«Не реви, не реви», — раз за разом твердил я себе.
Бам-бам-бам-бам!
От громких звуков я проснулся и подскочил.
— А-а?!
Рядом стоял ухмыляющийся Куматэцу. В одной руке он держал сковороду, в другой — деревянный молоток.
— Жрать пора!
Пришло утро, небо окрасилось в чистый голубой цвет. Куматэцу снова поднял молоток и застучал по сковороде.
Бам-бам-бам-бам!
— П-перестань! — я зажал уши.
Прошлой ночью сон сморил меня в курятнике у лестницы, ведущей к дому. По словам Куматэцу, он уже подумал, что я сбежал, а потом нашёл меня в окружении кур. Я и сам задавался вопросом, почему до сих пор не унёс отсюда ноги.
Куматэцу навалил мне в миску целую гору риса и разбил на него несколько яиц.
— Всё злишься, что ли? Да ладно тебе, я ж просто дурачился! Взбодрись и ешь.
Тико сидел на моём плече и глодал сосновую шишку. Во всём доме я один молча смотрел на еду, не притрагиваясь к ней.
— Яйца только что снесённые, и есть их надо сырыми.
Передо мной лежали свежие яйца, ещё тёплые после несушек. Наверное, именно это тепло я и чувствовал, когда спал в курятнике.
Но я не мог себя пересилить.
— Ты что, не голоден? — недоверчиво спросил Куматэцу.
— Голоден! — выпалил я, потому что живот мой и правда пустовал.
— Тогда ешь!
— Не могу сырые!
— А?
— Как их есть, такие вонючие?
Я обожаю яйца, но сырые не переношу. Не понимаю тех, кто с аппетитом их уплетает.
— Как-как… Как обычно! Гляди!
Медведь палочками перемешал яйца с рисом и разом опрокинул в себя целую миску, после чего с набитым ртом поинтересовался:
— Ну, как тебе?
Я отвернулся, чтобы не смотреть на этот балаган.
— Дурак ты!
— Чего сказал?!
Вместе со словами из его рта во все стороны полетели крошки, некоторые угодили прямо в меня.
— Фу, мерзость!
— Ученику нельзя привередничать!
— Я тебе не ученик!
— Заткнись и ешь!
— Не хочу!
— Если так и будешь отказываться… — Куматэцу угрожающе наклонился ко мне.
— То что? — я тоже наклонился.
— Я сам их в тебя затолкаю!
Глупый медведь вытащил из корзинки яйцо и швырнул в меня, но я ожидал чего-то подобного и успел отскочить. Обезумевший монстр начал гоняться за мной вокруг стола.
Скоро у нашего представления появились зрители: в окно заглянули Хякусюбо и Татара:
— Прекрати, Куматэцу. Не надо так грубо.
— Слышал его, Куматэцу? Хорош эту мелюзгу гонять, врежь — и дело с концом.
Куматэцу не слушал ни одного, ни второго. Он настолько увлёкся погоней, что я улучил момент и выбежал наружу. Там я протиснулся между Хякусюбо и Татарой, тоже заглянул в окно и бросил оголтелому зверю, до сих пор нарезающему круги вокруг стола:
— Я тебя ненавижу!
Тут он наконец опомнился и кинулся за мной с налитыми кровью глазами:
— А ну, стой, Кюта!
Я выскочил через ворота дома и мигом сбежал по лестнице.
«Какой я тебе Кюта? Какой я тебе ученик?»
Сзади понемногу затихали вопли:
— Кюта! Стой же, балбес!
Битва за наследие
С рассветом Дзютэн изменился до неузнаваемости. Пока я бежал с холма, мне встретилось множество спешащих на работу монстров. Уличный торговец, нагруженный всякой всячиной; направляющийся на рынок продавец корзин с товаром на длинных бамбуковых палках; верхолаз, собирающий строительные леса для ремонта дома. Монстры усердно трудились, и моё мнение о них изменилось. Они вовсе не те страшилища из детских сказок, что буянят и развлекаются каждую ночь. Правда, глупый медведь резко выделялся на их фоне. Почему он шатается где попало, да ещё и с мечом? Он что, якудза?!
Я натянул футболку на голову, чтобы не привлекать излишнего внимания, и отправился на поиски того самого особняка с большим двором. Мне казалось, что возле него обязательно отыщется дорога, которая приведёт меня обратно в Сибую. Проспект с висящими над головой полотнищами я отыскал без труда. При свете дня стало видно, что каждое полотно состоит из множества разномастных кусков. Развешивали их весьма хитрым образом, и вместе они смотрелись иначе, нежели по отдельности. Мне даже показалось, будто это часть какого-то сложного научного эксперимента.
Ощущение, что проспект чем-то похож на Центральную улицу, возникло у меня ещё вчера. И теперь я понял, чем именно: переулки располагались точно так же! Вот только если на Центральной улице повсюду были магазины, то здесь в глубине переулков скрывались двери в мастерские ремесленников. В одной работали сразу несколько монстров: ткач за ритмично постукивающим станком, красильщик, вымачивающий в горшках нить-сырец, и трафаретчик — он наносил краску на полотно с помощью шёлковой сетки. Все они так или иначе занимались тканью. Заметил я и продавца небелёного полотна, куда-то спешащего с несколькими рулонами. А ведь вчера на том дворе торговали в основном шерстью!
