А ещё глаза. Её глаза, голубые и бездонные, я вспомнил. Лицо — нет.
— Ещё и дуэль! — дядя раздраженно закатил глаза. — Да ты во все тяжкие отрывался, как я посмотрю.
— Ещё помню… Гошу. Эх!
Оглядываться и смотреть в комнату, на труп Георгия — не хотелось, но посмотрел. Тут я снова немного вышел из себя и попытался хотя бы пнуть родственника — но змейка, сволочь, держала крепко. Дядя только рукой махнул, отступил и сел у двери. Тогда я смог успокоится. Сильно меня смерть Гоши задела. Не ожидал даже…
— Вот оно как получается, — проговорил дядя. — Прости, Саша, за то, что вот так ворвался, был неправ. Я думал — это ты сам каким-то путём с ней познакомился и её сюда притащил. От амбиции молодецкой. Мало ли. Но вряд ли это тебя оправдает в глазах её семьи. И в глазах семьи её жениха.
Я снова начал закипать.
— Неправ⁈ Ты, дядя, моего друга убил! И за что?
— Это другое! — дядя вновь вскочил. — Они его всё равно бы убрали. Но перед смертью пытали, и он им такого бы наговорил! Для нас, для тебя же, пусть лучше так. Он, кроме тебя, был единственным реальным свидетелем! И никакой он тебе не друг, уж я-то помню, что ты мне про него рассказывал.
Тут, возможно, он был прав. Но, жалко было Семецкого. Ох, жалко. Хотя я и припоминал, что хмырь часто потешался надо мной-прежним. За спиной подшучивал, а бастардом порой и в лицо звал, не на людях конечно, но, тем не менее, типа, по-соседски. Вроде как и друг, а вроде…
— Свидетелем чего он был, объясни уже? — вздохнул я
Ответ я уже предвидел, но мне хотелось, чтобы это озвучил кто-то другой. А дядя вдруг хлопнул себя по лбу.
— Чёрт! Где твой телефон? Там же тоже все сохранено. Твой идиотский фотомодуль… Купил же всё-таки, присобачил на телефон, всем на погибель!
— Змею эту убери уже наконец, — мрачно ответил я. — Достану тебе телефон.
— Точно драться больше не полезешь? Ладно! Времени у нас на терки больше нет. Развейся!
Змейка-элементаль послушно растворилась в воздухе.
Гнев внутри всё ещё бурлил, все еще толкал на импульсивные действия. Я еле сдержался, чтобы снова не врезать дяде по физиономии — но сдержался. Ведь всё-таки, он единственный кто был готов мне сейчас помогать.
Я порылся в одежде, выудил из кармана телефон. Он был странной, затейливой формы, этакий телефон-франкенштейн собранный из нескольких крупных деталей. Фотомодуль стыковался отдельно, и я вспомнил, что его производили где-то на азиатских фабриках клана Болотниковых. Технология новая, мобильники с цифровыми фотоаппаратами только начинали появляться.
Дядя отобрал у меня телефон, включил:
— Как это тут делается… чёрт… А! Во!
Он, тыкая пальцем в экран, перешел в меню и открыл папку с фотографиями. С файлами там оказалось скудно: «Фото 1», «Фото 2», «Фото 3»… Последним оказалось «Фото 13».
«Дата создания фото: 13.09.1999 г. Время: 21:02:13. Размер: 1,3 млн. ед. Отправлено: 2 раза»
Крохотная пикселизированная картинка открылась на экране.
Глава 2Дворцовый переворот
На ней был я. На той самой кровати, на которой я проснулся полчаса назад. Голый. Счастливый. Улыбающийся.
И не удивительно. Я был таковым, потому что рядом, в обнимку со мной, точно такая же — голая, счастливая и улыбающаяся, лежала двадцати лет от роду, Великая Княжна Русская, Польская, Горская, Поморская, Финская, Тобольская, Канадская, Гиперборейская, Атлантическая, Гвинейская, Аустралийская, Океанская и иных, и иных, наследница правящего Императорского дома семи континентов — Перова, Марина II Дмитриевна.
Принцесса, блин. Великая Княжна правящего дома Второй Российской Империи, над которой не заходит солнце.
Вот тогда-то я понял, что дяденька мой был всецело прав.
О, да. Я — вчерашний я — изрядно накосячил.
Я присел на корточки рядом с дядей, у двери квартиры в особняке, глядя на медленно растекающуюся лужу крови рядом с моим бывшим однокурсником напротив.
— Ну, и как теперь предложишь решить эту нашу маленькую проблему? У меня вариантов уже нет, — сказал дядя.
Я некоторое время смотрел на пустую небольшую бутылку. Характерная красно-бело-чёрной этикетка с рюмкой, сочетающаяся с нашим фамильным гербом.
Алкоголь — для меня это действительно яд. И почти для всех яд, кроме полных аристократов, у которых некоторая, но не бесконечная устойчивость. И так уже больше трёх веков. По преданию, один из императоров Первой Империи, обладавших магией, сотворил что-то, изменившее действие ферментов у людей во всём мире.
Но только не у аристократов. Мой род — древний, крупнейший поставщик спиртных напитков в императорские палаты… Придворные виноделы. Правда, угасающий род. В отсутствие законного наследника всё семейное хозяйство пребывает в перманентном упадке.
Сперва я попытался включить оптимизм.
— Может, она сохранит всё в тайне?
— Да конечно! Ты хоть представляешь, сколько за ней средств слежения? И элементали, и что-то техническое. Вы хоть предохранялись? — вздохнул дядя.
