– Я не люблю Бельмондо, – сказал он настороженно.
– Я тоже, – соврала я (как можно не любить Бельмондо?). – Поэтому мы пойдем на «Фанфан-тюльпан».
– Серьезно? – прищурился он.
– Да. Начало в пол-десятого. В малом зале.
– А до того?
– А до того мы пропьем то, что останется от билетов. Или проедим. Я, кстати, хочу есть. А вы?
Меня несло. И я уже знала, что он согласится.
И он согласился.
Мы купили билеты и поднялись в кафе на втором этаже. Есть здесь кроме пиццы было нечего. Но зато пицца наличествовала не то шести, не то семи видов.
Сделав заказ, мы уселись за столик возле большого панорамного окна, из которого открывался замечательный вид на площадь перед кинотеатром.
– Меня зовут Инна, – храбро сказала я, когда официант поставил перед нами тарелки и отошел от стола. – А вас?
– Игорь, – после паузы, словно нехотя ответил он.
Я никак не могла его раскусить. То ли он гипертрофически застенчив, то ли самовлюблен до одури.
Ну да ладно. Главное, он сидел передо мной, я знала, как его зовут, и могла всласть любоваться этими прозрачными зелеными глазами.
Надо же быть таким красивым! Что же мне делать с тобой, сокровище мое?
Как там говорил Лосев? «Человеку интересен прежде всего он сам»?
– А расскажите, пожалуйста, о себе, – попросила я, непринужденно откусив гигантский кусок пиццы и чуть не уронив маслину на джинсы.
В отличие от меня он сначала прожевал, прежде чем осторожно поинтересоваться:
– А что вы хотите обо мне знать?
«Все!» – чуть не вырвалось у меня. Но я сделала вид, что задумалась, и через пару секунд решила:
– Ну… Скажем… Что вы любите, чем увлекаетесь?
Игорь пожал плечами.
– Да ничем особенным.
Странно. Я-то была уверена, что он альпинист, или байдарочник, или еще какой-нибудь экстремал.
– Так не бывает, – не сдавалась я. – Каждый человек чем-нибудь увлекается. Вот я, например, спорт не люблю, зато люблю театр. Особенно балет. Хотя драматический театр тоже очень люблю. А еще изобразительное искусство…
Тут я вовремя сообразила, что начала, говоря словами Лосева, «перетягивать одеяло на себя», и осеклась.
– Ну, хорошо, – признал Игорь. – Спортом я тоже не увлекаюсь. Хотя пару раз в месяц играю с друзьями в волейбол. Вообще-то я люблю читать.
– Да? – искренне изумилась я.
Вот уж не ожидала!
Его позабавило мое изумление, а я сначала смутилась, но потом быстро оправилась:
– А какие книги вы любите?
Если он ответит, что детективы, я его все равно прощу.
Хотя, честно признаться, я сама время от времени почитываю хорошие детективы. Ну, там, Дика Френсиса. Или Чейза.
Но он меня снова удивил:
– Разные. Но предпочитаю не художественные. В основном публицистику. Что-нибудь историческое – из истории культуры, религии. Мемуары, наконец.
Ого! Вот тебе и крестоносец.
Да он просто клад, если не врет! Сейчас проверим.
– А что из прочитанного за последнее время вам запомнилось больше всего?
Он задумался. Я жевала, с интересом ждала ответа и следила за изменениями его подвижного выразительного лица.
– Ну… Пожалуй, «История русской культуры ХХ века» Соломона Волкова. Не могу сказать, что очень понравилось или что я во всем согласен с автором, но было интересно.
С ума сойти! Да я же взахлеб прочитала эту книгу с месяц назад с точно таким же результатом: спорно, неполно, но безумно интересно!
Я принялась выспрашивать, с чем именно он не согласен. Мы немного поспорили про Максима Горького, напрочь разошлись во мнениях относительно Фадеева, зато сошлись по поводу Никиты Михалкова.
За такой приятной беседой время пролетело незаметно, мы увлеклись и даже слегка опоздали на начало фильма.
Бр-р-р! После духоты кинозала на улице показалось довольно свежо.
– Холодно? – спросил Игорь.
Я кивнула и обхватила себя руками. Он снял пиджак и отдал его мне. От пиджака пахло сигаретами, хорошим одеколоном и чем-то еще. Какой-то странный необычный запах – не то клей, не то краска. Я не поняла, что это, но мне понравилось.
– Пойдемте к машине, я отвезу вас домой, – вежливо, но не слишком охотно предложил он.
– Да мне тут недалеко. Лучше проводите меня, а то я маньяков боюсь, – заявила я, честно глядя ему прямо в глаза.
Он внимательно посмотрел на меня, словно пытался понять, нет ли в моих словах скрытого смысла. Разумеется, его там не было.
– Ладно, – согласился Игорь. – Ведите.
И мы пошли в сторону моего дома.
По дороге мы снова немного поспорили относительно того, был Фанфан-тюльпан тупицей или романтиком. Я, конечно же, считала, что тупицей, хоть и очень милым. Ну как можно три четверти фильма не обращать никакого внимания на Джину Лоллобриджиду у себя под носом!
Ни возле дома, ни в подъезде не горел свет. Как обычно.
– У вас что – всегда здесь так темно? – спросил Игорь.
– Почти, – призналась я.
