Эллисон закрыла глаза. Да, она ощущала это, ведь десять лет изучала биологию. Чувствовала сильные бедра, которые прижимались к ее мягкому животу, силу его желания и возбуждения. Она не могла этого не чувствовать.
Но у нее еще оставались крупицы гордости.
– Чувствовала что? – хрипло спросила она.
– Удивительное щекотание, которое начинается где-то здесь. – Его указательный палец дотронулся до ее живота. – И распространяется потом сюда. – Палец двинулся к груди и описал круг вокруг одного из сосков. – Затем это подкатывает к шее. – Он мягко коснулся ямки на шее. – А потом это плывет, плывет, плывет, – палец скользнул вниз, к пупку, опустился еще ниже, – и взрывается где-то здесь, – шепотом закончил он, накрывая ладонью выпуклый треугольник между бедер.
Эллисон застонала и уткнулась лбом ему в грудь.
– Пожалуйста, не надо. – Она почувствовала, что эхо этого мягкого взрыва распространяется по всему телу.
Он сжал ладонями ее лицо и приподнял его.
– Я содрогаюсь при мысли о том, что предаю своего лучшего друга. И прихожу в отчаяние оттого, что причиняю боль Дэвису. Поэтому вы должны знать, насколько потрясли меня, если сейчас я рискую нарушить многолетнюю дружбу.
– Вам не следует этого делать.
– Да, совесть подсказывает, что мне не следует этого делать.
– Но вы ей не внемлете.
– Я не в силах услышать ее из-за того, что слишком громко бьется мое сердце.
– Это невозможно.
– Разве? А давайте выясним.
Она почувствовала ласковое прикосновение его пальцев на своих губах. Затем ощутила теплое и влажное дыхание. Когда их губы соприкоснулись, острое наслаждение пронзило ее.
Ощущение было настолько новым и сильным, что она испуганно прошептала:
– Спенсер!
– Да, да, – шепотом ответил он, обнимая и прижимая ее к себе.
Одна его рука легла ей на талию, вторая – на плечи. Он обнял Эллисон крепко, по-хозяйски. Губы и язык скользили по ее сомкнутым губам.
Под бархатистыми прикосновениями ее губы разжались. Это было приглашение, которого он ждал. Его язык нырнул в сладостную глубину ее рта и стал жадно и беспокойно блуждать, пока не удостоверился, что она признала за ним право там находиться.
Бедняжка Энн, подумала Эллисон. Ей суждено прожить жизнь, довольствуясь пресными, скучными поцелуями Дэвиса, и не испытать того, что испытывает она сейчас. Поцелуи Дэвиса были приятными, но в них не было неистовства, не было страсти и ярости. Поцелуи Спенсера были безудержными.
Он поднял ей рубашку и с силой притянул к себе. Его ладонь, соскользнув с талии, легла на ягодицы. Рука Спенсера уютно расположилась между бедрами и теплой подушечкой, и он удовлетворенно заворчал.
Другая его рука отыскала грудь Эллисон под рубашкой и стала легонько ее ласкать. Большим пальцем Спенсер начал массировать сосок, отчего тот превратился в твердый камешек.
– Энн, я знал, что у нас так все будет, – шепотом проговорил Спенсер.
Имя сестры прозвучало как пощечина, и Эллисон пришла в себя. Она высвободилась из его дерзких, хотя и деликатных объятий. Удивленный, он позволил ей это сделать. Эллисон отодвинулась от Спенсеpa. Стоя посреди гостиной Энн, она зажмурилась, пытаясь собраться с мыслями.
Открыв наконец глаза, Эллисон увидела, как Спенсер пристально наблюдает за ней. Он оставил ее в покое, дав время разобраться в своих чувствах.
– Вы должны уйти, Спенсер. Немедленно. И забудьте… этот поцелуй.
– Если вы просите, я уйду, но поцелуй не забуду.
– Вы должны! – выкрикнула она. Спенсер думал, что перед ним невеста его друга. Сегодня она была Энн, но завтра снова превратится в безвкусно одетую Эллисон, и он больше никогда не посмотрит на нее. И главное – то, что сейчас происходит между ними, способно разрушить отношения Энн и Дэвиса.
– Я не могу это забыть, – твердо заявил он. – У меня не было намерений идти в ресторан и влюбляться в вас, но так уж случилось. Когда я расстался с вами, то подумал: может быть, вы стали такой желанной потому, что там горели свечи… Или из ревности – ведь Дэвис испытывает к вам такие чувства.
Он шагнул к ней, но когда протянул руку, Эллисон отскочила. Однако на лице Спенсера можно было прочесть решительность и непреклонность.
– Так или иначе, я поцеловал вас. И это свело меня с ума. Неужели вы и в самом деле полагаете, что я могу все забыть?
– Вы хотите сказать, что всегда добиваетесь того, чего желаете?
– Да.
– Невзирая ни на какие последствия?
Он поджал губы, пытаясь справиться со своими чувствами.
– Как бы вам ни казалось, но я человек чести. Я хочу вас, Энн. И судя по всему, вы хотите меня. Но мы должны помнить, что есть Дэвис. И так или иначе придется что-то решать.
После этих слов Эллисон почувствовала, как ее охватила паника. Побелевшими пальцами она сжала воротник рубашки.
– Что вы имеете в виду?
– Предоставьте это мне. – Он сделал к ней три решительных шага и крепко поцеловал.
– Нет, Спенсер, выслушайте меня. Вы не должны…
Он снова поцеловал ее. Затем, пока она еще не пришла в себя и не восстановила дыхание, вышел из комнаты.
