Но на это Тисифона уже не ответила.
— Нужно отвести её в дом, — принесла тетка Марго, обнимая девушку за плечи и поднимая из лужи крови. — И перенести Фрола.
— Да, — отозвался я. — Мы все сделаем.
— А потом разобраться с убийцей, — добавила тётка.
— Да обязательно, — прорычал я. — Но скорее всего он уже далеко, у него почти час форы. А нам нужно готовиться к бою с Новой Гвардией.
— Я не думаю, что его придется долго искать, — произнесла тетка. — Тисифона его прокляла.
Я хотел было сказать, что причем здесь проклятие Тисифоны, а потом вспомнил судьбу царя Валента и задумался.
— Возможно, вы и правы, тетушка, но я все равно не могу это понять, — покачал я головой. — Фрол мертв. Убит. Почему? Зачем? Зачем он это сделал? Почему сейчас? Предатель? Предатель, которого я допустил в дом свой?
Мне просто было непонятно и очень больно. Ошибаться в людях всегда очень больно.
— Мы всё выясним, — тётка положила руку мне на плечо. — Но сначала нужно перенести тело в дом.
Конечно Маргарита Герхардовна была права. И по поводу того, что тело несчастного Фрола нужно перенести в дом, и что надо готовить к погребению. И в том, что убийца Фрола не ушел далеко.
Проклятие Тисифоны его настигло.
Он, собственно, даже поместье не успел покинуть. Упал у противоположных ворот напугав моих парковых рабочих. Мне сообщили, что он там лежит и уже не кричит даже, подыхает в черной луже собственной рвоты.
К тому времени мы уже занесли тело парня в дом. Ангелина закричала, увидев, что с ним стало. Но я даже не поморщился. Я был словно оглушен. Вака глядя на тело своего товарища, вынул нож и молча, не меняясь в лице провел лезвием по голому плечу, мгновенно проступила кровь.
Я чувствовал себя примерно так же. Кровь течет и не ощущаешь ничего…
Я сообщил домашним, что нас ждет. Что нужно готовиться. Что это война, это страдания, кровь и смерть. Что Фрол уже мертв.
Ангелина, рыдая увела молчащую Тисифону наверх. Вака ушел собирать людей.
— Что происходит? — спросил встретивший нас в столовой зале Кристобаль, пропустивший за завтраком всё.
— Да все как обычно, дорогой, — вздохнула тетка Марго мимолетно поцеловав мужа и направляясь по лестнице вверх. — Смерть, предательство и война…
— О! — удивился Кристобаль, растерянно разглаживая обшлага своего камзола. — В таком случае, позвольте, я сменю костюм на более подобающий. В однобортном давно уже никто не воюет.
Кристобаль отправился наверх вслед за женой переодеться во что-то более подходящее для войны, а я, наконец, осознал, что все это время в доме непрерывно звонил телефон.
Я развернулся, прошел в телефонную комнату под лестницей и сорвав трубку с рычагов, яростно рявкнул:
— Что⁈
— Это не я, Дионисов! Клянусь, это не я. Это они сами! Я ничего не знал!
— Пустынников? — процедил я сквозь зубы.
— Я звоню тебе из отеля! — кричал Пустынников в трубку. — Они захватили отель, у них тут штаб! Я под домашним арестом, но телефон ещё не выключен! Ты слышишь, Дионисов? Я ничего не знал! Я не думал, что они на это пойдут! Ты слышал, что творится в Метрополии? Новая и Старая гвардия сцепились! Император мертв! В столице стреляют! В стране безвластие! Болотников собирает верные войска, а на то, что творится в колониях, всем плевать! Они воспользовались моментом! Они сами решили ударить по тебе.
— Понятно, — процедил я. — Будешь жив, перезвони, Пустынников. У меня сейчас много дел. И, кстати, сними с довольствия своего агента во Фламберге. Через пять минут я его убью.
Я не успел уйти от телефона. Сверху по лестнице спустилась тётка Маргарита. В руках тётка вынесла флаг. Мой флаг. Моего рода.
— Я его давно уже пошила, — сказала тетка протягивая мне цветное полотнище. — Все никак не решалась тебе отдать. А теперь пришла пора, пожалуй.
Я протянул руки и принял мое знамя из ее рук.
Вот это да… Кто бы мог подумать. Мое собственное родовое знамя. Оно у меня снова есть.
— Да, — произнес я глядя на родимый герб вышитый на плотной ткани. — Спасибо, вам тетушка, дорогая. Это очень вовремя. Я этого не забуду.
Я поручил тётушке нашить знамя на подходящее древко, а сам собрался решить дело предателя, но не успел далеко отойти от телефонной комнаты, как телефон снова зазвонил.
Я вернулся и снял трубку. Звонил Рустам.
— Я на заводе, — сообщил он. — Собираю ополчение. Пулеметы уже наготове. Штирц и Макшейны со мной. Дорога на Номоконовоск под контролем, поставили рогатки, роем окопы, устанавливаем фугасы.
— Хорошо, — одобрил я. — Держи там оборону, я постараюсь стянуть все их силы к Фламбергу. А потом ты ударишь им в тыл.
— Я всё сделаю, — сказал Рустам, и я мог быть вполне уверен, что да, он-то сделает всё.
— Эту линию могут перерезать, — добавил я. — Жди от меня сигнала.
— Какой будет сигнал? — спросил Рустам.
— Я подниму мой флаг на башне, — усмехнулся я в трубку. — Пришло это время.
