– Я старший сын в семье, и все считают, что я должен возглавить семейное предприятие. Мы люди старомодные, и, возможно, это связано с тем, как много усилий приложила моя семья, чтобы достичь успеха. – На его лице появилась тень, которая была единственным признаком того, что Сандер что-то скрывает. – Моим брату и сестре тоже хочется присоединиться к делу, но им необязательно это делать. Ранее все исходили из того, что я возьму на себя ведущую роль и стану исполнительным директором, когда придет время. Это может случиться через десять или пятнадцать лет. Но именно к этой позиции меня и готовили. Мне нужно вырасти и пройти через разные этапы. Образование в Британии было первым шагом. – Он устремил свой взгляд вдаль. То, как Сандер говорил, растворило тяжесть в моей душе, за что я и была ему благодарна. Хотя чувствовала, что такой же груз лежал на его плечах, словно пальто.
– А ты сам хочешь этим заниматься? – осторожно спросила я.
– Как и ты, я не знаю ничего другого. Я учился, чтобы соответствовать ожиданиям. Я закончил практику, чтобы соответствовать ожиданиям. – Он пожал плечами. – Моим единственным бунтом был длинный язык и легкомысленная личная жизнь. Чтобы казалось, что мне на все плевать. Словно… меня ничто не беспокоит, словно жизнь – одна сплошная комедия.
– Но ты не такой, – сказала я и долго смотрела на Сандера, ничего не говоря. Глубина в его взгляде вызвала трепыхание бабочек в моем животе.
– Это так, – тихо произнес он. – Я даже не думал, что мне так понравится поход. Люди, разговоры, природа… – Он снова посмотрел на меня и в этот раз промолчал. Да и не нужно было ничего говорить, я все прочитала в его взгляде: «Ты».
Внезапно я почувствовала, как между нами возникла особая близость, и ощутила исходящую от Сандера силу. Словно нормально облокотиться на его плечо и заплакать. Словно он рядом со мной. Как скала.
Но это была ложь, иллюзия. Еще три дня, и он уедет. Мы долгое время ничего не говорили, а я думала о строчках, написанных мамой. Прокручивала в голове отдельные фразы, надежды, которые она питала, – и меня поразило ошеломляющее осознание, что для ее надежд очень быстро стало слишком поздно.
Я вздохнула.
– Ты когда-нибудь задавался вопросом, на самом ли деле ты счастлив заниматься тем, что делаешь?
19Сандер
Казалось, что уже прошло полночи, когда я наконец решил отбросить все мысли о здоровом сне и послушать птичий концерт за окном. Мы гуляли еще четыре часа, но, к разочарованию Джулии, так и не нашли медведей, леммингов или северных оленей. Я видел, как Нора незаметно отвела Вилму в сторону и передала ей предметы гигиены. По просьбе Норы, я держался от нее на расстоянии. Девушка хотела побыть одна, отдохнуть. Насколько это было возможно, учитывая, что она инструктор нашей группы.
Все это время в моей голове крутились вопросы Норы, словно туманный сон. Я не помнил, что ответил. Ответ состоял из пикселей, словно плохая фотография.
Я вспомнил слезы в ее глазах, грусть во взгляде, нежность кожи под моими пальцами. Свое желание просто успокоить ее, быть рядом. И переполняющее меня ощущение, что этого недостаточно.
Никакое объятие в мире не заберет боль из-за потери родителей. Как и подарок, который так внезапно упал ей на колени.
Что-то в Норе заставило беспокойство внутри меня замереть. Черт.
Положив руку под голову, я продолжал смотреть на красивую обшивку потолка деревянными досками. Грудь вздымалась и опускалась от глубоких вдохов. Рядом с Норой я чувствовал себя самым крупным мошенником в мире. Каждый раз, когда она смотрела на меня, казалось, что она видит меня насквозь.
Именно поэтому я был таким немилосердно честным. С ней. С самим собой.
Усталость овладела мной, но я не мог заснуть, потому что в голове роились мысли о событиях прошедшего дня. Череп раскалывался.
Все в этом месте пахло свежестью и чистотой. Словно гора из хлопка, жасмина и лаванды. Огромные подушки с простым узором из цветов были слишком мягкими, но мне это не мешало. Как и скудный, словно спартанский, деревянный интерьер, потому что все было украшено с любовью: шерстяное покрывало на стуле, яркие высушенные цветы этого региона в пастельно-зеленой вазе, уютные занавески.
«Мило» – это слово, которое я не ассоциировал даже с роскошными отелями или собственным домом. В моих воспоминаниях все было совершенно не уютным и не располагающим к комфорту.
«КОСГЕН», Kos, название нашего семейного предприятия, не просто так состояло из этих трех букв, которые имели глубокое значение. Анаграмма нашей фамилии. Просто и умно.
Я заставил себя встать, открыть окно и позволить чистому горному воздуху ворваться в помещение. Вокруг деревьев на краю леса все еще витал утренний туман, и на улице было удивительно тепло.
