих.
Кривясь и шипя от боли, поменяла листья на спине. Они и правда помогали, боль значительно притупилась. Переплела косу на ночь и улеглась. Даже к "аромату" тулупа уже притерпелась. Человек вообще крайне приспосабливаемое существо. Клери вытянула из-под разных мешков какое-то рядно, им застелили солому, а укрылись тулупом. Сейчас было очень тепло, но под утро станет холодно, всё-таки здесь, по местным меркам, ранняя весна.
Не знаю, как Клери, а я почти всю ночь не спала. Вставала, добавляла хворост в костер, лежала, думала о том, что со мной будет дальше. Очень туманные перспективы. Но, если я правильно поняла няньку, никаких суеверий или предрассудков, даже сказок или легенд о переселении душ здесь не слышали. Да и период инквизиции и сжигания ведьм тоже давно прошел. Так что может и выживу.
Заснула я под утро и проспала часа два до того, как Клери осторожно начала меня будить.
-Мисс Вайолетт, вставать пора! Начинает светать, можно ехать! Тут не более трёх часов осталось до дома, а то и меньше. Вставайте!
Я открыла глаза. И правда, прохладно! Не хотелось вылезать из-под тулупа. Но небо уже начало сереть. Лучше и в самом деле ехать. По раннему времени есть ещё не хотелось, поэтому попили вчерашнего молока, за прохладную ночь оно совершенно не скисло. Наша живность мирно спала и никакой радости от побудки не испытывала. Лошадь вновь запрягли в повозку, привязали корову, я ее доить не стала, три часа она выдержит и так. Куры вместе с горластым петухом ещё спали, и их тоже не стали тревожить кормежкой. Выкопали запекшуюся в глине рыбу из костра, сели в телегу и потихоньку поехали, чтобы не пропустить нужный нам поворот.
Но вот и он. Клери, обернувшись ко мне, радостно сказала, что теперь до дома меньше часа езды осталось. Мы проехали примерно с полчаса, когда я почувствовала запах гари. Причем не свежего пожарища, а застарелого, устоявшегося. Меня это насторожило, а вот нянька, подхлестывавшая лошадку, торопясь добраться до безопасного дома, казалось, ничего не замечала.
Холмик, на который мы выехали, был совсем небольшой, но вид на поля открывался великолепный. Точнее, на бывшие поля. Перед нами расстилалась черная, выгоревшая дотла земля, на которой не было видно ни одного зелёного ростка. Клери схватилась рукой за грудь.
-Единый! Чем же мы так прогневали тебя! Ведь весь тростник выгорел! Как же теперь будем?
-Ты давай езжай, потом поохаем! Далеко ещё?
-Нет, вон за тем лесом и са