— Тогда я тоже отравлюсь! — И Ши сам отхлебнул из шлема. Напиток и впрямь согревал пищевод, опускаясь вниз.
— Дайте, ради Аллаха, и мне немного этого шербета! — взмолился Руджер.
Ши осторожно вытащил шишак из земли и держал шлем перед ним, пока тот делал сначала маленький глоток, а потом довольно основательный.
Когда Руджер оторвался от чаши, Медор сказал:
— О повелитель мой и брат блаженный, для вящей пользы выпил бы я еще шербета твоего франкийского, ибо вечер прохладен, а он так приятно согревает внутри!
Шлем пошел по кругу. Ши не стал себя ограничивать, когда подошла его очередь. Злость на Бельфегору слегка отступила на задний план. Со всем этим будет покончено, как только она осознает, кто она такая на самом деле. А он уж наверняка способен выдумать хоть десять, двадцать, тридцать способов достижения этого желанного результата, надо лишь продумать ряд совсем мелких деталей для завершения общей картины. С этим-то он в любой момент справится, будьте покойны! В то же самое время Медор оказался одним из превосходнейших собеседников, которых он когда-либо встречал, да и Руджер далеко не такая сволочь, когда узнаешь его поближе. Сарацинский паладин поведал им историю своих похождений в Китае, по мотивам которой Медор тут же сплел балладу в каком-то довольно странном размере. Правда, в третьей строке каждого куплета от него упорно ускользала рифма, и Ши его поправлял. В разгар этого совместного поэтического творчества в середину тесного кружка неожиданно вступила Бельфегора, держа в руке двух птиц с черными перьями.
Медор поднял взгляд, и челюсть у него отвалилась.
— Пусть же ифриты перенесут меня в глубочайшие глубины моря, ежели не влюблен я в девицу сию! — завопил он и, сделав суматошную попытку вскочить, тут же рухнул обратно. Исказив от напряжения физиономию, он попытался подняться снова, и это ему удалось. Бельфегора выронила птиц.
— Люблю я тебя за прелесть твою чрезвычайную и красоту превосходную, — пробулькал Медор, — и предоставь ты мне желанье тела своего, как Али бин-Хайят говорит:
Мужчины просят пощады поднятием рук;
Женщины просят пощады, ноги задрав;
До чего же Аллаху угодно занятье сие —
Девицу лобзать, средь подушек распяв!
Он хихикнул прямо в переполненное ужасом лицо девушки, икнул, растопырил руки и набросился на нее.
Шлеп! Медор так и сел.
— Что за дремучее невежество пейзанское! — в полном восторге завопил Ши.
Юный мавр, цепляясь за что попало, поднялся вновь. Красивые черты его до неузнаваемости исказились.
— Клянусь Аллахом! — заорал он. — Ты вонючейшая из обманщиц и грязнейшая из шлюх, что отвергла любовь представителя рода Хасанов ради арапов низкородных! Прощай же! Возвращаюсь я в лагерь, где мальчики есть в тысячу раз прелестней и вернее тебя!
Прежде чем до них окончательно дошел смысл этого заявления, он сделал три неверных шага к ослу, влез ему на спину и, отчаянно колотя его саблей в ножнах, галопом умчался туда, откуда они пришли.
Бельфегора секунду стояла в оцепенении, потом выхватила лук и послала ему вслед стрелу — но слишком поздно.
— Шер Харол, — подал голос Руджер с совиной важностью, — как раш так и молвил я. Эти крашные франкийшкие волошы шулят беду! Лушше утонуть тебе в море, чем оштавить шебе эту налошницу!
Ши не обратил на него внимания и поднес шлем Бельфегоре.
— Давай-ка сделай глоточек, — предложил он.
Она обвела его долгим, неторопливым взглядом и слегка подрагивающими руками приняла шлем. Вскоре дрожь прекратилась.
— Благодарность моя и прощенье тебе, сэр Гарольд, — произнесла она, — ибо чувствую я, что обязана принести его. Это прямо… прямо…
Она словно беспомощно барахталась в попытках уловить что-то давно позабытое и постоянно ускользающее.
Ши проговорил:
— Да-а, не зря латиняне говорили: «In vino Veritas…»
— О да. Не насмехайся надо мною; следовало бы мне увидеть его ясными глазами, еще когда собирался бросить он тебя в шатре или подвергнуть мученьям отшельника. Лютня да речи красивые не делают из ничтожества мужчину истинного!
Она присела и прижала ладони к глазам. Ши пристроился рядом и приобнял ее за плечи, но она стряхнула его руку. Откуда-то сзади проквакал Руджер:
— Беги прошь от девки этой дурноприметной!
Ши так и не узнал, плакала она или нет. Сердце его бешено заколотилось, когда он принялся соображать, что же им делать. Теперь он жалел, что слегка перебрал персикового бренди: в голове явно царил полный туман.
Прижатые к глазам ладони опустились, и Бельфегора повернула к нему удрученное лицо.
— Да, ошибка только моею была, — произнесла она бесцветным голосом, — а ты, как рыцарь мой истинный, спас меня от злодея. О-хо-хо! — Она вздохнула и поднялась на ноги, — Уж падает сумрак, и должны мы трапезу завершить поскорее, если желаем завтра поход свой продолжить. Нет, никаких целований рук — чужда я пустых учтивостей!