Мне удалось заглянуть ещё в одну мастерскую, на этот раз кузнечную. Там несколько кузнецов высекали искры из раскалённой докрасна стали. Их коллеги придавали кованым полоскам изогнутую форму и тщательно следили за тем, что выходит из-под их рук. Длинные, тонкие заготовки могли стать, наверное, только клинками. Я понял, что это мастерская, где куют мечи, и сразу вспомнил, что вооружённые монстры встречаются здесь на каждом шагу. Глупый медведь тоже был из их числа. Видимо, без меча здесь никуда.
Я продолжал петлять и бродить по переулкам, но никак не мог найти особняк с большим двором. Быть может, он скрывался за закрытыми воротами? Или тот рынок работал только ночью? Выяснить это я никак не мог и, сдавшись в конце концов, зашагал в сторону площади.
Сейчас её было не узнать: при свете дня здесь царила здоровая рабочая атмосфера. Тут торговали овощами и свежей рыбой, предлагали отведать супа с лапшой, риса со всевозможными добавками, пиццу и многое другое. Похоже, те волки, что собирались «засушить и настрогать» непрошеного гостя, просто хотели напугать меня. В продаже всё так же встречались варёные цыплята и сушёные тушки лосося, но днём они вызывали аппетит, а не ужас. В моём животе протяжно заурчало.
Перед одним из заведений я увидел двоих детей и удивился этому до глубины души. Но стоило мне подумать, откуда здесь вообще дети, как всё встало на свои места. В мире монстров, конечно, живут и взрослые, и дети, и у детей есть родители… На вид мальчишки были моими ровесниками, лица мало чем отличались от человеческих, и назвать их монстрами язык не поворачивался. Я притаился за ларьком продавца тыкв и стал оттуда наблюдать.
Один из ребят, похожий на толстенького поросёнка, как раз забирал у продавца только что купленное фруктовое парфе. Украшенное крупными кусочками фруктов лакомство выглядело очень аппетитно.
— Ты будешь, брат?
Второй ребёнок, заметно тоньше первого, покачал головой. Бледный и спокойный, с приятным лицом, он казался полной противоположностью брата.
— Ясно. Тогда я сам съем, — младший ухватился толстыми пальцами за кусочек фрукта. — Первым делом мандарин…
Мандарин… Я сглотнул от одной только мысли.
— А-ам.
А-ам… Мой рот тоже невольно приоткрылся, ведь последние несколько дней я ничего толком не ел, а сегодня из принципа не стал завтракать.
Вдруг толстый мальчик остановился:
— Нет, передумал.
Я опомнился и вновь спрятался за ларьком.
Младший брат положил дольку обратно:
— Начну всё-таки с вишенки! А-ам.
А-ам… И снова мой рот открылся. На землю закапала слюна, ведь последние несколько дней я ничего толком не ел, а сегодня из принципа не…
— Смотри, Дзиромару, отец идёт, — встрепенулся старший брат, и младший опять застыл.
— Папа!
Я опомнился и вновь спрятался за ларьком.
К детям подошёл похожий на кабана монстр, присел на корточки и обнял обоих за плечи. Выглядел он весьма внушительно: с пояса свисал меч, а по обе стороны от вытянутого пятака виднелись крупные клыки. И волосы, и усы с бородой были золотистыми, как львиная грива. Он казался настоящим богатырём, но на детей смотрел с мягкой улыбкой.
— Ну что, Итирохико, Дзиромару, выкладываетесь на тренировках?
— Да-а! — дружно ответили братья.
Затем старший, Итирохико, наклонился к кабану:
— Отец, я хочу тренироваться с тобой.
— Конечно, уже очень скоро… — с этими словами монстр обернулся через плечо.
Позади него стояла целая шеренга буйволов, носорогов и прочих крепких монстров в одинаковой форме. На спине каждого красовалась эмблема в виде скрещённых кабаньих клыков. Кабан — судя по всему, глава отряда — снова повернулся к сыновьям:
— Я обязательно найду время, подожди ещё немного.
— Э-э, опять? — недовольно протянул Дзиромару.
А вот старший заставил себя улыбнуться:
— Хорошо, отец.
— Прости, — кивнул напоследок кабан и поднялся, а в следующую секунду заметил кого-то посреди площади. — Куматэцу!
Куматэцу?! Я испуганно огляделся. Похоже, он явился сюда, чтобы отыскать меня.
— Привет, Иодзэн.
Кабан по имени Иодзэн направился прямо к Куматэцу:
— До меня дошли слухи, что ты наконец-то взял ученика.
— Да, но он куда-то подевался. Ты случайно не видел? Ребёнок, вот такого роста, маленький.
— Ребёнок? А я думал, ты сам ещё ребёнок, — Иодзэн картинно изумился.
— Цыц! Помолчи лучше!
По манере разговора сразу было понятно: эти двое — старые товарищи.
— Как отец двух детей говорю: тебе бы я ребёнка не доверил!
— Болтай что хочешь, только вот я от своих слов не отступлюсь — такой уж у меня характер! Звать его Кюта. Человеческие детишки очень юркие, скажу я тебе.
Слова Куматэцу вырвали Иодзэна из состояния безмятежности, он шумно вдохнул:
— Человеческие? Так твой ученик — человеческий ребёнок?!
И тогда…
— Учитель!
Я так засмотрелся, что меня заметил один из буйволов Иодзэна и крепко схватил за волосы.
— Ай! Отпусти!