— Моя семья должна быть в курсе, что я жив. Я готов не выходить «в люди» и работать вдали от института, но в неизвестности томить своих не желаю!
— Похороны уже были проведены? — вдруг спросил Иосиф Виссарионович Берию.
— Да. Буквально за день до звонка.
— Тогда я считаю, что желание товарища Огнева необходимо исполнить.
Во мне разлилось ликование.
— Сергей, — обратился ко мне Сталин, — в разговоре с женой предупреди ее, чтобы она молчала о тебе и все и дальше должны считать тебя мертвым. Пока что.
— Как долго? — нахмурился я. — Эдак всю жизнь можно прожить вдали от близких. А я никакого преступления не совершал, чтобы так жестоко меня наказывать. И в разведчики не подавался.
— Я понимаю, — кивнул Иосиф Виссарионович. — Вот чтобы ты не переживал по срокам — будешь работать с товарищем Берией над способами лишить врага желания и дальше убивать безнаказанно наших граждан.
— Но… — попытался что-то сказать Лаврентий Павлович.
— Это не обсуждается, — отрезал Сталин.
— По срокам, — начал я, когда Иосиф Виссарионович замолчал и выдержал паузу, — как долго нам работать над этими способами? Я смогу вернуться к семье до того, как мы закончим с работой? Может, определенную дату поставить — к какому числу нам хотя бы основу для дальнейшего совершенствования методики противодействия подготовить?
— Мне сказали, что твоя рука будет заживать около трех месяцев, — сказал товарищ Сталин. — Этого времени вам хватит?
— Нет.
— Да, — ответили мы с Берией одновременно.
— Хватит, — добавил я, сверля Лаврентия Павловича взглядом. — Для того, чтобы создать основу. Какие меры нужно предпринимать, какие средства для этого понадобятся. Какие специалисты. Все это можно будет проработать. Дальше останется только воплощение плана в жизнь и его совершенствование.
— Значит, на этом и остановимся, — кивнул удовлетворенно Иосиф Виссарионович. — С семьей сможете связаться завтра. Вижу, Сергей, тебе тяжело сидеть. Не буду тебя больше задерживать. Или у тебя остались еще вопросы?
— Мне медсестра в больнице помогла связаться с супругой. Я надеюсь, товарищ Берия или кто-то иной не будет за это ее наказывать. Ведь формально она ничего не нарушала, — решил я подстраховать Дарью.
Сталин подтвердил, что я могу не переживать по этому поводу, после чего я все же отправился обратно в больницу.
— Вы уверены, что это хорошая идея? — спросил Лаврентий Сталина, когда машина с Огневым покинула территорию усадьбы.
— Сергей показал, что умеет замечать закономерности и делать неожиданные выводы. Его идеи тоже отличаются от стандартных. Ты, Лаврентий, так и не предложил мер по тому, как сбить желание у наших врагов охотится на наших граждан.
— Но я же делал доклад…
— Я помню. И ничего кардинально нового там нет. Все это ты УЖЕ обязан делать, просто теперь в большем объеме. Однако эти меры не помогают. Поэтому послушай, что предложит парень. Для него сейчас эта работа — самая важная из текущих. И выкладываться он будет на максимум своих возможностей.
У Сталина были и другие мотивы поступить таким образом, о которых он не сказал Берии. Например, Иосиф поддержал мужчину с его желанием скрыть парня от общества не потому, что его убедили аргументы Лаврентия. Просто Огнев стал постепенно выходить из орбиты влияния генерального секретаря. Пока что это едва заметно. Ну что он сделал? Лишь пошел в президиум со своими правками в законы. Но факт, что он не поставил об этом в известность его, Сталина, — это уже звоночек. Прибавить к этому, что парнем сильно заинтересовались товарищи в политбюро. Особенно Серго. Как Орджоникидзе уговаривал всех, чтобы следующий доклад был по его ведомству! Еле удалось сменить вектор внимания членов политбюро на армию и подчиненных Ворошилова.
Тут тоже Сталин преследовал сразу несколько целей. Проверить, что твориться в армии, лишь одна и не самая главная. Вот «встряхнуть» эту структуру — другое дело. Напомнить старому товарищу, что забываться не стоит и надо уметь вовремя остановиться, когда делаешь нападки в сторону личных протеже Сталина. Да и просто понять, как развивать эту махину, необходимо. А Огнев уже доказал, что умеет делать далеко идущие выводы, на основе которых получаются очень впечатляющие результаты. Вон, даже враги это оценили.
Но если вернуться к парню — Сталину нужно было «вернуть его в стойло», однако так, чтобы у Сергея не возникло даже тени неприятия к своему покровителю. И неожиданное предложение Лаврентия оказалось «в тему». Повторять своих ошибок, как получилось со старшим сыном Яковым, до сих пор живущим у родни жены в Ленинграде и ни в какую не желающего возвращаться под отцовское крыло, Иосиф не желал.