Было шесть утра, судя по моим наручным часам. Я колебался. Раньше я никогда бы не рискнул заглянуть за занавес, туда, где проходила моя настоящая жизнь. Тут все было по-другому.
Время текло по-другому. Ценности были другими.
Когда я впервые за десять дней проверил все соцсети, сердце рухнуло вниз. Скандал все еще обсуждали. То тут, то там появлялись видеозаписи, теории о купленном заявлении. Теории о моем местонахождении.
Я пролистал комментарии, хотя это оказалось плохим решением. Слишком токсичные.
Увидев достаточно, я снова закрыл приложение. Даже если эта проблема не мучила меня постоянно, сейчас мне стало понятно, сколько понадобится времени, чтобы снова вернуться к нормальной жизни.
Элли: Вчера вечером я готовила ирландское рагу и вспомнила о тебе. Все хорошо?
Увидев сообщение Элли, я невольно улыбнулся. Значит, сестра попробовала рецепт ирландского сокурсника из Кембриджа, который я как-то ей прислал. Я ответил честно, но туманно. Ничего конкретного, за что Элли могла бы ухватиться. Потому что она, наверное, была одной из немногих людей, которые знали, какой я на самом деле.
Элли: Ты специально говоришь общими фразами?
Александер: Почему тебе всегда удается заглянуть мне в голову?
Элли: Проклятье это или благословение – вот в чем вопрос. Почему ты уже так рано на ногах?
Александер: Могу задать тебе тот же вопрос.
Элли: Ты же понимаешь, что не ответил ни на один из моих вопросов, да?
Александер: Да?
Элли: САНДЕР!
Я сфотографировал свою наглую улыбку.
Элли: О, хорошо выглядишь.
Нахмурившись, я постарался расшифровать фразу. Что она хотела этим сказать?
Александер: Это сейчас не было вопросом?
Элли: Нет, это просто констатация фактов.
Александер: Ты совершенно бесстыдна, когда общаешься виртуально.
Элли: Мое виртуальное «Я» – это просто я, когда нахожусь в состоянии алкогольного опьянения. Не будем об этом. Я так рано проснулась, потому что всю ночь думала о новом рецепте. Для dinkelbutterkekse[27], но с белым шоколадом. Знаю, для еды еще рановато, но я хорошо его себе представляю. Классика, и все же есть отличия. Я думала, что через две недели ты вернешься в измотанном состоянии, но ты выглядишь отдохнувшим. Походы все же не настолько изматывающие?
Александер: Спроси лучше все мышцы в моем теле, особенно в заднице. Не знал, что и там может свести мышцы. А с каких пор ты снова печешь?
Когда-то Элли с большим энтузиазмом занималась выпечкой и постоянно находила новые идеи для создания десертов. Но в какой-то момент эта страсть угасла. По неизвестной причине.
Элли: Подумала, что можно снова попробовать. Так у тебя все хорошо?
Она неловко уклонилась от ответа, но я не стал настаивать, так как Элли не любила, когда кто-то задавал ей вопросы.
Александер: Да, у меня все хорошо. Тут все не так, как я себе представлял. Действительно весело, особенно проводить время и общаться с разными людьми.
Элли: Это звучит… замечательно и идеально подходит для тебя.
Александер: Правда?
Теперь я был удивлен.
Элли: Да. А теперь мне нужно немного поспать, а то телефон выпадает из руки, пока я сижу. Насладись оставшимися двумя днями. Рада за тебя.
Александер: И я за тебя.
Вздохнув, я опустился на подушки. Мне все нравилось в этой чертовой сложившейся ситуации. Давление, последствия, ожидания и гнетущее молчание тех, кто ничего не сказал. Людей, которых я знал по учебе или определенным кругам в Осло.
Их молчание было таким громким, словно они стояли рядом со мной с громкоговорителем в руках и орали мне в ухо. Возможно, они просто были безвольными. Или боялись испачкать себя моей сомнительной репутацией. Или не знали, что говорить. Вот это я мог понять. Тем более они, наверное, недостаточно хорошо знали меня. Если даже моя собственная семья мне не верила…
Я принял душ, собрал вещи и отправился завтракать. Выпил кофе и съел большой ломоть черного хлеба с лососем, кашу с орехами, черникой и нарезанными бананами. Шведский стол на завтрак был роскошным. Вилма сидела со своей семьей в углу возле окна, откуда открывался панорамный вид. Мрачное выражение лица исчезло. Как и наушники, что заставило меня улыбнуться.
Клаусены также оживленно общались. Я заметил, как фрау Клаусен наклонилась вперед и нежно погладила своего мужа по предплечью. Он пробормотал что-то в ответ. Ради безопасности я проверил, не лежит ли рядом нож, но нет, они оба казались влюбленными.
Мой разговор с ними кое-чему способствовал. Я сомневался, что это вообще возможно, но все же общение – это все.
И только Норы и след простыл. Я не видел ее ни за завтраком, ни выписываясь из гостиницы. Она объявилась, только когда Грегори уложил весь багаж в автобус. С темными кругами под глазами, Нора казалась хрупкой и измученной, словно не спала и секунды.