Ну и не говорил бы. Зачем мне вообще что-то знать о поворотах карьеры чьих-то механиков, с которыми я не пересекаюсь ни в быту, ни по работе? Рассказать ему, что ли, о подменах всех шоферов анклава?
Ничего, слушай терпеливо, Макс, сейчас ты пассажир, а пассажир обязан слушать. Я досадливо покачал головой, но рулевой расценил этот жест иначе.
— Да здесь ничего не случится, отрезок детсадовский! Мотать начнёт, когда выйдем из тени Этбая и островов. Там даже шквал может налететь. Вон, видишь, ветер быстро поднимается, тогда уж точно никуда не отойду. А мне надо, очень надо. Так как?
— Ладно, порулю, — нехотя согласился я. — Ты только не держи в себе ничего, побыстрей давай, а?
— Пулей!
Пулей и умчался. Вот такая у меня жизнь, всё пробую, везде бываю, всё понемногу знаю. Трудовой спецназ, так сказать.
Он вернулся очень вовремя. «Дункан» вышел из-под гостеприимного прикрытия островов и резво выскочил на речной простор. Сначала всё шло хорошо. Павел держал штурвал, я с любопытством глядел вперёд. Механик Корнеев, судя по всему, невозмутимо ковырялся где-то в недрах машины.
Но дальше ничего хорошего нас не ждало. Как и предрекал вахтенный рулевой, внезапно поднялся жуткий шквалистый ветер с сильным косым дождём. Берега, что справа, что слева, начали быстро скрываться из вида. А я по команде Павла смотрел на экран эхолота и во все стороны сразу, пытался запомнить направление ветра, чтобы суметь вернуться и встать на фарватер.
Берега исчезли во мгле. РЛС, как выяснилось, не работает, какой-то вышедший из строя блок юнга увёз на ремонт в Замок. По объективным причинам знаков водной обстановки на Волге всё ещё очень мало. Как сказал Павел, на участке всего два буя, и один мы уже точно пропустили. Валять с боку на бок стало страшно, корпус потрескивал. Мне казалось, что на борту нет управляемых систем, и вообще, мы ломимся в самый шторм и в полную неизвестность.
Задница!
Тут заскрежетало железо, откинулась тяжёлая дверь, и в рубку быстро протиснулся механик Корнеев, человек со смешно выпяченной нижней губой, в прорезиненной штормовке и мягкой морской фуражке с «крабом», который для начала на нас наорал:
— Вы что творите? Там в камбузе всё разлетелось!
— Вон он! — крикнул мне Паша, показывая рукой во мглу, где по курсу еле заметно проявился второй буй.
В шквалистой мгле не было видно ни берега, ни неба. Мы замечали только исчезающий под вспененной водой нос, взлетающие и несущиеся через крышу рубки брызги, и тупой удар, когда волна перелетала через рубку и сваливалась через левый борт.
— Нормально пока, пока ничего страшного, держимся пока… — голосом начинающего гипнотизера успокаивал меня новый знакомый. Или себя.
— Да, уж… Сколько ходил на «Дункане», а первый раз вижу, как нос под водой скрывается, — задумчиво молвил Корнеев, обоими руками стряхивая с себя воду.
— Как думаешь, не развалимся? — противоречиво поинтересовался у коллеги рулевой.
— А чего об этом думать, если развалимся, то думать бесполезно, всё равно пузыри пускать.
— Надеюсь, на заводе швы варили хорошо.
— На каком заводе, Паша? Мы с капитаном сами всё переваривали. Ничего не развалится, ты рули, давай.
От таких разговоров мне становилось всё страшней и страшней. Как же хорошо, что у меня не получилось устроиться на флот!
— Уважаемый товарищ Корнеев, а не найдётся ли на камбузе пол чайника кипяточку? — почему-то спросил я в этот момент.
— Это корабль ВМФ, молодой человек, а не какой-нибудь там пассажирский бордель на плаву, здесь на камбузе всё найдётся, — с этими словами механик развернулся и гордо ушёл восвояси.
— Руля не слушается! — тут же сообщил вахтенный.
Не знаю как, но каким-то образом всё это безумие на водах окончилось благополучно. Шквал внезапно стих, река сразу же успокоилась, а «Дункан» снова стал послушным мальчиком.
— Вот так, все водку пьют, а мы, флотские, пашем.
Как же красиво вокруг, когда тихо! Совершенно невероятное сочетание прозрачной речной воды, камней в разноцветных пятнах лишайника на берегу, ярчайшей зелёно-золотой листвы и фиолетового вечернего неба. Всё это природное богатство отражалось, причудливо изгибалось и переливалось на воде.
— Максим, а что ты делал на Шпрее? — спросил Павел, вытаскивая из плоской жестяной коробочки заранее скрученную сигаретку. Похоже, спокойная обстановка говорливому вахтенному наскучила сразу же.
— Можно просто Макс. У хорошего знакомого из Берлина избушка там стоит. В правильном месте. Всё есть, банька, веранда, приезжай и живи. Отдыхал, по берегу и в лесу бродил, немного рыбачил, вволю отсыпался без будильника.
— Вот с этим? Маловато будет для прогулок по таёжным берегам, — он кивнул на мою самодельную кобуру. — Что у тебя там за пушка?
— Наган революционный.
Револьвер без кобуры я по случаю выменял в одном из придорожных посёлков, там же одна добрая женщина пошила мне брезентовую кобуру. Страшненькая, конечно, но функции выполняет. В смысле кобура.