— Я ж забыл всё. Но вроде бы видел у кровати кой-какие изделия.
— Изделия? А, ты про это. Ну и что делать-то будем?
— А что, если это любовь? — мрачно озвучил я.
— Любовь? — не то усмехнулся, не то умилился дядя. — Любо-овь. Да уж конечно! Наш род, конечно, склоненн к романтике, но тебе уже не пятнадцать лет. А двадцать два. Поздновато уже о таких материях говорить всерьёз, не находишь? И даже если представим, что она вдруг в тебя влюбилась, ты же в курсе, что тебе не простят это?
— В курсе, — мрачно отозвался я.
— Даже если вдруг она скажет, что сделала добровольно, что это бунт против воли отца, что по своей воле…
— Соглашусь, — кивнул я и собрался с мыслями. — Не простят, дядя. Но пока рано паниковать. Для начала давай-ка посмотрим, что у тебя в патронташе.
— Где? Кто?
— В пальто! Пробирки покажи. Похоже, у меня есть план…
Минут пять рассматривали его коллекцию, где я заприметил пару очень интересных пробирок.
Переспросил — мои предположения подтвердились, он рассказал, что есть. И тогда более-менее мы решили, что и в каком порядке будем применять.
— Ну, вот и славно. Тогда собирайся, времени нет. А я подлечусь пока…
— Точно подлечишься? — насторожился я.
— Да уж точно! Вот это вот выпью. Делать мне больше нечего, чтобы на тебя снова «Паралич» тратить, дорогой он…
Дядя вытащил маленькую колбу с алым содержимым и опрокинул в рот. Содрогнулся, скривился, по его плечам пробежала сине-зелёная вспышка, призыв элементаля состоялся, и в следующее мгновение ссадины на его лице, оставленные моими кулаками, побледнели, а потом и вовсе исчезли. Дядя сразу взбодрился, выпрямился. Хотя, похоже, пару ребер я ему-таки сломал…
— Ну, так-то лучше будет, — пробормотал дядя.
Некоторая часть вспышки распространилась и на меня — разбитые кулаки и ушибы конечностей у меня тоже мгновенно исцелились. Ну, спасибо и на этом.
Пока дядя лечился красненьким, я вытащил Семецкого из туалета, и перенес тело на его кровать. Сложил ему руки на груди. Встал над ним, задумался. Что я еще могу сделать? Кажется, у него мать и сестры остались. Сообщить им? Вот они обрадуются-то…
— Всё время этих Семецких убивают под горячую руку, — пробормотал дядя, доставая свой пистолет-пулемет из-за кровати и вставляя в него подобранный магазин. — Невезучий род.
Я угрюмо покосился на дядю, и он развивать мысль не стал. Вместо этого он спросил:
— Ты как? Готов уже? Идем.
— Я хочу его похоронить, — произнес я, глядя на тело Семецкого.
— Чего? — удивился дядя. — Ты же его терпеть не мог. Я же знаю. Нашел друга, блин.
— Он жил со мной рядом. Я за это в ответе, — упрямо ответил я.
— За что? — нахмурился дядя.
— За то, что он умер.
Дядя, поморщась, раздраженно покачал головой:
— Ты, племяш, слишком много на себя берешь. Не мы такие, жизнь заставляет. Ну да, я понимаю, ты молодой ещё. Порывистый. Неопытный. Повзрослеешь и сам все осознаешь.
Я едва не усмехнулся ему в лицо. Нашёл молодого.
— Я такой, какой есть, — сказал я упрямо. — Я хочу его похоронить.
Дядя вздохнул:
— Ну, может в этом и есть смысл. Пошли уже, я тут все подожгу за нами. «Красного петуха» выпущу. Не обеднеют. Полляма им за семестр, озверели вообще. Гори оно всё ясным пламенем. Подойдет тебе?
Огненное погребение? Я сам себе такое устроил совсем недавно… Я кивнул.
— Подойдет.
— Ну, вот и славно, — дядя удовлетворенно кивнул. — Пошли уже. Нет у нас больше времени.
Когда мы вышли, обо всём договорившись, на улице моросил мелкий, вонючий дождь. Впереди был небольшой двор, зелёный, с раскидистыми деревьями, через который шла дорожка к калитке.
Я поднял взгляд выше — мурашки пробежали по спине. Только тут я сложил воспоминания обоих моих половин и окончательно осознал и это — что реальность совсем другая. Это не просто прошлое — это альтернативное, другое прошлое.
И город был совсем не тот. Над ближайшими домами висел смог, слегка прибитый дождём, через который проступали очертания сотен небоскрёбов. Столица. Мегалополис с населением пятьдесят миллионов человек, протянувшийся широкой полосой от Финского залива до самой Оки. С небольшим московским дистриктом на юге.
Итак, Вторая Российская Империя, над которой никогда не заходит солнце. Половина всей поверхности планеты — Империя или её протектораты. Миллиард человек в метрополии — два миллиарда в старых и новых колониях, непокорных пока княжествах и в полудиких племенах.
И ещё неизвестно сколько — на Новых Континентах. Школьный курс истории постепенно «подгружался» — 1600-й год, Великое Поднятие Новых Земель. XIX век, Великая Магическая Война, Европейская Пустошь, затем Реконструкция…
А вторая половина… Чёрт, да тут ещё и континенты новые есть.
За калиткой, припаркованный у проезжей части, стоял длинный серый лимузин, у него околачивался серьёзный коренастый товарищ в галстуке. Бритый налысо, с азиатскими кровями, с с