Что касается самого Лаврентия… поначалу Сталин еще опасался, что тот будет благодарен парню за «освободившийся пост». Что вызывало откровенную опаску. Не любил Иосиф, когда подчиненные сильно дружат. Эдак они и против него самого могут дружбу завести. Но потом неосторожные действия Лаврентия в отношении жены Сергея убрали это опасение. Однако сейчас их конфликт стал сильнее, что может в дальнейшем негативно сказаться на работе обоих. Надо, чтобы они учились работать, невзирая на личную неприязнь. Когда это необходимо конечно. А то — оба еще молодые, горячие. Лаврентий же с таким стремительным взлетом и в такой специфической структуре похоже начинает забывать, что не все вокруг должны его бояться или относиться уважительно. И тем более не все должны полностью следовать его рекомендациям. Да и внешний вид Сергея сыграл с Берией похоже злую шутку. Зря он парня не воспринял всерьез.
«Или наоборот? — вдруг проскочила мысль у Сталина, — Лаврентий очень серьезно относится к Огневу и потому спешит его убрать или взять под контроль пораньше, пока это возможно? Стоит обдумать это…»
Тут на веранду забежала девочка лет пяти, за которой запыхавшись бежала женщина.
— Света, стой! — крикнула она девчонке вдогонку, но нагнать сумела лишь уже на веранде, когда та с усердием забиралась на колени Сталина. — Извините, Иосиф Виссарионович, не догнала я ее.
— Ничего, — усмехнулся мужчина в усы, — мы уже закончили, Александра Андреевна. Что ты хотела мне сказать, доча? — обратился он к девочке.
— Стих!
Лаврентий молча уткнулся в кружку с чаем. В принципе все уже было обсуждено, но покидать общество генерального секретаря пока тот не разрешит, не имея срочных дел, не стоило. Вдруг все же они еще о чем-то поговорят?
По возвращению в больницу меня попыталась тут же закидать вопросами Дарья. И к моему удивлению от нее почти не отставал Королев, даже выйдя из своей меланхолии.
— Дайте мне хоть слово сказать, — остановил я их.
И лишь дождавшись тишины, ответил.
— Разговаривал с товарищем Сталиным. Звонок родным разрешили, но пока не выработаем меры противодействия попыткам покушений — остаемся «в подполье». Этим буду заниматься вместе с товарищем Берией. Доклад окончил.
— Вы говорили с товарищем Сталиным? А где? В Кремле? А какой он? Очень строгий? А…
Дарья тут же начала бомбардировать меня вопросами, будто до этого и не знала о моем знакомстве с генеральным секретарем. Или и правда это прошло мимо нее? Сергей Палыч же при словах о звонке родным просветлел лицом, но потом нахмурился, когда узнал, что «воскрешать» нас пока не будут. Видно все же надеялся, что мне удастся убедить Иосифа Виссарионовича отменить прошлое решение. Но чуда не произошло. Однако главного на мой взгляд я добился — и родных успокою и хоть какая-то определенность появилась. Осталось лишь дождаться разговора с Людой и как-то объяснить ей, почему стоит и дальше держать на лице скорбь и траур. Но все равно я рад. Соскучился по ней.
Глава 4
Середина августа 1932 года
— Сережа? — сначала с недоверием переспросила Люда в трубку телефона и уже гораздо более радостно, когда до нее дошло, что это не сон, воскликнула, — Сережа! Наконец-то! Что с тобой случилось?
— …
— Как к тебе приехать? Где ты лежишь?
— …
— Что значит «нельзя»⁈ — возмутилась девушка.
На ее восклицания и эмоциональный разговор вышла Настя с Лешей на руках и с любопытством принялась «греть уши».
— …
На этот раз слушала ответ Люда долго. И с каждым мгновением ее лицо все больше хмурилось. А под конец и вовсе на глаза навернулись слезы.
— Как же так… Ты же обещал…
— …
— Хорошо. Я поняла, — шмыгнула носом Люда и тут заметила любопытную моську младшей сестры мужа. — Обязательно со всеми поговорю и предупрежу. Но ты там выздоравливай побыстрее. Я жду тебя. Леша тоже скучает.
Еще немного поговорив, она положила трубку и строго посмотрела на Настю.
— О моем разговоре с твоим братом, кроме родителей никому ни слова, поняла?
— А почему? — непосредственно пискнула девчонка.
— Так надо. Тебе потом твоя мама объяснит. И вообще, ты уже поела что ли? А посуду за собой помыла?
Настя понурила голову и, отдав племянника Люде, поплелась на кухню. Девушка же с горечью подумала, что в ближайшее время так и не сможет увидеть мужа. Вот как сердце ее чуяло! Ну главное — он жив. А с остальным уж как-нибудь они разберутся.
После общения с женой на душе стало легче. И сразу голова заработала в направлении, как предотвратить подобные происшествия в будущем. Когда «жопа в огне» человек резко начинает умнеть и выдает самые разнообразные идеи.
Лаврентий Павлович сам ко мне не пришел, а для работы над заданием товарища Сталина отправил уже знакомого мне Грищука. Вот Павлу Петровичу я и высказал свою идею:
— Тут принцип психологии, — объяснял я ему, — если у врага будет чувство безнаказанности, он будет действовать с каждым разом все наглее и наглее. Как бандит в подворотне. Но если ему сразу дать в зубы, в следующий раз он тысячу раз подумает — а стоит ли наглеть? А может, есть иные способы достичь цели? Не такие радикальные? Для этого нам нужно достичь двух целей: точно установить, с чьей подачи произошла диверсия, и второе — дать симметричный ответ. Но не просто дать его, а так, чтобы все знали — «за что им прилетело» и «что при повторении от наказания враг не уйдет».