Дикая Софи — страница 3 из 23

буквореза. Его звали Максимилиан, прежде он был портным и привык шить мелкими стежками. Теперь он должен был вырезать из книжек принца большие буквы Е. Своими маленькими ножницами Максимилиан справлялся с этим делом быстро и аккуратно.

Как только Ян научился читать по слогам, он полюбил читать книжки, ведь из них он узнавал о том, чего в жизни никогда не видел: о небе, о лесе, о других детях. И чем больше Ян читал, тем больше работы было у буквореза. От зари до зари тот корпел над раскрытыми книгами в каморке, которую держали в строжайшем секрете от принца. Пол в каморке был усыпан вырезанными буквами Е, словно снежинками. Так что к Яну книги попадали с несколькими окошками на каждой странице — там, где прежде были большие Е, — и через них открывался прекрасный вид на следующую страницу. «Может, это такой невидимый звук, который не надо произносить вслух?» — думал Ян. Со временем он настолько привык к такому чтению, что и в устной речи стал пропускать начальные Е. Когда с этой буквы начиналось предложение, он ее не произносил. «Сть хочу», — говорил он, когда бывал голоден. «Ль — опасное колючее дерево». «Жик — опасный колючий зверь». «Го величество король — мой любимый батюшка».


Однажды Фердинанд заметил, что сын его стал как-то странно разговаривать. Разобравшись, в чем тут дело, король опять испугался.

— Плохо дело. Плохо, — заявил он слугам, как обычно собрав их вечером. — Если мы будем говорить так же, как говорили до сих пор, то принц может услышать большую Е! Ян — умный мальчик и наверняка скоро догадается, что тут что-то не так. И приложит все усилия, чтобы разгадать нашу тайну. Это ужасно! Посему повелеваю отныне не произносить букву Е в начале слов. Никаких… — тут король откашлялся, — никаких слов на эту букву ни на письме, ни вслух. Всем понятно?

Слуги — Раймунд и Станислав, насекомолов, двое рядомходящих, следомходящий и впередиходящий, носильщик по лестницам, распорядитель рыбьим жиром, одеждосогревальщик и букворез — растерянно переглянулись.

— Ваше величество, — наконец заговорил следомходящий, — я не уверен, что это мне по силам. Одним словом, не смогу я так, это и ежу понятно.

— Жу! Жу! — вдруг зажужжал король, и все слуги вздрогнули. — Это животное называется Ж, понял, еретик несчастный?..

Тут король осекся, словно прислушиваясь к собственным словам, и поправил себя:

— Э… я, конечно, хотел сказать «ретик». Ты ретик, но все-таки научишься говорить так, как я велю.

— Как пожелаете, ваше величество, — повиновался следомходящий.


Подданные короля быстро подхватили новую манеру речи, причем не только придворные, но и люди попроще. Они, конечно, были недовольны повышением налогов и ругали изнеженного принца, чья безопасность им так дорого обходилась. Но все равно какое-то время считалось хорошим тоном избегать в разговоре слов на букву Е. А когда король несколько месяцев старался не произносить опасную букву вовсе, «даж в срдин и в конц слова», многие подражали ему и в этом.

Для Изабеллы запрет Е послужил очередной весомой причиной новых перепалок с мужем.

— Это же полная чушь! — сказала она. — Какой вред может причинить ребенку буква Е?

Фердинанд заткнул уши.

— Прошу тебя, Изабелла, — сказал он со страдальческой миной, — пожалуйста, не упоминай эту… эту гадость, сли я тебе хоть чуточку дорог. Когда я слышу… это, у меня кровь стынет в жилах. Только представь, каково будет му, нашему мальчику!

— Ох, Господи Боже мой! Раз тебе это так важно, так и быть, обещаю. — Тут королева чуть вздрогнула, словно сама испугалась мысли, которая вдруг пришла ей в голову. — Но ты за это выполнишь мою единственную просьбу.

— Динственную просьбу? Какую же?

— Обещай мне, что разрешишь Яну иногда дышать свежим воздухом.

— Но где?

— На улице. Во дворе замка.

— На улице?! — Фердинанд вскочил с дивана как ужаленный. — Ты в своем уме? Ты вообще понимаешь, что ты говоришь?

— Ребенку нужен свежий воздух. Придворный врач тоже так считает.

— Мне он говорит совсем другое. Ну я му задам перцу.

— Он тебя боится. Потому и говорит то, что ты хочешь услышать.

— Напротив. Это тебе он пытается угодить!

— Так или иначе, ты не сможешь всю жизнь держать нашего сына взаперти.

Король стал ходить по спальне из угла в угол, подметая пол своим длинным пурпурным халатом.

— Ему… му щё слишком рано выходить. Только подумай, какие опасности подстерегают го во дворе. Дождь! Град! Молнии? Ветер! Или, наоборот, солнечный удар! И сколько всего летает вокруг! Пчелы, шершни, хищные птицы! И везде пылища, набьется в нос, глаза покраснеют! Да щё у нас во дворе колодец — пятьдесят метров глубиной! А рядом огромный дуб, такой старый и гнилой, что того и гляди рухнет! Я тебя спрашиваю: ты что, хочешь погубить нашего мальчика?

