Не может вызывать сомнений, что такой взгляд также помещает в начало то, что на самом деле произошло позже, не смотря на то, что он твердо отстаивает реальность богооткровения.
Таким образом, тайное убежище запуганной и смущенной души, которая осталась наедине с собой, помещают до создания культа и мифа, не смотря на то, что эта душа не смогла бы найти ничего без мифа, который уже давно существовал. Касательно мифа и культа предполагается, что они воплотились в жизнь только через вторичную интеллектуальную активность.
Но реальность, к которой привели нас наши наблюдения, совсем другая.
То, что с чем сталкивается человечество во время озарений, не является абсолютно неузнаваемой и незаметной реальностью, влияющей только на душу, которая повернулась спиной ко всему миру. Это — сам мир в его божественном виде
и во всей полноте божественных форм. Это те первичные явления, которые стоят у истоков всякой глубокой деятельности человека и всех его высоких порывов. Они превращают орду в общество, общество — в нацию, и в дальнейшем оставляют след на производных всех основных форм человеческого существования. Таким образом, ни одна институция и ни одна практика, влияющие на основы существования человечества, не могут быть полностью отделены от культа. Скорее, все они в периоды своего наибольшего расцвета являются одновременно практиками культа, независимо от того, насколько практичными и полезными они могут оказаться. То есть, они являются выражениями или имитациями великолепия бытия, которые появились в самом начале и своим появлением «установили» культуру.
«Самой великой творческой силой есть та, которой удается сотворить форму самой человеческой жизни». Истинность этого утверждения подтверждается здесь, включая знание о том, что появление высших реальностей предшествует творению, подталкивает его к действию и делает его плодотворным. Что касается этих реалий, то в совокупности они были ничем иным, как божественным виденьем мира, которое представлялось даже так, как видели его отдельные люди, которые становились одержимыми им.
7
Мнение современников противоположно. Таким образом, не применение необычных средств для достижения совершенно естественной цели, а отсутствие целесообразности делает культовые практики такими чуждыми и сложными для понимания современным человеком. Основная характеристика этих актов не определяется тем фактом, что люди, которые впервые принимали в них участие, хотели добиться определенных целей. Она определяется тем, что эти люди уже обладали наиболее желаемым — близостью божества.
То, что вера в будущее спасение должна быть связанна с деятельностью, которая возникла из такого изобилия, является естественным и неизбежным. С незапамятных времен человек считал благотворным уподобляться значительным событиям, которые происходили на Земле и во Вселенной. Интуитивно он подстраивал свои действия в соответствии с их формами и движениями: поворачиваясь на право, он повторял движение солнца; организуя свою собственную жизнь, он воспроизводил деление земли и небес на три или четыре части и тому подобное. Но предположение, что его побудили на это практические соображение, а не необходимость излить душу и отдаться всецело великому божеству, приводит к предрассудку, стойкость которого легко объясняется убеждениями современного человека. Для объяснения такого предположения о мышлении древнего человека нужно было представить нечто совершенно абсурдное: идею того, что некоторые чисто схематические практики влияют на объекты, с которыми они не имеют никакого контакта вообще.
Круг, начерченный вокруг области, подверженной опасности, должен был обеспечить защитой все, что находилось в его границах, а пролитая из бочки вода должна была вызвать давно ожидаемый дождь и так далее. По сути, древний человек должен был думать, что подобные практики имели силу приводить к необходимым результатам не смотря на то, что они имели лишь очень поверхностное сходство с желаемым. Однако, каждый здравомыслящий человек сегодня знает, что на самом деле они не обладают никакой силой. Поэтому теперь перед нами стоит задача воспроизвести способ мышления и взгляд на жизнь, которые делали такого рода идеи чем-то весьма естественным. Мы называем это магическим мировоззрением.
Достоинство искусственно организованной системы такого мировоззрения в том, что она тесно связанна с мышлением современного человека. Конечно, она состоит, по общему убеждению, лишь из грубых заблуждений. Но также она сводится к механизму изолированных причин и изолированных результатов, а ее главной установкой по отношению к миру есть желание его подчинить.
Современному теоретику будет приписывать своим предкам скорее совершение грубейших ошибок в выборе средств для достижения цели, чем признает совершение ими серьёзных действий, которые невозможно объяснить благодаря концепции утилитаризма. В противном случае он будет вынужден признать, что его собственная точка зрения не может выступать в качестве стандарта для понимания поведения первобытных людей. По сути, это может привести к значительному сужению интеллектуального горизонта человека.