Эллисон несколько секунд тупо смотрела на закрывшуюся дверь. Прикрыв дрожащей рукой рот, она прошептала:
– Господи! Что же я наделала?!
Глава 3
На следующий день ровно в час Эллисон была в клинике, куда приехала справиться о состоянии здоровья Энн.
– Она в реанимации, – ответила сестра, – но вы можете к ней пройти.
Эллисон двинулась по коридору, стены которого были украшены изящными литографиями с подсветкой, между ними стояли кадки с роскошными тропическими растениями. Прежде чем выразить сочувствие находящимся в палатах больным, посетителям предоставлялась возможность полюбоваться этим безмятежным антуражем и едва ли не позавидовать пациентам.
Проведя бессонную ночь, Эллисон в восемь утра позвонила в клинику, и ей сказали, что мисс Леман сейчас повезли в хирургию, где ей сделают анестезию.
В реанимации находились две пациентки. Около каждой дежурила медсестра. Кровать Энн стояла возле двери. Глаза сестры закрыты, однако никаких медицинских аппаратов рядом с ней не было. Она спала, вытянув руки по швам. Под больничным халатом Эллисон разглядела бинты. Она поморщилась.
– Энни! – негромко позвала Эллисон, касаясь руки сестры. – Энни!
Веки Энн шевельнулись, она открыла глаза и через какое-то время узнала Эллисон.
– Привет! – Было такое впечатление, что она, словно горошины, покатала это слово во рту, прежде чем произнести его.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично… Очень хочется спать. – Энн пошевелила плечами и поморщилась. – Я бы чувствовала себя паршиво, если бы не мысль о том, как эффектно буду выглядеть в бикини.
Эллисон улыбнулась, но улыбка получилась натянутой. Несмотря на свое возбужденно-эйфорическое состояние, Энн заметила это и произнесла:
– Не надо беспокоиться. Я чувствую себя отлично, честное слово. Доктор сказал, – тут ее глаза подернулись поволокой, однако усилием воли она снова открыла их, – сказал, что все будет чудесно.
– Хорошо. Я рада… А когда они переведут тебя в палату?
– Скоро, наверное. – Энн снова закрыла глаза.
Эллисон почувствовала себя беспомощной. Она провела ночь в тягостных раздумьях, ища способ, как бы поправить дело. И решила, что прежде всего надо обо всем рассказать Энн. Но Энн была не в состоянии слушать.
– Энни, – сделала еще одну попытку Эллисон, теребя руку сестры. Когда та открыла зеленые глаза, Эллисон предложила:
– Давай я позвоню Дэвису. Он с ума сойдет, если узнает, что ты решилась на хирургическую операцию, не поставив его в известность. Дэвис приедет и будет держать тебя за руку… Он, а не я. Дэвис очень огорчится, когда откроется, что ты сделала это втайне от него.
– Нет, Эллисон, нет, – прохрипела Энн. – Пока что нет.
– Но он должен знать.
– Дэвис узнает… Но я не хочу, чтобы он видел меня, пока не снимут бинты и я не стану красивой.
– Не имеет значения, как ты выглядишь. Он любит тебя.
– Пожалуйста, Эллисон, не надо. – Энни снова закрыла глаза, и Эллисон показалось, что сестра заснула. Спит или делает вид? В детстве Энн нередко избегала многих неприятностей, прикинувшись спящей.
– Я позвоню тебе попозже, – сказала Эллисон, отпустила безжизненную руку сестры и вышла из палаты.
Она невольно рассердилась на Энн. Именно Энн заварила всю эту кашу, а теперь отсыпается. А вот Эллисон надо искать выход из создавшегося положения.
– В конце концов я не виновата, если ее брак с Дэвисом расстроится, – в сердцах проговорила она, открывая тяжелую больничную дверь и выходя на яркое солнце, Тем не менее Эллисон знала, что вина ляжет на нее. Если свадьба не состоится, будут ругать ее, в том числе и она сама.
Идя в лабораторию, Эллисон пыталась найти оправдание себе, однако все ее аргументы казались неубедительными. Она танцевала с мужчиной. Она впустила его в дом Энн. Она позволила ему такие вольности, которые следовало бы пресечь одним гневным взглядом. Она позволила ему целовать ее.
И даже ответила на поцелуй. Самоуверенный повеса затеял игру с Энн, а ведь он никогда ее не видел. Вознамерился разрушить добрые отношения, создать треугольник, в котором фактически никто из троих не был причастен к тому, что происходит. Она была ответственна за этот кавардак и в то же время бессильна что-либо сделать, если не хочет выглядеть старой девой.
"Возможно, я сама напрашиваюсь на неприятности, – подумала Эллисон, входя в здание, где помещалась ее лаборатория. – В моей власти никогда больше не встречаться со Спенсером Рафтом. Он относится к числу тех, кто способен урвать поцелуй у невесты своего лучшего друга, а затем смотать удочки. Дэвис говорит, что он долго не сидит на одном месте. Возможно, уже сейчас держит курс к тому месту, где пришвартовалась его яхта, чтобы отправиться на поиски новых приключений».
Эллисон нахмурилась, вспомнив его решительный настрой вчера вечером, когда он уходил. Спенсер не похож на человека, из которого фортуна может вить веревки. Он не из тех, кто полагается на волю случая. Спенсер – хозяин своей судьбы. И если способен поцеловать невесту друга, то что еще он может совершить?