— Пыль, дорогой мой, есть везде…

— Прошу тебя! Пожалуйста! — перебил король. — Ты же мне обещала…

— Хорошо. Пыль… сть везде. А что касается дуба, то Яну давно уже пора увидеть настоящее дерево. И… щё, сли ты откажешь в моей просьбе, то я и впредь буду говорить ещё, если, есть, еда, ель, ежевика

— Я согласен, согласен! — воскликнул король и отер лоб рукавом. — Но мы хотя бы подождем, пока Яну исполнится семь лет. Так у нас будет время подготовиться к этому… событию.

Королева осталась довольна. «Потихоньку, шаг за шагом, — думала она, — что-то начнет меняться к лучшему». По такому случаю Изабелла открыла новую банку сливового варенья.

— Последняя, — сказала она. — Надо заказать новую партию. Когда ты успел столько съесть?

Фердинанд смущенно молчал. Издалека доносились хлопки насекомолова. В соседней комнате уже спал Ян, храпел в кресле Станислав, а дежурный Раймунд изо всех сил таращил глаза, чтобы не уснуть.

Глава 4, в которой принц узнаёт, каким зеленым бывает дерево, и, к сожалению, вынужден научиться сморкаться


На седьмой день рождения Яна светило солнце. Оно теперь не пекло, как летом, а приятно грело. Ян уже много недель с нетерпением ждал первого выхода из замка. Он часто стоял перед заколоченными окнами и гадал, каково будет там, на улице, окажется ли небо, которого он видел так мало, и в самом деле таким огромным и голубым, как его описывают в книгах.

К полудню принца одели в самую теплую одежду, которую перед этим два часа грел на своем теле одеждосогревальщик. Нянечка натянула на уши Яну расшитую золотом шапку, замотала шею шерстяным шарфом и надела ему рукавицы.

Свита принца выстроилась перед выходом в предписанном королем порядке. Во главе колонны встал путеуборщик, в двух шагах за ним. спиной вперед — впередиходящий, третьим следовал укутанный принц, по бокам от него — рядомходяшие, а сразу же за спиной — следомходяший. Завершали процессию Раймунд и Станислав, обязанные вмешаться при малейших признаках опасности. Король встал позади всех, дабы наблюдать за движением всего отряда. Он глубоко вздохнул и скомандовал: «Вперед!»

Ян никогда прежде не бывал у самых ворот замка и теперь разглядывал кованые железные узоры на них. Король Фердинанд, вспотевший от страха, помедлил и крикнул: «Открыть ворота!» Путеуборщик налег на тяжелую створку.

Столкнувшись с сияющей стеной света, Ян сразу почувствовал, насколько теплее снаружи. Он зажмурился и шагнул вперед, на мощеный двор.

Там его уже ждали мама и нянечка. Колодец во дворе заранее накрыли решеткой, всю крапиву повыдергали, а по углам расставили солдат с ружьями, направленными в небо на случай появления хищных птиц.

Постепенно глаза принца привыкли к яркому свету. Он медленно повернулся, изумленно оглядываясь. Какое синее небо! Как высоко плывут облака! Какое большое, зелено-золотое дерево у колодца! В воздухе пахло чем-то незнакомым, одновременно горько и сладко. Голоса вокруг звучали совсем не так, как в замке. А за голосами — или даже вперемешку с ними — казалось, весь мир жужжит, щебечет, стрекочет. Слишком много всего. Ян закрыл глаза и покачнулся. Слуги тут же подвели его к специально приготовленному креслу и усадили. На плечи принцу накинули бархатную накидку, а распорядитель рыбьим жиром, утром назначенный по совместительству затенителем, раскрыл зонтик над головой подопечного.

Вся прислуга, король и королева озабоченно обступили принца.

— Тебе нездоровится, сынок? — спросил Фердинанд.

— Тебе нравится на улице, Ян? — с ободряющей улыбкой спросила Изабелла.

Ян кивнул и открыл глаза.

— Вы не говорили мне, что мир разделен пополам.

— Разделен пополам? — переспросил король.

Ян указал рукой в рукавице сначала на ту половину двора, что была в тени, а потом на другую, залитую светом.

— Это просто свет и тень, — сказал король.

— Вот как, — удивился Ян. — В замке тени гораздо бледнее.

Тут он указал на зонтик:

— А почему вы забираете у меня свет?

— Чтобы ты не получил солнечный удар, — ответила Изабелла. — Это, пожалуй, единственная разумная мера предосторожности. Ты ведь совсем не привык к солнцу.

— Мне жарко. Зачем вы столько всего на меня надели?

— Чтобы ты не простудился, — сказал король.

— Но уж хотя бы варежки можно было бы и снять, — недовольно заметила королева. — В конце концов, на дворе только сентябрь.

— И речи быть не может! Все меры безопасности подлежат исполнению без исключения. Береженого Бог бережет!

Ян уже не слушал отца. Его взгляд снова и снова возвращался к дереву, росшему из маленького клочка непокрытой камнем земли. В листве играли солнечные лучи и легкий ветерок. Никогда еще Ян не видел столько красоты и жизни.

— Так, значит, это… дерево, — сказал Ян, указывая на дуб.

— Точнее говоря, ваше высочество, это дуб, — поправил ученика Раймунд.

— Я хотел бы постоять там, — сказал Ян, — под этой зеленой крышей. И хотел бы потрогать дуб, там, где он такой коричневый и в трещинах.