Сложности, с которыми нас столкнула подобная точка зрения, ведущая к претензионным эволюционным теориям, являются ничем иным, как мнимыми и несуществующими проблемами.
Конечно, существует мироощущение, которое мы .можем оправдано называть «магическим». Оно черпает силы из субъективности и осознает, что может влиять на людей и события удивительным способом благодаря общим способностям сердца и души. Здесь внешние проявления считаются вторичными и не существенными, несмотря на то, что их помощью активно пользовались. Об этом твердят нам истинные маги всех времен и со всего мира — от служителей чуда в первобытных племенах до Парацельса и его последователей.
Очевидно, что подобного рода мироощущение предполагает наличие определенного таланта. Вполне возможно, что существовали целые сообщества людей, объеденные подобным мироощущением. Но можно быть абсолютно уверенными в том, что тем, кому судилось жить в мире культа и мифа никогда не принадлежали к подобным сообществам. Магия зависит от бесформенного мира, который находится в затаенных глубинах души — в области бесконечного, состоящего из самых загадочных и непостижимых сил. Ми и культ, с другой стороны, призваны служить истинной реальности мира земли и звезд.
Имя и престиж подлинной магии, значение которой мы ни в коем образе не должны оспаривать, были вытеснены этой системой абсурдных практик, которая, по общему мнению, существовала до культа и мифа. Если бы это было не так, то мы были бы более подозрительные к некоторым обычаям примитивных народов (и современных европейских крестьян). Мы были бы гораздо лучше осведомлены о том, как ритуалы не совпадали с идеями, из которых они якобы возникли. Любой, кто непредвзято изучает природу этих ритуалов, должен неизбежно прийти к выводу, что они могли существовать только благодаря глубокому переживанию, чувству великого восторга. И такая экзальтация может возникнуть только благодаря мифическому виденью, которое завладело человеческой душой.
Не имеет значения, каким именно был миф — раскрывал ли он сущность животного, драму пробуждения творческой силы, сущность духа борьбы или историю движения солнца. Важно то, что миф должен был войти в реальность как действие. Это была та форма, в которой он существовал среди людей, не зависимо от того, был ли он представлен как нарратив. Но когда жизнь этого мифа гаснет, а механическое повторение действия передается от поколения к поколению, пустую оболочку начинают заполнять фантомные идеи. Тогда угасающей и истощенной культуре может показаться, что эти представления были выведены из практических потребностей. И ученые считают, что им следует исследовать лишь то, как была создана ментальность, которая могла бы наделить действенной силой пустые формы.
Мы не будем рассматривать здесь то, каким образом это относится к обычаям современных примитивных народов и к тому насколько эти обычаи механистические и не мифологические. Но не может вызывать сомнений то, что магический тип мышления, который относят сегодня к истокам цивилизации, на самом деле является продуктом упадка и разложения, не зависимо от того, где он все еще проявляется. Только после того, как сознание человека утратило то величие, которое наделяло культ его смыслом, жалкие последователи укоренившихся неподвижных традиций стали жертвами предубеждения, что мистическая сила обитает в предметах per se22. Что бы не говорил нам Тайлор, но суть суеверий и предрассудков не в том, что они цепляются за то, что было отброшено ранее. Хотя их пресуппозиции давно утратили свою жизнеспособность, но их проявления, возникнувшие однажды из возвышенных идей, все же подстраиваются под прозаическую, бессодержательную мысль и продолжают существование, служа корысти и личному интересу.
Но концепция утилитарности, насколько бы рано она не привязала себя к культу, всегда являлась второстепенной, а также не способной привнести ничего к пониманию истоков актов культа. Чем активней ее выдвигают на передний план, тем значительней становится дистанция между ритуалом и его истинным, первоначальным смыслом. Там, где царит понятие корысти, акты культа становятся абсолютно поверхностными. Этот естественный факт был неверно истолкован и преподнесен учеными, которые ошибочно приняли конечный продукт за стадию его зарождения. В то же время, простые древние традиции, которые ученые презрительно игнорируют, заслуживают куда большего уважения. Эти традиции ведут культ обратно частично к прямому контакту с божествами и сущностями, которые однажды проявились во плоти, и частично — к происшествиям высшего порядка, память о которых и призваны хранить практики культа. Они помещают, таким образом, великое событие в начало, и в этом смысле полностью отвечают истинной природе создания культа. Независимо от того, что именно воплотило культ в жизнь, он обязательно должен быть таким, чтобы ни о