— Всё, тогда убирайся отсюда! — обрадовался Замойский. — Это теперь моё.
— Нет уж, Антон Аркадьевич. Всё должно быть официально. Я продам тебе завод за одну золотую «имперку», и мы подпишем договор.
— В присутствии нотариуса? — прищурился Замойский.
Я кивнул.
— Если хочешь, в присутствии нотариуса. Которого я приведу собственнолично, есть у меня один знакомый. А договор мы подпишем на нейтральной территории. Скажем, перед воротами твоего владения, идёт?
— И… идёт, — немного настороженно сказал Замойский. — Когда?
Ожившие и поднявшиеся големы уже встали нерушимой стеной между мной и машинами Замойского. Трое из них медленно окружали потрёпанный лимузин.
— Сегодня вечером, — отвечал я. — На закате. А пока — до вечера — это мой завод. И убираться должны вы со своим братцем. Если он, конечно, живой.
— Я… ыы. еее. ыыывой! — послышался слабый голос.
А затем из машины вылетел очередной ледяной элементаль, впечатавшись в мою лобовую.
Стекло покрылось инеем, лицо зажгло от непривычного в субтропиках холода.
— Ну-ка, дай-ка, — Ангелина высунулась с заднего сиденья, беспардонно залезла рукой мне за воротник и вытащила из ремня пробирку.
Выпила, скрючилась, взвыла от боли и указала пальцем на лимузин. А затем от нашей машины к неприятелю побежал «красный петух». «Огонь-3», я приготовил его первый раз со времён Академии, и даже не думал, что он сработает.
Но — сработало. Машина вспыхнула равномерно по всему контуру с нашей стороны, Замойский заверещал, забегал. Тут же откуда-то из-за кустов появился его мрачный камердинер Прохор, похожий на скелета. Надо отдать должное, он героически бросился вытаскивать из машины немощного Бранислава, сбивая охватившее его пламя.
— Теперь мы квиты? — спросил я Замойского.
— Мы будем квиты, когда я оставлю тебя без завода! А Фламберг и остальное — оставлю для дядюшки. До вечера! — прошипел он, а затем крикнул водителю. — Бегом! Ему надо подлечиться! Братец мой…
Они утащили Бронислава в последнюю оставшуюся на ходу машину, припаркованную далеко справа, а затем уехали.
Ангелина, еле отдышавшись после эликсира, наконец-то спросила:
— Саша, ты серьёзно думаешь отдать ему завод?
— Ты серьёзно думаешь, что я сделал бы это? — усмехнулся я. — Я предпочитаю честную игру, конечно. Не люблю хитрить и обманывать противника. Но с волками жить — по-волчьи выть.
— А нотариус? Ты возьмёшь того старичка, который у тебя экзамен принимал? Который ещё нам бумаги подписывал, этот… Огеенко?
— Нет, — покачал я головой. — Я найду куда более подходящего нотариуса.
До вечера на заводе кипела работа. Вскоре явился граф Номоконов. Ввёл его в курс дела, он вызвал медиков и жандармов.
— Что вы будете делать?
— То, что должен, — вздохнул я.
— Александр! — граф округлил глаза. — Вы… Серьёзно?
— Серьёзнее некуда. Степан Иванович, вы обещаете, что будете на моей стороне?
Граф хмуро кивнул.
— Мне потребуется нотариус. Особенный нотариус…
— Поищем, — кивнул граф.
Что ж, одной проблемой меньше.
Нам пришлось съездить дважды — за грузовиком Макшейна и за Степаном и Штирцем, чтобы починить повреждённое оборудование и полечить раненых. Задело Изабеллу, Ваку и Рустама, благо, несильно, обошлось даже без эликсиров — пластырями, бинтами, бактарицидным и обезболивающим. Второй техник тоже оказался живым, с перебитым плечом и большой кровопотерей, но в сознании. Брат Макшейн тоже был ранен и здорово отморозил руки, Штирц сказал, что «это надолго, но жить будет».
Но вот брат его был мёртв. Мы забрали два трупа: второго техника и старшего племянника Макшейна. Макшейны, разумеется, были безутешны. Осип Эдуардович держался крепко, но еле сдерживал слёзы. Потом, когда мы грузили трупы в грузовик, сказал мне тихо:
— Войну вы принесли в долину, Алекшандр.
— Я знаю. Хотел бы обещать, что это последняя жертва, но не стану. Пообещаю другое. Я принёс — я и унесу. Очень скоро здесь будет мир, это я вам точно говорю. И эти люди будут отомщены.
Хотя бы спас Изабеллу, выполнил обещание своему сторожу Сергею. Но вот другая весть, которую я должен был ему привести — была куда хуже. Племянницу Замойские уморили. И это я им простить не мог.
Надо сказать, что Сергей выслушал новости стойко. Лишь крепче сжимал ружьё. У меня появилось теперь для него особое задание, и он тут же бросился его выполнять.
Ангелине после применения эликсира третьего уровня было плохо. Очень плохо. Рвота, озонб, спутанность сознания и все прочие прелести. Штирц прописал её пилюли и оставил вместе с Изабеллой. Их на вечернее торжество было решено не брать — в том числе и по соображениям безопасности.
Хотя, подозреваю, Ангелина бы очень хотела в этом всём поучаствовать.
Я же перед закатом принял ванну, побрился, надел свой парадный костюм. Затем подозвал Степана и Ваку и тихо сказал им:
— Езжайте. Сделайте все незаметно, как только мы прибудем. И проконтролируйте результат.