Чистоту в подъезде мы с Бруно гарантировали, но уследить за всеми, кто тырил лампочки, конечно же не могли.
Он подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.
– Я не езжу на лифте, – честно сказала я.
– Почему? – удивился он. – Боитесь?
Я замялась.
– Не то чтобы боюсь… Просто он застревает в самый неподходящий момент. Правда-правда!
Мне очень нравился этот мужчина. Но даже с ним я не желала застрять в лифте.
Мама называет это «клаустрофобией». Не знаю, как это называется на самом деле. Возможно, я просто не люблю лифты.
– Ну что ж… Пойдемте пешком. Так и быть, провожу до квартиры, – вздохнул он. – Надеюсь, вы не на последнем этаже живете?
– Нет, – с сожалением признала я. – На шестом.
Как я ни тянула время, но все же неспеша, с многочисленными остановками мы добрались, наконец, до шестого этажа и встали у моей двери.
Ну вот и все. Я не знала, как его удержать, и мне хотелось плакать.
– Спокойной ночи, – сказал Игорь. – Больше не теряйте свой кошелек.
– Спасибо, что вернули его, – с трудом произнесла я. – И что сходили со мной в кино. И спасибо, что читали Соломона Волкова.
Он смотрел на меня, не мигая. А я сделала шаг вперед и поцеловала его. Поцеловала так, как никогда в жизни никого не целовала.
И ничего не произошло.
Я с трудом оторвалась от его сомкнутых губ, на ощупь нашла в сумке ключи, сказала «До свидания» и заплакала, только когда закрыла за собой дверь.
Глава 9
Плакала я, наверно, часа два. Потом пошла в ванную, умылась и легла в постель, наивно полагая, что смогу уснуть.
Сна, разумеется, не было ни в одном глазу. Я лежала в темноте, слушая, как похрапывает Бруно в коридоре, и боролась с отчаянием, накатывавшим тяжелыми черными волнами.
В голове было странно пусто – практически ни одной мысли. Лишь изредка мелькали разные картинки, почему-то черно-белые, словно кадры старого немого кино.
Вот мы сидим за столиком кафе, и я смотрю в холодные прозрачные глаза. Вот идем по улице. На мне его пиджак. Вот прощаемся возле двери в мою квартиру…
И за что мне такое наказание?
Ближе к утру я всерьез стала рассматривать различные варианты расставания с жизнью.
Веревку и выбрасывание из окна я отмела сразу. Во-первых, я боюсь боли. А во-вторых, это как-то неэстетично.
Резать вены тоже не лучший вариант. По тем же самым причинам.
Лучше всего будет просто уснуть и не проснуться. Выпить, скажем, стандарт снотворного. Интересно, что пьют в таких случаях? В Интернете, что ли, посмотреть…
Разгулявшееся воображение услужливо разрисовало мне во всех подробностях, как я лежу на кровати мертвая – разумеется, прекрасная и безмятежно улыбающаяся. Вокруг убитые горем родственники, друзья, соседи.
Ну, насчет соседей я все же не уверена…
А родители, конечно, очень расстроятся. Но скоро придут в себя. Они еще молоды. У обоих все в порядке с личной жизнью, оба занимаются любимым делом. К тому же у папы есть дача, а у мамы – кошка.
А как же Бруно? Что будет с ним?
Я вдруг вспомнила одну давнюю, из детства, историю про собаку, которая не знала, что ее хозяин умер, и не то двенадцать, не то четырнадцать лет ходила куда-то (кажется, на вокзал) встречать его. И мне стало так жалко Бруно, что я чуть снова не расплакалась.
Он, наверно, что-то такое почувствовал, потому что пришел ко мне в комнату, сел возле кровати и, вытянув морду, понюхал мои волосы. Я обхватила его за шею, притянула к себе и все же разревелась.
Как ни странно, но мне стало легче.
За окном давно рассвело. Я выбралась из постели, умылась, и мы с Бруно пошли на прогулку.
Вернувшись домой, я затеяла небольшую постирушку. Затем сварила себе макароны, а Бруно суп. Потом забралась с ногами в кресло и принялась тупо смотреть в телевизор, прыгая по каналам.
А через час пришел Глеб.
– Что стряслось? – с порога закричал он, врываясь в квартиру.
Я глядела на него, хлопая ресницами, и не понимала, о чем он.
– Ты почему вчера не пришла? – продолжал кричать он. – И телефон не отвечает!
И тут я вспомнила. Мы же с ним вчера собирались на выставку! У меня это напрочь вылетело из головы.
– Где твой сотовый? – спросил Глеб, оббежав квартиру и не найдя ничего подозрительного.
Я послушно пошла к сумке и достала телефон. Так и есть – батарея разрядилась, и он отключился.
Глеб все говорил и говорил: про то, что я его подвела, что со мной сплошная нервотрепка, и что вообще-то у него на вчера и сегодня были совсем другие планы…
Я смотрела на него и никак не могла уразуметь, что он тут делает. Зачем он здесь?
– Знаешь что? – сказала я, вклинившись в маленькую паузу в его монологе. – Иди домой. Спасибо, конечно, что беспокоился обо мне. Но все же – иди домой.
Он растерялся и замолчал.
– Хорошо, – согласился он через некоторое время. – Ты, похоже, не совсем здорова. Поговорим завтра.