— Служу роду! — с энтузиазмом выпалил Рустам уже подзабытое нами приветствие родовых символов. — Я буду ждать!
Ну хоть у кого-то всё идет, как запланировано. Ну, да. Мы составили план на случай внезапного вторжения. Правда, встречать врага мы должны были на подступах к Номоконовску. Но враг нас опередил, и город уже пал. Что-ж, план «Б» у нас тоже был. И теперь Рустам реализовывал его. Надеюсь, мы справимся. Что там у Новой Гвардии за душой? Пехота и пулеметы. Должны справиться.
Ну, а я сейчас займусь нашим предателем. И хрен меня теперь кто остановит.
Благо, предатель не ушел далеко.
Растерянные работники мои стояли вокруг него почти на выходе из сада, в сторону реки. Вот оно как. Почти ушёл же. За оградой он бы и затерялся. И нам было бы уже не до него. Но за ограду он так и не вышел.
Работники расступились, и я увидел кто это.
Сергей Смирнов, старик-сторож. Один из доверенных моих людей. И вот оно как обернулось…
Один из работников держал в руках ружье, из которого сторож пальнул Фролу прямо в лицо.
Работники расступились, и я прошел между ними, склонился над предателем:
— Зачем? — проговорил я хватая его за плечи, затряс его в гневе. — Зачем ты это сделал? Ты же с нами жил! С одного стола ел! Жена твоя под моей защитой! Зачем?
Он был очень тяжелый, я едва сдвинул его с места, не смог даже оторвать его голову от земли. С губ его сходила серая пена, глаза его налились кровью, лицо стало иссиня черным, я отпустил его и сделал шаг назад. Да что это то происходит с ним?
Он был словно отравлен, и гравитация расплющила его по земле как медузу.
Свинцовая тяжесть греха, вспомнил я бормотание магейры. Вот что это было.
Проклятие Тисифоны его настигло раньше меня.
— Зачем? — проговорил я глядя на расплющенного собственной тяжестью человека.
— Простите, хозяин, — простонал он, обнажив почерневшие зубы. — Боялся я. За жену. А они приходили ночами, когда вас не было. Грозили, что убьют её. Приказали молчать. А вас никогда рядом нет, кто её защитит, как не я…
— Зачем ты убил Фрола?
— Приказали мне… Убить нынче в полдень одного-двух из алкохимиков и уходить. Я и убил. Убил же только одного. Девицу я не тронул. Не тронул…
Это синхронизированный удар. В расчете на максимальный ущерб. Никто, конечно, не ждал, что он уйдет отсюда живым. Он и не ушёл бы, расходный материал, живая пуля. Но ущерб он нанес, и нанес чувствительный.
Это я не разобрался вовремя, не пресёк, не защитил. Меня не было рядом.
— Добейте, хозяин, — простонал этот обломок человека. — Сил нет больше…
Страшен гнев магейры.
Я достал обрез из кобуры на бедре, проверил заряжен ли. Заряжен.
— Ну, прости, — проговорил я.
Направил на него стволы моего дробовика.
Осталось только нажать на спусковой крючок.
Его корчило просто невероятно. Но добить его теперь показалось мне нарушением высшей справедливости.
А может я тут смалодушничал.
— А чёрт с тобой, — пробормотал я, наконец поднимая обрез. — Несите его в дом.
Тело предателя с трудом подняли шесть человек. Несли, спотыкаясь на каждом шаге, тяжесть тянула его к земле.
— Ничего себе, — произнесла тётка провожая взглядом процессию, прошедшую мимо нее в дом. — И что теперь ты с ним будешь делать?
— Я подумаю об этом завтра, — поморщившись бросил я тетке. — Сегодня у меня слишком много других забот.
Работники под моим руководством ставили рогатки и строили баррикады на закрытых воротах заваливая их всем подряд. Обматывали парковую ограду спиралью колючей проволоки, не зря я ее в свое время в Номоконовске прикупил.
Дом мой готовился к обороне.
Да. Всё не так плохо. От пехоты должны отбиться.
Я снова обратил внимание на тётку сопровождающую меня.
— Что вы хотите с этим сделать? — Я кивнул на винтовку с треснувшим стволом у неё в руках. — У вас найдется чем её заменить? Нам пригодится вся огневая мощь, какую сможем собрать.
— Нет, — вздохнула тетка, нежно погладив треснувший ствол винтовки. — Это уже не исправить. Но мы можем сделать с нею кое-что другое.
— Это что? — удивился я.
— Идем, посмотришь, — усмехнулась тетка.
Ну а что, почему бы и не посмотреть? Ценные указания я всем уже раздал, теперь только дожидаться их исполнения, а это еще не скоро будет.
Мы вместе спустились к Ангелине в гараж, где она, отвлекаясь от дурных мыслей, возилась со своей любимой «Антилопой-Гну».
— Ангелина, дорогуша, — произнесла тётка, показывая Ангелине свою винтовку. — Сможешь обрезать ствол ниже этой трещины?
Ангелина приняла винтовку из рук Маргариты Герхардовны, осмотрела повреждение.
— Легко, — заключила он. — Только оптику сниму.
Я думал, она полдня провозиться. Но нет. Ангелина за пятнадцать минут пропилила на стволе дисковой пилой по металлу кольцевую бороздку, с лязгом сдвинула массивный затвор, вложила в винтовку холостой патрон, закрыла затвор. Подошла к железной бочке с дождевой водой у входа в гараж, засунула ствол в воду до уровня пропила и пальнула в воду.