кунды, но гобой почувствовал это и вовремя вступил — ничего страшного… наша машина чуть не застряла и ужасно скользила… а он, как он вернулся обратно, как вообще успел, он высадил меня на углу… а снег все сыпет и сыпет, и я представляю, как бы я осталась там, у подножия горы, и снег засыпал бы нас обоих… если честно, я бы даже пропустила этот концерт и навсегда осталась перед горящим камином, от дров отскакивали бы искры, словно воспламенившиеся снежинки, в которых я бы сгорела, потому что его руки… у этого человека совершенно гениальные пальцы, как он прикасается ими, господи, какое туше, он как будто разгадал, уловил душу скрипки, ему в ней так комфортно, что забываешь даже о его виртуозности… но все же — Амати это или Гварнери?.. я ненавижу, когда мне не отвечают, но не позволю испортить себе концерт, нужно лишь избавиться от неприятного чувства, что он рядом и излучает гнев, а ведь он сам скрипач и должен бы чувствовать душу, смягчиться, но меня это уже не волнует, и как только окончится концерт, я все ему скажу… все-таки лучше признаться во всем, хоть будет за что злиться, ведь он все же привез меня вовремя, почти к самому началу, чтобы у меня не было неприятностей, и мы даже не успели поцеловаться… я захлопнула дверцу машины и побежала — и сейчас мне как-то не по себе, словно без этого поцелуя я провалилась в неожиданную паузу, заряженную звуком тишины, и не могу оттуда выбраться… а сейчас прозвучит та самая тема, от которой мне всегда становится грустно, и он так развернул ее, раскрыл так широко, словно хочет обнять весь оркестр, просто вобрал его в свой звук, матовый, всепроникающий, этот звук захватил и меня, никогда я не переживала ничего подобного, его руки прикасаются к скрипке еле-еле — никакого усилия, никакого насилия, просто какое-то волшебство, волны следуют одна за другой… а его пиццикато сорвались вниз, а потом снова карабкаются вверх — и тут музыкальная волна как бы замирает — интересно, какие каденции он сыграет?.. разумеется, свои собственные, в них музыка так неспешно набирает силу, расширяется до тремоло, после которого он успел дождаться фразы — в невероятно выверенной паузе, чтобы подхватить ее, словно вытягивает ее из меня, боже мой, какое чувство кульминации… это потрясающе… нет, я никогда не ощущала такого слияния в конце последнего аккорда, за которым нет завершения и просто следует Andante… я счастлива, что слышу это, счастлива и прямо признаюсь ему, что люблю другого и что мы должны расстаться, потому что не могу так жить и на своей коже все еще ощущаю его запах… а сейчас уже все смягчилось, как будто воздух затих, и в этом продолжительном звуке его пальцы трепещут, едва прикасаясь к струнам в нежном вибрато… оно отзвучит так безвозвратно и угаснет вместе с кларнетом в глубоком стоне, но я знаю, что его разбудит флейта — господи, это прекрасно! И почему я должна страдать, почему просто не рассказать ему о том, как бьется огонь в камине, разбрызгивая искорки света, теплые отблески которого обнимают мое тело, и в моей душе светлеет, даже сейчас, стоит лишь подумать об этом… и волны стекают вниз, а потом снова поднимаются — как он взял этот флажолет, да и не только этот, их целая вереница, они возникают в воздухе и совсем зримо рассаживаются на невидимых нитях в пространстве… и все-таки — что это за скрипка? Какие руки! Так Амати или Гварнери? — уже не важно, потом пойму, может быть, в программке будет написано, сначала было не до того, и когда мы вошли в зал, свет уже погас и все ждали первой ноты… нет, я не хочу, чтобы он заканчивал играть, литавры скоро возвестят конец тем самым угасающим тремоло, и на а-струне, а потом на е зазвучат последние трели — должно быть, это Амати, хотя все же у ее а-струны нет того тембра, такого специфического тембра — он всегда такой ласковый и словно увлекает вниз… так что, возможно, это Гварнери… и мне так хочется плакать, потому что все закончилось и публика уже сходит с ума, аплодирует восторженно, но я хочу снова вернуть время назад, снова и снова… интересно, а что он исполнит на бис…
… бис… бис…
Господи, милый, это было невероятно, невообразимо, никто не раскрывал меня так, не проникал, да, он буквально проник в меня — ты слышал когда-нибудь более нежные пальцы? Мне не хочется домой в эту зимнюю сказку, так романтично вокруг… ты не хочешь пройтись — твоя мать не откажется посидеть с детьми… кстати, когда мы входили, ты не ответил, что это за скрипка, я даже подумала на миг, что ты сердишься на меня, но ты же видишь… этот снег… Так Амати или Гварнери?
— Маджини, дорогая… я специально тебе не сказал, чтобы ты попыталась отгадать сама… ты никогда не научишься их различать… просто у тебя нет слуха, мое сокровище…
— Все же главное — наслаждение… как звучит…
КОНЦЕРТ ДЛЯ СЛОВА № 2
… ну вот, наконец можем воочию лицезреть это чудо, идола моих учеников, искушенных его нездоровым совершенством, этого соблазнителя,
и как мне их переубедить?