Затем мы сели Антилопу Гну. Я, Рустам, Штирц с сестрой. Следом — на двух машинах Макшейны, почти полным мужским составом клана.
Мы выехали на дорогу, ведущую к поместью Замойских., а следом за нами собирались люди, который вёл Сергей. Наверное, половина всего населения хуторов шла следом. Мы медленно, наверное, часа два шли до замка Замойских, и ворота его владений показались, когда уже окончательно стемнело.
Нас уже ждали. Стоял столик с какими-то бумагами. За ним сидел Замойский, его адьютант Прохор, личная гвардия. Позади — три машины. Десяток всадников вдоль забора и ещё пара десятков вооружённых солдат. Несколько — в современной, очень крутой броне. Подготовился Замойский, нечего сказать.
Только вот это были остатки его войска. Не удивлюсь, если последние оставшиеся в живых бойцы. И подготовился он к встрече меня с моей свитой. А не трёх сотен крестьян с факелами, вооружённых холодняком, местами — огнестрелом.
Завидев нас, солдаты за забором подняли ружья, но на лицах у них было смятение. Они уже всё поняли — такую толпу им не победить.
— Ты сможешь? — спросил я Светлану.
Она кивнула.
Я остановился в десятке метров от Замойского, первым вышел из машины. Демонстративно отстегнул и кинул под ноги дробовик, поднял руки, показывая, что они пустые.
— И снова здравствуй, Антон Аркадьевич.
— Что-то ты долго, французишка, — проворчал Замойский. — Мы тебя дождались. Ты привёл своего нотариуса?
От него разило перегаром — это я заметил за пару шагов.
— Да, кажется, мы нашли. Сергей, мы же нашли нотариуса?
— Нашли, — сообщил Сергей. — Ваня, выходи.
И Ваня вышел. Ване было восемнадцать лет. По забавной случайности он вырос на соседнем дворе с девицей Феодорой, замученной Замойскими. Ваня был два метра с лишним в высоту, и метр в плечах.
А ещё Ваня был мясником.
— Что за шутки! — воскликнул Замойский, вскакивая с места. — На мушку их!
Стволы подняли лишь некоторые из солдат. Макшейны поднимать стволы не спешили.
Я, не реагируя, достал из багажника «Антилопы Гну» чёрную мантию и квадратную университетскую шапочку, чтобы завершить образ нотариуса. Подал Ване, помог натянуть ткань, которая ожидаемо треснула на плечах.
— Ваня — хороший нотариус. Он успешно зафиксирует нашу сделку, — заверил я.
Затем из машины вышла Светлана. Она посмотрела в небо, и с неба стал капать дождь, плавно переходящий в ливень.
И в потоках ливня клубилось что-то огромное, тёмное, мрачное. И исполинское.
— Что ты творишь⁈
— Мы заключаем сделку, Замойский, — продолжал я. — Сделку, нарушить которую ты больше никогда не сможешь.
— Хозяин, нам лучше убираться, — тихо сказал Прохор Замойскому, но тот его не слушал.
— Девчонка! Это всё девчонка! Она ведьма! — закричал Замойский, отступая назад. — Стреляйте!!!
Его фраза потонула в наступившей пронзительной тишине. Светлана в этот момент беззвучно открыла рот. Я так и не понял, откуда раздался крик. То ли это был её настоящий голос — бьющий по перепонкам, даже несмотря на то, что направлен он был в сторону поместья. То ли это был голос небесного исполина, которого она призвала, и которым, судя по всему, повелевала.
Бойцы Замойского не стреляли — они корчились в муках, держась за уши. Лошади упали, принявшись кататься по земле и давить всадников. Адьютант Прохор, стоявший поодаль, отделался лёгкой контузией, ловко перемахнул через цепи на воротах и побежал без оглядки.
В этот миг вдалеке, рядом с поместьем, вспыхнуло пламя. То горел вместе с хозяином дом Бранислава Сологуба-Замойского, Степан с Вакой запекали зализывающего раны колдуна заживо, во исполнение моего приказа.
Замойский корчился от боли на дороге. Он был жалок, но жалеть его я не хотел.
Мои люди крепко схватили его.
— Нотариус, передайте документ, — сказал я Ване-мяснику.
Через ряды сельчан, над головами поплыл здоровенный деревянный столб с треугольной перекладиной. Мой «нотариус» прибил столб к основанию ворот, я же тем временем готовил петлю.
— Обсуждается сделка, — вещал я. — Между двумя сторонами…
— Оставь свой завод при себе! — попытался остановить меня Замойский. — Пусти меня!
Я продолжал.
— Суть сделки такова. Одна сторона — народ долины Лаура — приобретает свободу от тирании одного пьяницы-самодура. Вторая сторона получает смерть. За покушение на неприкосновенность частной собственности и средств производства. За убийство моих работников. За истязание, насилие и убийство невинной девушки. За пьянство, рэкет, экономические преступления и за человеческую тупость. Мною, Дионисовым Александром… Петровичем, перед лицом народа. Вы, Антон Аркадьевич Замойский приговариваетесь к смертной казни через повешение. Приговор обжалованию не подлежит. Приговор — привести в исполнение. Нотариус, подтвердите договор.
Три руки легли на верёвку. Я, мой «нотариус» Иван и Сергей, как представитель народа и родственник убиенной.