15
Сквозь утренний свет они направились вниз со склона холма в сторону По.
— По-моему, там можно достать лошадей, — заметил Ши, присматриваясь к рядам соломенных крыш, — Денег ни у кого нет? Я пустой, а Медор с его золотыми браслетами удрал.
Бельфегора рассмеялась:
— И у меня ни гроша. Для тех, кто лесов отпрыски, запрещенная это вещь.
Ши поглядел на Руджера.
— О воин, — молвил паладин, — знай же, что тяжелейшая езда куда лучше легчайшего пешего хода, как Аль-Касаф говорит. А что касается денег, за чем же дело стало? Есть у тебя меч, чтобы отобрать их, и колдовство, чтобы сделать их, как всегда поступает дядюшка мой Атлант, когда деньги ему потребны.
Ши изумленно уставился на Руджера. Похоже, он впервые услышал, что здоровяк выдвигает какую-то идею, и, что более удивительно, довольно здравую. Единственная беда была в том, что он совершенно не представлял, какими чарами можно произвести деньги. Пассы-то ладно — с этим справиться можно… Но вот психосоматический элемент?
Хорошо, по крайней мере попробовать можно. Где-то ярдах в ста от них небольшой ручеек намыл превосходнейшие залежи золотоносного песка. Он накопал пару пригоршней, высыпал в носовой платок и связал его углы. Затем он уложил этот импровизированный кошель на землю и начертил пару переплетенных пентаграмм — вроде тех на дверях кабинета Атланта в Каренском замке. Бельфегора внимательно наблюдала за ним, что его слегка нервировало.
— Отведи этого малого в сторонку и заслони, а? — попросил он. — Не давай ему подсматривать.
А заклинание… ну конечно, старый добрый Киплинг! Он продекламировал:
Воину — железо, деве — серебро,
Бронза — оружейнику, править ремесло.
Песок — тот даже дурню не нужен ни за чем,
Лишь золото червонное властвует над всем!
Платок сразу просел, и под тканью проступили какие-то бугорки. Ши подхватил его и услышал внутри удовлетворительное позвякивание.
— Порядок, — объявил он. — Финансы имеются.
Подходы к По оказались удивительно пустынными. На коричневых и зеленых полях никто не работал, в дверях домов не показывались ни женщины, ни дети. Ши долго гадал, в чем же дело, пока не вспомнил слова торговца про аутодафе. Тут он почувствовал неосознанную нужду поторопиться. Но буквально в этот самый момент до его слуха донеслось какое-то бряканье, и на противоположной стороне улицы он углядел кузнеца, бьющего молотом по выставленной на свежий воздух наковальне.
Ши потащил за собой пленника, и они обменялись приветствиями.
— Куда это все сегодня подевались? — поинтересовался Ши.
Кузнец ткнул за спину большим пальцем.
— Все дальше по дороге, вон там. У святой гробницы, — ответил он коротко. — Монстра жечь будут. У самого времени нету.
Он подбросил в руке молот с ясно написанным на лице желанием, чтобы они поскорее ушли и позволили ему заняться делом. Ши подумал, что баски все-таки удивительно необщительная публика. Тем не менее он попытался еще раз:
— Монстр? Что за монстр?
— Дьявол. На волка похож. В волчью яму попался.
Так и есть, наверняка Вотси. Необходимость спешить стала совершенно определенной. Но и о лошадях забывать не следовало.
— Мы хотим купить лошадей.
Для вящей убедительности он позвенел платком с деньгами.
У глаз кузнеца собрались хитрые морщинки.
— Есть лошади, — подтвердил он. — Пошли, покажу.
— Не думаю, что в этом есть большая нужда. Понимаешь, мы здорово торопимся из-за этого пленника, и барон возместит нам любые затраты, когда мы его приведем.
К хитрости примешалась подозрительность. Кузнец явно не привык иметь дело с клиентами, которые покупают, не спрашивая о цене.
— Десять византинов, — проговорил он ровно.
— Годится, — отозвался Ши. — Веди их сюда поскорей.
Развязав свой платок-кошелек, он извлек из него целую пригоршню ярких золотых кружочков. Но стоило им, однако, коснуться наковальни, как они немедленно превратились в крохотные кучки песка. Кузнец уставился сначала на них, а потом на Ши.
— А это еще что? — вопросил он.
Ши почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
— Ха-ха, просто шутка, — ответил он донельзя фальшиво и полез в платок, дабы ухватить еще одну пригоршню и вручить кузнецу. Но подозрение уже целиком завладело этим человеком. Каждую монету он бросал на наковальню — вернее, пытался это делать, поскольку едва только металл соприкасался с металлом, как они превращались в щепотки песка.
— Негодяй! Мошенник! Колдун! — взревел кузнец, обеими руками вцепляясь в свой молот. — Сгинь! Сгинь! Сюда, святой отец!
К счастью, он и не подумал броситься в погоню, когда все трое поспешно ударились в бегство. Слишком поздно, уже снова оказавшись на дороге, Ши сообразил, что в оригинальном произведении Киплинга вовсе не золото червонное, а хладное железо объявлялось властителем всему. Вот поэтому-то, конечно, и сел он в лужу со своим заклинанием. Самым неприятным во всей этой истории оказалось то, что, несмотря на поводок на шее, Руджер потихоньку закудахтал.