Я вижу в зале по крайней мере пятерых, они явно впали в экстаз от его кремовых туфель, кремового костюма… вырядился, как клоун… никакого уважения…
этот мир… этот впавший в безумие мир… хлопают неистово… все как с ума посходили…
первое «ля» концертмейстера, первое «ля»… он отвечает:
кварта,
квинта,
септима… главное, чтобы е-струна не была ниже…
Нет, все идеально, звук совершенен, я всегда думал, что некоторые Маджини даже лучше, чем Страдивари, и цвет у них другой, и тембр — ярко-красный, кровавый, представляю, что можно извлечь из такого экземпляра… так и хочется прикоснуться к головке, декам, шейка просто изумительна, гриф слегка приподнят, он выше и длиннее… на целых два сантиметра длиннее… говорят, что все ее волшебство именно в резонаторных отверстиях — эфах, а я так и умру… мне ни разу не удалось хотя бы прикоснуться к такой… у нас тут есть одна, но она прячет ее… и сама не концертирует, а была хороша… очень хороша… наверное, благодаря скрипке… и я собственным уже ученикам, пока они терзают свои кремоны, всегда говорю — главное, дети, скрипка… и особенно — ее душка… душа…[1]
… сейчас он начнет, начало — самое важное, все идет отсюда, все сконцентрировано в первом звуке… здесь у тебя нет права на ошибку… первая фраза… ну, а провалишься… так я им говорю…
… ну давай, поднимай смычок
… он поднял смычок…
… черт бы их побрал… вот так всегда… какие-то идиоты, дилетанты, неучи… именно сейчас им приспичило входить… скрипят креслами прямо передо мной, и я не могу услышать самое важное в начале концерта… мужчина и женщина — она в каком-то свитерке, брюках… мир опошлился до предела… ну как можно — опаздывать и появляться здесь в свитерке… все стихло, сейчас случится самое важное — и тут на тебе… скрип… хлопают сиденьями, появляются спины — никакого стыда… невежи, где им знать, как важен первый звук, второй, сочленение фразы, его можно только услышать, и если услышал, то все ясно — ты летишь — музыка уже взлетела вверх, а внутри — весь код… дикари чертовы…
… наконец-то уселись, наверное, и не испытывают неловкости, а рядом с ними совсем юная пара продолжает шептаться… безобразие… причем его я знаю, молодой скрипач, подает надежды, шепчет… нет, все пропало, а я так ждал и вот — пропустил, так хотел услышать именно этот нюанс… как он исполнит фермато… это так трудно — точно почувствовать, как долго его держать…
небольшая пауза, он сделал вдох…
да, его скрипка поет, это так похоже на голос человека, она дышит, дышит,
а женщина передо мной все никак не успокоится, оглядывается по сторонам… ну конечно… эти приходят неизвестно зачем, смотрят, кто еще в зале, и этот свитер, ну как можно, полное неуважение, впрочем, с ней все ясно — как и с его светлыми туфлями и кремовым костюмом… он специально так делает…
… и никакой классики…
… никакой классики…
… но звук прекрасен, если вслушаться как следует, сразу можно выделить голос скрипки, эта прелестная Маджини буквально парит над всеми, и весь оркестр подчиняется ей, он буквально на коленях перед ней… а она звучит как-то смугло, я не задумывался раньше, но Гварнери, например, явная блондинка… хотя нет, тут род иной, скрипка, в сущности, мужского рода, она так мужественна… хотя нет, ерунда какая-то…
и скользит в тонах, как будто проникает в них — но если порассуждать: где тон, а где скрипка, как, в сущности, происходит их слияние и кто точно кого… а вот лигатура у него не получилась, он вообще ее не заметил и повторил тон, хотя в партитуре она есть… молодые ни с чем не считаются, приходится им повторять — точность, точность в знаках, дети, эти знаки — как альфа и омега, внушаю я им, но их развращает джаз, в котором можно все и нет никаких правил… хотя я не совсем справедлив… эта фраза… волшебно… и даже спина женщины передо мной вздрогнула, словно и она может слушать… я видел… свитерок шевельнулся… ну разве так можно? Как будто не в храм, а в горы… камин бы ей и медвежью шкуру… а мужчина с ней, он-то как с этим мирится, если вообще мирится… эти наши оркестры, нет, никогда они не научатся… всегда что-нибудь да испортят, литаврам нельзя так громыхать, они должны быть более приглушенными, а тромбон… по-моему, он просто осрамился, причем, точно перед кульминацией, сфальшивил как раз тогда, когда скрипка готовится к самому главному, а именно в этом месте все должны быть безукоризненны, чтобы она включилась в полную силу… вот так, как будто буря нежности…
Маджини
Маджини
Вирджиния… просто имя, но как раскрывается, показывает себя, и оно — единственное в мире… другого такого инструмента нет, сейчас в соло он покажет свои возможности по части каденций, выразит свою суть с помощью рук…
а она — в свитерке… поэтому мужчины сейчас так несчастны, они несчастны — просто нет настоящих женщин… а он уже вошел в каденции, в сущности, исполнил их почти блестяще, не могу не признать… хотя что-то меня беспокоит, что-то не так… конечно, эти каденции — его собственные, все великие всегда создают свои каденции, а он явно считает себя великим… нет, так нельзя… какая-то чрезмерность… а все вроде бы восхищены… озарения нет… только техника, и она совершенна — этого я не могу не признать — техника совершенна, и как по волшебству состязание тонов сейчас прекратится, словно ветер прошелестит, в конце очень осторожно вступит оркестр, в согласии со всем… да, просто подтверждает его гениально… партитура гениальна… и сейчас… сейчас…