— Из под Зимнего дворца? Дело обстоит ещё хуже, чем я думал, — без дальнейших пояснений прокомментировал он.
— Да ладно тебе, в рюкзаке лежит итальянский полуавтомат Benelli M4 Super 90.
— Ого! Это который у морпехов США?
— Ага, индекс М1014.
— Даже и не знаю, есть ли хоть один такой ствол в Замке… Так ты на Шпрее ещё и охотился?
— Уточки, там замечательное озерцо совсем рядом. И лодочка вёсельная.
— Солидно. Приятель твой, похоже, не бедствует. Изба, веранда… Утки-то много взял?
— Меньше десяти, — по обычаю я ответил расплывчато.
Рулевой на время замолчал, сосредоточившись на управлении.
Летали над водой чайки, высматривая в течении косяки мелочи, деловито рокотал двигатель, а из камбуза потянуло таким восхитительным запахом, что я еле сдерживался от соблазна оставить Павла в одиночестве и отправиться в гости к механику. Камбуз расположен в центре корпуса между машинным отделением и средним трюмом. Эх, помню, любимое место было… Там установлен водогрейный плита-котёл и мойка со сливом за борт.
— В Замок-то тебе зачем? Или не секрет?
— Не имею ни малейшего представления, дружище, наверное, есть какое-то дело, — пожал я плечами.
— Ничего себе! Его сам Сотников вызывает, в диспетчерской все девчата взбудоражены, срочно сняли с задачи флагман флота, а он ничего не знает! Нет, братка, в жизни так не бывает.
— Как видишь, бывает, — вздохнул я.
— А ты Сотникова видел?
— Всего один раз, на групповом собеседовании после прибытия.
— Где выбросило?
— На нашем берегу очнулся, неподалёку от Дровянки. Можно сказать, что повезло, подобрали быстро.
— Эт да… Не, мне, конечно, в государеву муть лезть по погонам не дозволено, но… Дай угадаю, ты видный учёный? Нет? Крутой засекреченный спец? Что-то, связанное с оборонкой?
— Если скажу, мне придётся тебя…
— Убить? — с нервным смешком продолжил фразу рулевой, машинально передернув плечами, словно от пробежавшего по спине холодка.
— Зачем сразу убить? Не сразу. Буду как-то убеждать, что правду говорю, — неопределенно ответил я. — Короче, не угадаешь.
— Вот чёрт, настоящий детектив! Но в любом случае, Макс, ты точно важный хлыщ, если тебя положено экстренно доставлять силами ВМФ. Одного горючего сколько сожгли для прохода по Шпрее…
— Да не, я обычно по земле перемещаюсь. Много и долго.
— Не по земле, а по суше, — автоматически поправил моряк.
— Слушай, а что там на камбузе стряпается, запах сумасшедший, а я не ел ничего.
Он оглянулся и втянул воздух.
— А… Это Корнеев свои знаменитые пирожки печёт. С диким луком и яйцами, да с лесной ягодой.
— А как бы…
— Не волнуйся, скоро сам притащит.
Так оно и вышло, минут через десять дверь в рубку открылась, и Корнеев торжественно внёс небольшой тазик, после чего уселся на откидной стульчик и принялся наблюдать, как исчезают его вкуснейшие пирожки.
— Говорит, что причину вызова не знает, — проглотив половину пирожка, кивнул на меня Паша, и тут же начал вытягивать двумя пальцами очередной горячущий пирожок, на этот раз с ягодой. — И кто по жизни, тоже не говорит, секретный человек. Гадаю теперь.
— Да чего тут гадать, водила он, — спокойно объявил строгий механик, неожиданно для меня улыбнувшись. — Водитель рейсового автобуса, я его полгода назад в Берлине на центральной площади заприметил. Потом ещё раз.
— Точно? — Павел повернул ко мне изумленные глаза.
Я кивнул.
— Говорил же, что не угадаешь.
Разговор продолжился.
— Значит, из Берлина в Замок мотаешься?
На этот раз я покачал головой отрицательно.
— Нет, Паша, международка. Международные пассажирские перевозки, заграница.
— Ни-че-го себе! — судя по выражению лица рулевого, это ремесло он сразу поставил гораздо выше знаменитого ядерного физика, лирика и засекреченного оружейника. — Я и не знал, что такие есть!
— А ты ничего не знаешь, потому как не интересуешься, — проворчал Корнеев. — И не мечи так кулинарию, оставь пироги важному пассажиру. Опять ведь из гальюна не вылезешь, стервец! — и бросил в мою сторону: — Вечно он обожрётся до треска в пузе, а потом стонет. На какие города рейсы выполняете, уважаемый? — это уже ко мне.
— На всякие… До недавнего времени гонял через Нью-Дели на Шанхай, а сейчас выполняю рейсы через Аддис-Абебу на Базель и Бёрн. Швейцария.
— Ух, ты! — опять возбудился Паша. — Макс, а ты в Санта-Барбаре бывал? Говорят, что местные девки особым способом…
— Так Санта ближе Дели на трассе стоит! — перебил я его с удивлением. — Бывал, конечно, мимо не проедешь.
— А как в…
— Да подожди ты, балабол! — рявкнул на него Корнеев. — Слова не дашь вставить. Пашка, вперёд смотри, а то в мель уткнёшься! Кэп вернётся — шкуру с тебя спустит. Девки ему… Человек сам расскажет, в каких городах-странах бывал, и с какими девками философию обсуждал, если захочет.